Когда стемнело, я убедился, что наш батальон прочно закрепился на освобожденной части села. Оставшись без связи, я поспешил к себе на наблюдательный пункт, чтобы с него немедленно связаться с командиром 1071-го стрелкового полка Зинченко. От него я узнал, что он был в батальоне и насилу привел комбата в чувство. Он поднял его на ноги и, поставив к стенке сарая, перед небольшой группой бойцов объявил, что за потерю управления батальоном, будучи в состоянии полного опьянения, приговаривает его к расстрелу. Тут же на глазах у подчиненных он привел свой приговор в исполнение: собственноручно расстрелял комбата из пистолета.
Меня возмутил поступок Зинченко. Никто никому не давал права заниматься самосудом. Я строго предупредил его, что впредь за малейшее самоуправство он будет отдан под суд. Командир должен быть строг, но действовать он обязан в рамках уставов. Я резко отрицательно всегда относился к подобным вещам и никогда, даже в самые кризисные моменты боя, не поднимал руку на провинившихся подчиненных, какой бы ни была их вина. Уставы дают большие права командиру, только надо умеючи ими пользоваться.
Я тогда не снял Зинченко с должности и не отдал его под суд только потому, что всякие перемены в командовании полка в то время, когда шли тяжелейшие бои, нанесли бы вред полку, а следовательно, увеличились бы людские потери.
Через пару дней ко мне на НП прибыли помощник прокурора фронта тов. Орлов и следователь, чтобы на месте изучить случай с расстрелом комбата. Подполковник Орлов в 1942 году был прокурором 140-й отдельной стрелковой бригады, которой я тогда командовал. Мы хорошо знали и уважали друг друга.
Я рассказал Орлову все как было и просил его не проводить следственные действия в данное время в связи с тяжелыми боями, так как это не будет способствовать укреплению дисциплины у офицерского состава. Я пообещал, что в более подходящее время мы с начальником политотдела дивизии Хирным проведем соответствующую работу с командирами, а Зинченко после боев будет строго наказан.
После нашей беседы Орлов отправился на КП дивизии. Не знаю, с кем он разговаривал там, только пробыл он очень недолго и быстро уехал к себе в прокуратуру штаба фронта. Как на месте развивались события, я не знаю, но ни меня, ни Зинченко никто не тревожил. Как видно, все обошлось.
К исходу 7 февраля части дивизии, ведя чрезвычайно напряженные бои, освободили северную окраину деревни Ушно и перерезали дорогу Ушно — Усть-Хотыня, освободили Закибье и овладели окраинами Ускибье и Высоково. За один последний день боя противник потерял только убитыми 200 человек, несколько танков и самоходное орудие. Несколько десятков немцев было захвачено в плен. Наши части в этих боях тоже понесли немалые потери.
С утра 8 февраля противник, подтянув резервы и поддерживаемый мощным огнем артиллерии и реактивных установок «ишак», предпринял ряд ожесточенных атак, в которых участвовало до полка пехоты с танками и самоходками. Немецкая авиация наносила по войскам дивизии неоднократные бомбовые удары группами до 30 бомбардировщиков.
Однако, несмотря на стойкость и отвагу наших бойцов, противнику удалось выбить наши подразделения из Высоково, а Ушно — Закибье несколько раз переходило из рук в руки. К концу дня его окончательно заняли части нашей дивизии. Чтобы покрепче держать его в руках, там был организован дивизионный наблюдательный пункт.
В течение нескольких дней основной удар дивизия наносила на своем правом фланге с целью овладения деревнями Ускибье, Высоково и Ванец. Все артиллерийские средства строительных полков были выставлены на прямую наводку. Предпринимались и ночные атаки. Бои носили крайне ожесточенный характер и стоили больших потерь как той, так и другой стороне.
Нужно отметить, что немцы ожидали какое-то неизвестное чудо-оружие, пропагандируемое Геббельсом, которое вот-вот должно было поступить к ним в части. Это, видимо, вдохновляло их, поскольку держались они крепко на всех занятых рубежах и позициях.
В боях за Закибье, Высоково и Ушно отличились бойцы и командиры 371-го отдельного истребительно-противотанкового дивизиона (командир — капитан E. H. Розенберг, зам. по политчасти — майор А. Дорохин), сержант А. Егоров, ст. сержант Н. Михайлов, ст. сержант А. Баташов. Все они в самые трудные минуты боя проявляли решительность, смелость и инициативу.
Рядовые 1069-го стрелкового полка Палагеев, Кустов, Аматдеев, Гильманов, сержант Баранов, командир роты ст. лейтенант Варданян показали образцы храбрости в боях за деревню Ушно и в разведке противника.
Мужественно и стойко дралась 8-я стрелковая рота 1071-го стрелкового полка ст. лейтенанта Неверова. Она героически отразила контратаку батальона фашистов с танками и самоходными орудиями.
Во время атаки у деревни Высоково командир пулеметного взвода лейтенант А. П. Семяшкин стремительно ворвался в село. Примером личной отваги и геройства он увлек за собой не только бойцов своего взвода, но и бойцов батальона. Несколько десятков фашистов положили в этом бою пулеметчики Семяшкина. Увлекшись жаркой схваткой, он со своим взводом оказался отрезанным от своих, но принял решение драться до последнего и продолжал косить немцев из пулемета. Когда же с горсткой бойцов он оказался в тесном кольце окружения, лейтенант Семяшкин взорвал себя и около десятка немцев. Народ Коми может гордиться своим героем.
После перегруппировки дивизия вновь перешла в решительное наступление на опорный пункт врага село Лонно, но теперь уже в составе родной 54-й армии. Командовал ею, к счастью, все тот же генерал C. B. Рогинский. Многие офицеры в дивизии были рады, что мы ушли из подчинения 8-й армии, командующий которой Ф. Н. Стариков относился к нам по-прежнему неприязненно.
В ходе трехдневных напряженных боев дивизия прорвала оборону противника на рубеже реки Лятинка и к исходу 19 февраля двумя стрелковыми полками овладела большим селом Лонно. Бои по очищению села от отдельных групп гитлеровцев продолжались до следующего дня. Немцы потеряли очень много людей убитыми, несколько десятков человек было взято в плен вместе с боевыми трофеями.
1067-й и 1071-й полки под командованием М. Туманова и С. Зинченко, которые находились под несмолкаемым ураганным артминогнем, не успели надежно закрепиться в селе. Оно горело, как огромный факел, и огонь противника ни на минуту не утихал. Полки несли большие потери. С наступлением сумерек немцы подтянули два своих батальона пехоты и батальон танков «фердинанд» и контратаковали наши части, которые, не выдержав мощной танковой контратаки, отошли на ранее занимаемые позиции. В этих боях за село Лонно в числе многих других был убит командир артдивизиона 835-го артполка капитан Попов.
Как же тяжело было под Лонно! Хотя и предыдущие бои под Высоково и Закибье, надо сказать, мало чем отличались от этого. Противник и там и здесь дрался не на жизнь, а на смерть. Казалось, что все в конечном счете решат нервы — у кого они окажутся крепче. Надо было дать хоть немного отдохнуть бойцам, а потом организованно и надежно атаковать, но село Лонно надо было освобождать.
Несколько раз вызывал меня к телефону командир корпуса генерал A. C. Грязнов. Он плачущим голосом жаловался на неудачи всех соединений корпуса, упрекал меня в том, что дивизия сдала село и ему, как командиру, за такие дела не поздоровится, что его снимут с должности.
Я не хотел оправдываться, лишь успокаивал его, говоря, что на войне всякое бывает, что свою волю противнику надо диктовать силой, огнем и броней. Я пообещал, что через день-два Лонно будет нашим.
Генерал Грязнов был своеобразным человеком, большим оригиналом. Он никогда не повышал голоса на подчиненных, не грозил карами небесными, не оскорблял. Он совершенно не вмешивался в боевые дела командиров дивизий. Обычно он просил «постараться» овладеть тем или иным пунктом. Лично себя он не утруждал ни рекогносцировками, ни работой, не думал об опасности. Все это он предоставлял делать своим подчиненным в полном объеме. И все-таки, надо сказать, для нас он был много лучше тех начальников, которые любили не в меру вмешиваться в дела подчиненных, рисоваться, бравировать своей удалью. Он был прост. С ним было легко работать и воевать. Он не отрывал нас от дела, не тратил драгоценного времени на бесполезные рекогносцировки вдали от противника, на постановку боевых задач на местности. Может быть, просто он не умел этого делать как надо, но нам импонировало то, что он ничего не делал «для галочки». Генерал Грязнов доверял нам, и я старался оправдывать его доверие.
Но не все терпимо относились к нему. В состав корпуса кроме нашей 311-й дивизии входили еще две
