снискали ему, наконец, любовь, уважение и признательность революционеров. Львиная растрепанная голова, могучая атлетическая фигура Бакунина, возвышавшаяся на баррикадах, зычный голос, неустрашимость ободряли сражавшихся повстанцев. Он один возглавлял до последней минуты отряды защитников баррикад, когда уже все официальные руководители Временного правительства и восстания позорно бежали. Бакунин, конечно, был бессилен спасти обреченную революцию. Но он боролся до конца, не спал, не ел, не пил, даже не курил, чего с ним не бывало уже много лет.
Когда поражение стало неизбежным, Бакунин предложил оставшимся в живых повстанцам взорвать ратушу и самим погибнуть в ней, чтобы не сдаваться врагу. Он сохранил для этого достаточное количество пороха. Но члены Временного правительства отказались. Тогда, собрав самых смелых защитников баррикад, Бакунин вывел их из горящего Дрездена. Отряд повстанцев направился к Фрейбургу. Бакунин не оставлял мечты ввести этот отряд в Богемию и начать там давно желанное восстание. Но его соратники были сильно утомлены, измучены, подавлены поражением, плохо вооружены. В Хемнице вместо помощи их ждало предательство. Реакционные бюргеры встретили отряд крайне враждебно, ночью они схватили повстанцев и передали прусским властям. Бакунин был так подавлен и измучен нравственно, что хотя и мог бежать, но остался безучастным к своей судьбе. Он надеялся, что его расстреляют на месте, и боялся только одного — выдачи русскому правительству. Прусское военное командование заточило его в старинную крепость Кенигштейн. Вскоре его дважды судили, сначала прусским, затем австрийским военным судом, и приговорили к смертной казни.
Затем случилось то, чего Бакунин боялся превыше всего: его выдали русскому царю.
В главном городе Бадена Мангейме, куда приехали Маркс и Энгельс, готовилось восстание.
— Прежде всего, — советовал Фридрих руководителям восстания, — следует не допустить частных мятежей в крепостях и гарнизонных городах. Это лишь бессмысленная трата сил. Но совершенно необходимы диверсии в маленьких городах, в фабричных районах и сельских местностях, которые задерживали бы продвижение правительственных войск. А все свободные силы нужно собрать в хорошо защищенном, наиболее удобном округе и создать там ядро революционной армии.
Баденские вожди восстания не имели ни достаточного мужества, ни способности предвидения. Они пришли в ужас от плана столь смелых действий и отвергли советы Маркса и Энгельса. И это вскоре привело к разгрому восстания.
Карл, понимавший, что в Германии при создавшейся обстановке нечего ждать новых значительных революционных событий, поехал прямо в Париж.
Энгельс вернулся в Кайзерслаутерн, чтобы помочь повстанческим отрядам в их отступлении. По его вполне оправдавшемуся предсказанию самые решительные коммунисты были также и самыми решительными солдатами. Энгельс — один из них — вступил в добровольческий отряд, которым командовал отставной прусский лейтенант Виллих.
Отряд этот успешно блокировал прусскую крепость Ландау. Она легко могла бы быть взята повстанцами, если бы у них была артиллерия. Энгельс с присущим ему темпераментом и волей участвовал в боях и одновременно осаждал штаб восстания в Кайзерслаутерне, требуя гаубиц для Виллиха. Руководителям Временного правительства Бадена не понравилась критика Энгельса, и он был арестован в одном из пограничных пфальцских городков.
Со связанными руками пешком его погнали в Кайзерслаутерн и затем посадили в тюрьму. Узнав об этом, рейнские рабочие и солдаты добровольческого отряда заявили, что покинут позиции, если Энгельс не будет немедленно освобожден. Протест и возмущение среди повстанческих частей были так грозны, что распоряжением Временного правительства Энгельс через двадцать четыре часа был освобожден со всевозможными извинениями.
Вскоре разведчики доставили известие, что на провинцию наступают контрреволюционные прусские войска. Фридрих снова взялся за оружие.
До момента интернирования пфальцско-баденской армии в Швейцарии он принимал участие во всех походах и боях добровольческого, прославившегося своей дисциплиной и отвагой отряда Виллиха. Солдатам этой части пришлось принять на себя удары баденской армии.
В середине июля 1849 года восстание в Южной и Западной Германии было окончательно подавлено, чем и определился исход германской революции. Все было кончено! Энгельс с оставшимися в живых бойцами перешел на швейцарскую территорию.
Около двух месяцев Фридрих и Карл ничего не знали друг о друге.
Только 23 августа Энгельс получил от Маркса письмо.
«Дорогой Энгельс!
Меня высылают в департамент Морбиган, в Понтийские болота Бретани. Ты понимаешь, что я не соглашусь на эту замаскированную попытку убийства. Я поэтому покидаю Францию.
В Швейцарии мне не дают паспорта, я должен, таким образом, ехать в Лондон, и не позже, чем завтра. Швейцария и без того скоро будет герметически закупорена, и мыши будут пойманы одним ударом.
Кроме того: в Лондоне у меня имеются
Ты должен поэтому немедленно отправиться в Лондон. Этого требует твоя безопасность. Пруссаки тебя дважды расстреляли бы: 1) за Баден; 2) за Эльберфельд. И зачем тебе эта Швейцария, где ты ничего не можешь делать? У тебя нет никаких затруднений к приезду в Лондон…
Я
Моя жена остается пока здесь…
Твой К. М.»
В Париже Маркс стал свидетелем все более и более яростных нападок наглеющей реакции на революционную демократию.
В первый же день по приезде, когда он шел по улице Пуатье, его остановила старушка с четками в руке и, осенив себя крестным знамением, прошептала «Аве Мария» и подала маленькую книжечку. Это была одна из тридцати брошюр, изданных «партией порядка» для народа, чтобы вызвать страх и отвращение к социализму. Карл знал о группе контрреволюционеров, называвшей себя «партией порядка». Она состояла из орлеанистов, бонапартистов, легитимистов, католиков и даже нескольких республиканцев, объявивших экономические реформы порождением сатаны. Продажные борзописцы без совести и сердца за большие деньги составляли для издания гнусные проповеди, которые богатые старушки навязывали прохожим бесплатно, если те не соглашались заплатить за них пять сантимов.
Карл наугад раскрыл поданную ему брошюрку. Тираж ее достигал полумиллиона Маркс прочел:
«Красный — это не человек, это красный… Лицо у него забитое, огрубевшее, без выражения; мутные бегающие глаза, никогда не смотрящие в лицо, избегающие взгляда, как глаза свиньи; грубые негармоничные черты лица; низкий, холодный, сдавленный и плоский лоб; немой, невыразительный, как у осла, рот; крупные выдающиеся губы — признак низких страстей; толстый, широкий, неподвижный, без тонкости очертаний и крепко посаженный нос; — вот общие характерные черты, которые вы найдете у большинства коммунистов. На их лицах начертана глупость учений и идей, которыми они живут».
Маркс швырнул брошюру в мусорный ящик возле бакалейной лавки.
«Как, однако, распух желчный пузырь у господ контрреволюционеров, — внутренне улыбаясь, подумал он. — Здорово их пугает народ, хоть и мнят они себя победителями».
В реакционных писаниях особенно изощрялись Валлон и Теодор Мюрэ, известные своими кутежами и продажностью купеческие сынки, и крючконосый наглый полицейский агент Шеню. Они писали и издавали многотысячным тиражом ядовитые пасквили, изобличавшие, впрочем, самую мерзостную сущность душ самих авторов. На обложке брошюрок для приманки они изображали сельского священника, проповедующего детям, или голубей среди цветов. Названия их тоже должны были вводить в заблуждение. Например, были брошюры, названные: «Катехизис рабочего или слово трудящегося», «Как крестьянину быть счастливым», «Вечера в вандейской хижине», «Работы и хлеба».
Тьер также появился снова на политической арене. Не обладая никакими экономическими познаниями,
