От имени канцлера Отто фон Бисмарка друг Лассаля, бывший эмигрант Лотар Бухер, поступивший около года назад на службу к прусскому правительству, писал Марксу:
«Прежде всего бизнес! «Государственный вестник» желает иметь ежемесячные отчеты о движении денежного рынка. Меня запросили, не могу ли я рекомендовать кого-нибудь для этой работы, и я ответил, что никто этого лучше не сделает, чем вы. Ввиду этого меня просили обратиться к вам. Относительно размера статей вам предоставляется полная свобода: чем основательнее и обширнее они будут, тем лучше. Что же касается содержания, то само собой разумеется, что вы будете руководствоваться только вашим научным убеждением; но все же во внимание к кругу читателей (haute finance), а не к редакции, желательно, чтобы самая суть была понятна только специалистам и чтобы вы избегали полемики». Затем следовало несколько деловых замечаний, воспоминание об общей прогулке за город с Лассалем, смерть которого все еще, по словам Бухера, оставалась для него «психологической загадкой», и сообщение, что он, как известно Марксу, вернулся к своей первой любви — к канцелярщине. «Я всегда был несогласен с Лассалем, который представлял себе ход развития слишком быстрым. Либеральная партия еще несколько раз будет менять кожу, прежде чем умрет; поэтому тот, кто еще хочет в течение своей жизни работать в пределах государства, должен примкнуть к правительству. Письмо заканчивалось после поклонов г-же Маркс и барышням, в особенности самой младшей, обычными словами: «с совершенным уважением и преданностью».
Карл припомнил Лотара Бухера, с которым когда-то познакомил его Лассаль. Это был нескладный господин с выпуклым, чуть колыхавшимся животом, начинавшимся где-то у самой шеи. Белый воротник, резко оттенявший его темный сюртук, был ослепителен и туго накрахмален. Из-под сюртука выглядывал дорогой жилет. На золотой цепочке часов висело несколько дорогих брелоков. Короткие пальцы были унизаны дорогостоящими перстнями с неправдоподобно поблескивавшими бриллиантами. Внушительно поскрипывали его новые ботинки с утиными носами. Этот человек всем своим видом хотел показать, что богат и хорошо устроен.
Карл погрузился в размышления. Итак, Бисмарк протянул ему, эмигранту, революционеру, руку. Маркс мысленно увидел обрюзгшее лицо с отвислыми щеками и мешочками из дряблой кожи под тупо смотрящими вперед, всегда налитыми кровью глазами главы юнкерства. Бисмарк был напорист, как таран, верно служил своему классу и презирал людей, широко пользуясь их нуждой или пороками.
«Что это, признак слабости? Грубый расчет? Подкуп? Опыт с Лассалем, Швейцером и многими другими привел Бисмарка к мысли, не купить ли и меня Все, кого он растлил с такой легкостью, несомненно, оправдывали свое падение интересами рабочего класса, революции. Они надеялись, что надуют Бисмарка раньше и ловчее, чем это сделает он с ними. Жалкие недоумки! Рабские сердца, которым льстило, что их пускают через черный ход в переднюю фактического главы государства… А может быть, все-таки использовать прусскую печать для пропаганды наших идей, пусть недолго, но возглашать социалистическую истину? Какой компромисс допустим и когда он превращается в предательство, в подлость не только перед соратниками, но перед самим собой? Опасный соблазн, почти наверняка оборачивающийся против того, кто ему поддался. Где грань дозволенного для революционера в его отношениях с идейными врагами? Граница эта начерчена столь тонкой линией, что ее можно переступить незаметно для себя».
Маркс курил одну за другой сигары. Горки сожженных спичек и пепла лежали на столе подле переполненных пепельниц. Никто не входил в его кабинет. Женни и все остальные члены семьи Маркса хорошо знали, что работает он не обязательно с пером или книгой в руке. Маркс думал. Внезапно ему припомнилась молодость, Кёльн, «Рейнская газета». Как часто тогда, да и потом, пытались его переманить на свою сторону буржуа, промышленники вроде Ганземана, влиятельные финансисты! Чего только не предлагали! Он отвергал малейшее отступление, предпочитая нищету, обрекая семью на бедствия, жертвуя здоровьем и тем, что называется жизненными благами.
Связь с Бисмарком, пусть хоть в форме только одного сотрудничества в его газете, не принесет никакой пользы общему делу рабочих, не поднимет ни на одну ступень социалистическое движение. Только вред, кривотолки вызвало бы его согласие писать в «Государственный вестник» обзоры. Свора реакционеров с Бисмарком во главе попыталась бы бросить тень на его имя и тем на всех его единомышленников. И Маркс ответил Бисмарку коротким и звенящим, как пощечина, — нет!
Много времени и энергии требовалось от Маркса для постоянной деятельности в Международном Товариществе Рабочих. Ему приходилось писать и прочитывать сотни писем, инструкций, выступать в Генеральном совете по самым разнообразным вопросам, разбирать возникающие распри в секциях, выявлять колебания, а подчас и идейные отступления отдельных членов. Нередко он участвовал в митингах, собраниях, торжествах, устраиваемых рабочими-эмигрантами разных национальностей. Влияние его все ширилось, известность возрастала.
Много времени уделил он подготовительной работе по созыву Женевского конгресса. Написанная им «Инструкция» для делегатов Генерального совета включала девять разделов: 1. Организация Международного Товарищества. 2. Интернациональное объединение действий при помощи товарищества в борьбе между трудом и капиталом. 3. Ограничение рабочего дня. 4. Труд детей и подростков. 5. Кооперативный труд. 6. Профессиональные рабочие союзы. Их прошлое, настоящее и будущее. 7. Прямые и косвенные налоги. 8. Интернациональный кредит. 9. Польский вопрос. 10. Армии. 11. Религиозный вопрос.
Тезисы по этим вопросам были позднее единогласно приняты на конгрессе.
В «Инструкции». Маркс разработал вопросы, непосредственно затрагивающие насущные интересы трудящихся и особо женщин и детей.
От непомерной работы днями и ночами, и без того ослабленный физически, Карл свалился в тяжелом фурункулезе. Но и в постели он отказывался отдыхать и продолжал отделывать и дополнять «Капитал», правда не теоретическую его часть.
Женни и Фридрих Энгельс часто попрекали Маркса нежеланием серьезно подумать о своем выздоровлении.
По настоянию Энгельса Маркс поехал отдохнуть к морю. Он поселился в тихом домике у самого берега и вскоре, отдохнувший, веселый, писал Лауре:
«Очень рад, что поселился в частном доме, а не в пансионе или отеле, где к тебе неизбежно пристают с местной политикой, семейными скандалами и соседскими сплетнями. И все-таки я не могу петь, как мельник из Ди: «Мне ни до кого нет дела и никому нет дела до меня», потому что есть моя хозяйка, которая глуха, как пень, и ее дочь, страдающая хронической хрипотой. Но они очень славные люди, внимательные и не назойливые.
Сам я превратился в бродячую трость… большую часть дня гуляю, дышу свежим воздухом, ложусь в десять часов спать, ничего не читаю, еще меньше пишу и погружаюсь в то душевное состояние небытия, которое буддизм рассматривает как вершину человеческого блаженства».
Вернувшись с моря, Карл продолжил работу над «Капиталом», которому отдал 25 лет титанического исследовательского труда.
Марксу пришлось отказаться от поездки на Женевский конгресс Международного Товарищества Рабочих, хотя он затратил много времени и фактически сам подготовил его.
Неожиданно семью Маркса постигло большое горе. В Соединенных Штатах, в городе Сен-Луи, 20 августа 1866 года от холеры умер Иосиф Вейдемейер, испытанный друг и революционный боец. Луиза, его жена, с которой переписывалась Женни, заразившись от мужа, едва не погибла тоже.
А вслед за горем в дом Маркса пришла и радость. Поль Лафарг, член Международного Товарищества Рабочих, сделал предложение Лауре и получил ее согласие.
В конце 1865 года Лафарг был исключен из Парижского университета за участие в студенческом конгрессе в Льеже, осудившем правление Луи Бонапарта. Молодой революционер переехал в Лондон, чтобы продолжить там образование. Маркс принял его, как и в первый раз, очень дружелюбно, и Поль ответил ему искренней преданностью. Вскоре жизнерадостный, умный, жадный до знании, упорный в достижении цели, молодой мулат неистово, пламенно влюбился в Лауру. К немалому удивлению отца и всей семьи, всегда рассудительная, недоступная и безразличная к влюблявшимся в нее мужчинам, Лаура на этот раз не осталась равнодушной.
Лафарг был действительно очень привлекателен не только внешне, но и духовно, и Лаура не
