В распоряжении об аресте Энгельса было сказано:
«Лица, приметы коих описаны ниже, бежали, чтобы скрыться от следствия, начатого по поводу преступлений, предусмотренных статьями 87, 91 и 102 уголовного кодекса. На основании распоряжения судебного следователя города Кёльна о приводе этих лиц настоятельно прошу все учреждения и чиновников, которых это касается, принять меры к розыску указанных лиц и в случае поимки арестовать и доставить их ко мне.
Кёльн, 3 октября 1848 г.
Имя и фамилия — Фридрих Энгельс; сословие — купец; место рождения и жительства — Бармен; религия — евангелическая; возраст — 27 лет; рост — 5 футов 8 дюймов; волосы и брови — темно-русые; лоб — обычный; глаза — серые; нос и рот — пропорциональные; зубы — хорошие; борода — каштановая; подбородок и лицо — овальное; цвет лица — здоровый; фигура — стройная».
В Бармене, куда направился Энгельс, он прятался в пустом старинном особняке деда. Тщетно полиция искала его.
Потом Фридрих бежал в Бельгию. Там его ждали арест и тюрьма. В арестантском фургоне, как «бродяга без должных документов», Энгельс был препровожден на французскую границу. Оттуда добрался он, наконец, до Парижа.
Маркс оставался в Кёльне. Он решил добиться возобновления выхода «Новой Рейнской газеты». Однако денег на издание больше не было. Тогда, желая во что бы то ни стало возобновить выпуск газеты, Маркс решился на крайнее средство. В Трире у матери хранились принадлежащие ему несколько тысяч талеров из наследства отца. Это было все, что оставалось на случай, который всегда подстерегает бойца и его семью. И однако, Карл решился израсходовать последние свои деньги на издание газеты. Он сказал об этом Женни, вопросительно взглянув в ее не умевшие ни хитрить, ни лгать глаза. Была ночь. В соседней, очень скромно обставленной комнате спали трое их детей. Они оба подумали о них в эту минуту. Но в глазах Женни, прямо ответившей на взгляд мужа, не промелькнуло ни малейшего удивления, сомнения или сожаления.
— Революция — дело нашей жизни, — сказала Женни просто. — Хорошо, что деньги найдут себе правильное применение.
Итак, Маркс снова не сдался. Он продолжал воевать.
В октябре издание «Новой Рейнской газеты» возобновилось. Редакционный комитет пополнился Фердинандом Фрейлигратом. Вскоре вернулся Вольф.
Не было только Энгельса. Париж, где торжествовала черная контрреволюция, тяжело поразил его. Сравнивая столицу Франции в медовый месяц республики с тем городом, какой он увидел в октябре, Энгельс писал в своих путевых записках:
«Между тогдашним и нынешним Парижем было 15 мая, было 25 июня, была жесточайшая борьба, когда-либо виденная миром, было море крови, было пятнадцать тысяч трупов. Гранаты Кавеньяка взорвали непреодолимую веселость парижан. Замолкли звуки «Марсельезы»… Рабочие же, без куска хлеба и без оружия, скрежетали зубами от затаенного возмущения. Но Париж был мертв, — это не был уже Париж…
Я не мог выдержать долго в этом мертвом Париже — я должен был убежать, — все равно куда…»
Энгельс направился в Швейцарию.
Денег у него было немного, и пришлось идти пешком… В эту пору Маркс посылал ему средства на жизнь и категорически настаивал, чтобы он не возвращался в Кёльн, где его ждала тюрьма.
Когда гонения на «Новую Рейнскую газету» немного ослабли, вернулся Веерт и тотчас же вооружился пером. В одном из первых номеров, вышедших после временного запрещения газеты, было напечатано его лирико-сатирическое стихотворение:
Вскоре Веерт был привлечен к суду за обличительный роман в стихах о рыцаре Шнапганском. За эту поэму, будто бы явившуюся подстрекательством к убийству реакционера князя Лихновского во время Франкфуртского восстания, Веерт был приговорен к тюремному заключению.
Осень несла с собой дожди и холод. Золотая листва деревьев, которых так много в Кёльне, потемнела и осыпалась. Помрачнел веселый Рейн. В редакции «Новой Рейнской газеты» круглые сутки не прекращались гул голосов, топот ног, сутолока. Типографские рабочие, наборщики, курьеры работали самоотверженно наряду с членами редакции и корреспондентами. По ярко-красным якобинским колпакам горожане узнавали типографских рабочих «Новой Рейнской газеты». Ничто не могло повергнуть их в уныние. Это были неустрашимые, умеющие без устали трудиться и от души посмеяться люди, готовые, если нужно, с оружием в руках отстаивать газету. Их не смущали тревожные вести со всех концов Европы…
Второй демократический конгресс в Берлине — а на него возлагали столько надежд германские революционеры — вместо действенных мер против контрреволюции занялся пререканиями и придумыванием никчемных резолюций.
Рабочие Вены, которых во время восстания поддержали только студенты и предали крестьяне и буржуазия, после долгого сопротивления вынуждены были сдаться штурмующим войскам. Суровый ноябрьский ветер снова раскачивал черно-желтые знамена габсбургской династии в примолкшей австрийской столице.
В Берлине прусский король объявил о роспуске Национального собрания.
Европейская революция завершала свой круговорот. Начавшись в Париже, она приняла европейский характер.
Контрреволюция нанесла первый удар в Париже в июньские дни и также стала всеевропейской.
Фердинанд Лассаль вступил в гражданскую милицию Дюссельдорфа и принялся готовить вооруженное сопротивление контрреволюции. Он послал в Берлин членам агонизирующего Национального
