быть подчеркнуто протокольным. Вежливость, точность, искренние или оскорбительно холодные, выражали отношение и к дуэльному ритуалу, и к сопернику. Пренебрежение требованиями этикета унижало самого дуэлянта, ставило его в положение, когда поединок с ним становился невозможным. С другой стороны, человек, вынужденный подчиниться общественному мнению против личных убеждений, старался каким-то образом это выразить.
Одной из таких возможностей продемонстрировать презрительное отношение к дуэли вообще или к своему сопернику было опоздание к месту боя. По всем кодексам и традиции опоздавший на дуэль считался неявившимся, уклонившимся от боя, т. е. дискредитировал себя в глазах общества. Однако все понимали, что у любого человека могли возникнуть непредвиденные объективные обстоятельства, мешающие ему явиться вовремя. В этом случае дуэль просто как бы отсрочивалась на какое-то время, и соперники получали дополнительную возможность для примирения. Вот, например, история, рассказанная Н. К. Чуковским: «Однажды, в годы перед первой мировой войной <…> Гумилев и Волошин, оба сотрудники „Аполлона“, поссорились и оскорбили друг друга. При оскорблении присутствовали посторонние, в том числе и Бенуа, и поэтому решено было драться на дуэли. Местом дуэли выбрана была, конечно, Черная речка, потому что там дрался Пушкин с Дантесом. Гумилев прибыл к Черной речке с секундантами и врачом в точно назначенное время, прямой и торжественный, как всегда. Но ждать ему пришлось долго. С Максом Волошиным случилась беда — оставив своего извозчика в Новой Деревне и пробираясь к Черной речке пешком, он потерял в глубоком снегу калошу. Без калоши он ни за что не соглашался двигаться дальше и упорно, но безуспешно искал ее вместе со своими секундантами. Гумилев, озябший, уставший ждать, пошел ему навстречу и тоже принял участие в поисках калоши. Калошу не нашли, но совместные поиски сделали дуэль психологически невозможной, и противники помирились» {171, с. 26–27}.
Рассказ Чуковского опирается не столько на реальное знание фактов, сколько на многочисленные легенды, слухи и сплетни, рассказывавшиеся об этой дуэли, потом эта нашумевшая история превратилась в анекдот. На самом деле дуэль все-таки состоялась, и не превратилась в фарс, и не была такой беспричинной, как это представлено в рассказе Чуковского {см., напр.: 29; 112}. Однако мы считаем вполне допустимым использовать в данном случае и очевидно недостоверный слух — именно потому, что это слух, т. е. подгонка реальных жизненных событий под жесткие штампы обывательского сознания. Нас же и интересуют самые массовые, расхожие представления о том, что могло произойти на дуэли.
Был и еще один нюанс. В XVIII — начале XIX века не все имели личные часы. Промышленное производство часов в России было налажено только в середине XIX столетия. С. Н. Глинка вспоминал, как он, живя вместе с братом на квартире довольно далеко от полка, в котором он служил, ориентировался во времени по солнцу, а зимой, боясь опоздать, выходил наугад и иногда приходил в полк утром на час раньше. Поэтому прибывший к месту поединка первым вряд ли засекал время (и уж тем более отмеривал 15 минут допустимой задержки, как этого требовал, например, дуэльный кодекс В. Дурасова). Особенно спокойно относились к опозданию в том случае, если соперники договорились предварительно встретиться в каком-то нейтральном месте — в трактире или на станции — неподалеку от условленного места поединка.
Зная, что приехавший первым будет ждать, соперник мог умышленно опоздать и тем самым открыто выразить свое презрение (или просто неуважение) к ритуалу или к противнику, но при этом не сорвать поединок и сохранить свою репутацию. Таково опоздание Онегина (по подсчетам Ю. М. Лотмана — примерно на час), но адресат этого оскорбительного жеста не столько Ленский, сколько его секундант Зарецкий, который, собственно, и ведет дуэль к кровавой развязке — дуэль, в серьезность которой Онегин так еще и не поверил {108, с. 302–303}.
И все-таки в большинстве случаев соперники считали своим долгом прибыть к месту боя даже не вовремя, а одновременно или чуть-чуть раньше своего визави. Приехавший намного раньше был смешон, опоздавший вызывал ироническую улыбку или раздражение.
Чаще всего дуэль проводилась за городом, на природе, в месте по возможности безлюдном, где соперникам никто не мог помешать. В каждом городе была местность, не слишком удаленная, чтобы не сделать поездку туда затруднительной, но и не слишком близкая к центру. Часто это были места гуляний и пикников; можно было утром драться на дуэли, а во второй половине дня приехать на то же место с компанией и дамами.
В Петербурге такими местами были Охта, Каменный остров; Пушкин с Дантесом проехали еще дальше — на Черную речку. После этой дуэли Черная речка стала излюбленным местом поединков русских литераторов: в 1840 году там дрался Лермонтов с де Барантом, а в начале XX века там же произошла упоминавшаяся дуэль Гумилева с Волошиным. В первой трети XIX века Черная речка и вообще «Нарголовское» направление «были удобны для подобных „встреч“ вне зависимости от культурных контекстов: „На второй версте по дороге к Парголову, направо, на холме виден простой русский трактир, выкрашенный желтою краскою, — свидетель многих несчастных сцен или веселых примирений зимой. Летом никто из порядочных людей не посещает его, равно за неопрятность, как и потому, что окрестные дачи в это время кипят народом и, следственно, не могут быть поприщем поединков. Вся трактирная челядь высыпала на крыльцо, завидя две кареты и парные сани, пробивающиеся к ним сквозь сугробы снега, блестящего миллионами звезд на солнышке. Это, как можно было угадать, был поезд вовсе не свадебный, поезд наших дуэлистов. Противников развели по разным комнатам“ {8, т. 1, с. 224}.
Впрочем, подходила и любая окраина: Шереметев с Завадовским дрались на Волковом поле, были и другие варианты.
В Москве дуэли чаще всего происходили в Сокольниках, в Марьиной роще и других предместьях.
Случалось, что обстоятельства требовали, чтобы дуэль была проведена в другом городе, а иногда — и в другой стране. Например, И. Н. Мордвинов предложил П. Д. Киселеву приехать для дуэли (мы о ней уже рассказывали выше) в местечко Ладыжин, примерно в сорока километрах от Тульчина, где находился Киселев. Это было „тактическое“ удаление — чтобы не посвящать в дело посторонних и избежать нежелательного вмешательства; одновременно это и психологически уравнивало соперников, так как Киселев покидал пределы своего гарнизона, привычные места. Александр I, по слухам, сказал, что „гораздо бы лучше было, если бы поединок был за границей“ {120, с. 27}. Император хотел бы „стратегического“ удаления, чтобы и этим формально подчеркнуть частный характер ссоры двух генералов.
Аналогично требование московского генерал-губернатора А. А. Закревского (правда, озабоченного, видимо, не столько общественным мнением, сколько своим служебным спокойствием) — узнав о готовящейся дуэли между некими Козловым и Коптякопым в Mосковской губернии». Дуэлянты поехали в Тверь {178, т. 1, с. 277}.
Выезд для дуэли в незнакомую местность имел свои минусы: там такая серьезно настроенная компания привлекала внимание и вызывала подозрение. А. И. 1ерцен в «Былом и думах» рассказал о том, как два эмигранта, Курнэ и Бартелеми, решив драться на дуэли, отправились для этого из Лондона в пригород. Иностранцы, каждый с несколькими секундантами, с пистолетами и рапирами (на всякий случай!) сразу же были опознаны местными жителями как дуэлянты.
Непосредственно для самого боя выбиралось место, которое должно было отвечать следующим условиям: «При дуэли на шпагах следует выбирать тенистую аллею или лужайку, защищенную от солнца, ветра, пыли, достаточной величины, ровную, с твердой почвой. Величина поля поединка должна быть в длину не менее 40 шагов и в ширину не менее 12 шагов. Границы поля должны быть ясно обозначены».
«При дуэли на пистолетах следует выбирать совершенно открытую местность, ровную, с твердой почвой».
Независимо от вида поединка, «противники должны в равной мере терпеть от недостатков места, погоды и остальных внешних условий. Места противников всегда распределяются по жребию» {64, с. 61, 85}.
Впрочем, это, конечно, условия идеальные, и, когда находили лужайку, никто ее шагами не вымерял.
Бретерская традиция допускала еще один вариант: дуэль в помещении. Это было, безусловно, исключением. Так, Сильвио в «Выстреле», сделав дуэль с графом смыслом своей жизни, дождавшись своего часа, не терпит ни малейшей отсрочки, не может подыскивать место, секундантов или свидетелей — он должен свершить свой приговор сейчас же и здесь же.
Было много легенд о дуэлях в помещении (чаще всего недостоверных): Якубовича и Грибоедова, Шеншина и Авдулина; такие дуэли есть в «Странном поединке» О. М. Сомова, «Бурсаке» В. Т. Нарежного и
