Остальные трое были обычные мажорные хлопцы в дорогой одежде и с наглыми рожами.
Еще совсем юные — лет по двадцати, не больше.
— Мне нужен Степанов, — коротко сказал Владимир, приближаясь к группе.
— Ну… я Степанов, — сказал длинный. — Что хорошего скажешь?
— Ты сегодня видел Илью Свиридова?
— А тебе-то что? Ты что, его папа? Или, может, мама?
Троица стильно прикинутых недорослей заржала.
— Я у тебя серьезно спрашиваю.
— Серьезно спрашивает только следак на пресс-хате, а ты мне туфту травишь, — невозмутимо ответил тот и выставил нижнюю губу. — Или, может, ты мусор?
Свиридов не стал долго разговаривать: он широко шагнул к длинному и, одной рукой схватив его за горло, легко притиснул к стене… Тот попытался было сопротивляться, но его ноги уже болтались в нескольких сантиметрах над полом.
— У меня нет времени, — тихо проговорил Владимир. — Быстро отвечай на все вопросы, если не хочешь на самом деле попасть на допрос к следаку, которого ты тут упомянул.
— Па-ца-ны… — прохрипел тот.
Трое малолеток бросились было на Владимира, однако Свиридов, не отпуская Степанова, с развороту вполсилы шлепнул одного из них по лицу, а второму легонько ткнул правой ногой под коленную чашечку.
Однако этого вполне хватило, чтобы первый отлетел на третьего, и оба они впечатались в противоположную стену, ограничивающую лестничный пролет, а второй — получивший по ноге — согнулся от боли и опустился на пол, закусив губу.
— Вот видишь, сука, еще не хватало из-за тебя дитенков калечить, — холодно проговорил Владимир. — Быстро, сука!! Был Илья?
— Был, был, — поспешно заговорил Степанов, очевидно, испугавшийся не на шутку.
— Зачем?
— Да он… Ну, зашел…
— Зачем, я спрашиваю? — повысил голос Свиридов.
Барыга беспомощно затрепыхался в воздухе и, задыхаясь, прокудахтал:
— «Ге…геру»… за «герой»… «эйч» банщил…
— Куда он пошел потом?
— Я не знаю… в аптеку, наверно. За «баяном»…
— Когда он от тебя ушел?
— Да минут двадцать… может, пятнадцать.
Да вот и пацаны скажут… они его тоже видели…
Аптека находилась недалеко от академии, и Ильи в ней быть не могло. Владимир даже не стал проверять.
Сложно допустить, чтобы он мог стоять там в очереди минут двадцать — двадцать пять. Все-таки времена «развитого социализма» с километровыми очередями за колбасой счастливо миновали.
Свиридов подошел к своей машине и присел на корточки возле переднего левого колеса.
В сущности, теперь оставалось надеяться только на удачу. Или на интуицию. Потому что выловить человека в огромном четырехмиллионном городе — это посложнее, чем найти иголку в стоге сена.
Или в целой скирде…
И тут что-то привлекло его внимание у парадного входа академии. Да! То, что он видел, не могло быть повседневным и обычным.
По крайней мере, так ему подсказывала интуиция.
Он еще раз бросил отчаянный взгляд на «Ауди», притормозившую возле академии, и на человека, который сел в нее.
Это не может быть совпадением!
Черный «БМВ» Свиридова сорвался с места и последовал за темно-зеленой «Ауди»…
— Входите, — проговорил Дедовской и еле уловимым жестом показал Илье на стоящего в дверях человека. Дескать, вот она, твоя судьба.
…Не веря своим глазам, Илья вжал голову в плечи, словно ожидая, что на нее обрушится мощный удар, и часто-часто заморгал.
Этого не может быть…
Не может быть!
— А-а-ан… Анна Кирилловна?!
Илья судорожно протер глаза, словно не решаясь поверить, что убийца его друзей — человек, которого сам Дедовской аттестовал как главного организатора и исполнителя кровавого плана, — этот человек оказался преподавателем в академии, где он учился.
Та самая высокая полуседая дама, ни одного занятия которой Илья так и не посетил в этом семестре. Та самая, которую он так зло именовал Сельдью и красочно расписывал процесс ее мумификации еще в Древнем Египте.
И тут же выплыла мысль, раньше казавшаяся абсурдной и расплывавшаяся в неопределенное определение «случайность». Случайное совпадение. Мысль безжалостная и пронизавшая Илью не хуже электрического разряда.
В день своей смерти и Антон, и Валентин сдавали зачет или экзамен, оставшийся от летней сессии. Каждый в свой день. И этот день для каждого из них стал последним.
И этот экзамен принимала она, Анна Кирилловна Самойлова.
Значит… О господи, как же так?
— Здравствуй, Свиридов, — сухо произнесла она тоном, словно пришла на семинар, а не в дом, где все дышало угрозой и смертью. — Да, это я. Не ожидал?
— Но за что?! — простонал Илья. — Из-за чего?
Анна Кирилловна поджала губы, словно сдерживая жестокие слова, жгущие ей язык, и, порывшись в своем пиджаке, бросила на колени Илье фотографию.
— Ты еще спрашиваешь, из-за чего я все это сделала? Честно говоря, сама не верю, что я смогла… Но взгляни и вспомни… вспомни!
Илья, преодолевая безумное головокружение, медленно перевел взгляд на фотографию, и из тумана, который сам он уже считал предсмертным, на него выплыло красивое девичье лицо, внезапно прояснившееся до жуткой, ослепительной ясности, словно при свете вспышек и юпитеров.
— Лена… Лена Кормильцева.
— Значит, имя Лены Кормильцевой тебе еще что-то говорит? — с каким-то жутким удовлетворением произнесла Анна Кирилловна. — В ту ночь… когда ты со своими дружками… надругался над ней, она прибежала ко мне и рассказала все… В лице ее не было ни кровинки, на глазах — ни одной слезы. Лучше бы она плакала… Я тогда сразу поняла, что она не останется у меня ночевать, поедет по мосту и вывернет руль.
И у меня не останется никого — слышишь, никого! На всей этой проклятой земле!
Тонкие губы женщины искривились горькой и страшной усмешкой, и Дедовской, с цепенеющим лицом пристально наблюдавший за ней, подумал, что слова, сказанные ею о Лене, справедливы и в отношении ее самой — лучше бы она плакала.
— Но вы… кто вы ей? — пробормотал Илья, совершенно раздавленный ее словами, падающими тяжело и неотвратимо, как капли со сталактитов в темной пещере.
— Я? Кто ей я? — Анна Кирилловна выпрямилась, и ее тощая фигура приобрела пугающую величественность. — Она дочь моего единственного сына, погибшего так рано… моя последняя родная кровь. И после этого ты еще спрашиваешь — за что?
Она села — нет, скорее упала на диван у стены и, оказавшись лицом к лицу с бледным, как полотно, Ильей, продолжала, вероятно, не особо вслушиваясь в то, что говорит:
