— Ясно, — кивнул Владимир. — Дедовской Александр Данилович — это звучит гордо. Колоритное имя.
— Его еще не прощупывала ФСБ? — проговорил Афанасий. — Все-таки такое замечательное прошлое. А отец Малахова — мужчина серьезный.
— В ФСБ этим заниматься не будут, — сказал Владимир. — А в прокуратуре и угрозыске Малахову сказали: наши сожаления, высокочтимый Константин Ильич, но — никаких улик.
— Да и дружит Якорь с прокуратурой-то, — сказал Осокин. — Он теперь смирный… после трех ходок- то. Сейчас все они резко умнеют. Он раньше с нами даже тусовался вместе… он же постарше, может, лет на пять, не больше. Молодой еще, но уже наглухо тертый. Бывший беспределыцик. Зато сейчас исключительно цивильный. У нас на заочном учится на втором курсе… решил в образованные податься.
— Где его можно найти? — отрывисто спросил Владимир.
— Да в конторе своей. «Пенаты», что ли, называется. Недалеко отсюда.
— Очень хорошо, — сказал Владимир. — Завтра непременно зайду справиться о его здоровье. А там посмотрим на реакцию почтенного господина Дедовского.
— Только ты все-таки поосторожнее, если что, — отозвался Олег. — Якорь… он очень вежливый.
Слова Осокина позабавили Свиридова.
— Вежливый — это очень хорошо, — сказал он. — Кстати, самые жуткие ублюдки, которых я знал, были отменно вежливыми людьми и блистали джентльменскими манерами.
— Сэр, не соблаговолите ли подать мне овсянку? — буркнул с дивана уже засыпающий Фокин, и его слова тут же потонули в захлебывающемся нервном смехе Ильи и Олега…
— Сначала Дедовской, — сказал Владимир. — Потом еще один человек.
— Это кто? — спросил Илья.
— Та дама, к которой ходил перед своей смертью Валек. Анна Кирилловна.
Нехорошая усмешка перекосила лицо Осокина, а Илья сказал:
— Боюсь, Володька, ее-то разговорить будет еще сложнее, чем Якоря. Старой закалки мегера…
— Что, такая упертая дама?
— Еще бы! Валек так и не сдал ей экзамен за зимнюю сессию, хотя сколько раз перед этим на предыдущих сессиях подкармливал. Столько бабок перекинул, а на этот раз бабуля уперлась, как в крышку гроба, и ни в какую: типа никакого лавэ мне переводить не надо, сдавай — и все тут!
— Хотя нельзя сказать, что она так уж недолюбливала Чурикова, — задумчиво сказал Осокин.
На следующий день Свиридов направился к Дедовскому. Благо риэлторская контора последнего находилась в нескольких минутах езды от охранного агентства «Шериф».
На входе сидел толстый охранник и отгадывал кроссворд. Свиридов заглянул ему через плечо и увидел, что бравый Цербер отгадал только одно слово: «знаменитая трагедия Шекспира», шесть букв.
Ответ: «Мцырри»…
Владимир усмехнулся и прошел дальше, по длинному коридору, застеленному ковровой дорожкой. Горе-кроссвордист даже не поднял головы: настолько бесшумно двигался Свиридов-старший.
Офис риэлторской фирмы «Пенаты» оказался небольшим, но роскошно отделанным помещением. Он помещался на втором этаже старинного дома, по всей видимости, бывшего дворянского особняка.
В приемной сидела секретарша. При виде ее Свиридов на секунду забыл о цели своего посещения, но вовремя сориентировался и проговорил:
— Доброе утро. Я хотел бы видеть Александра Даниловича. Он здесь?
— По какому вопросу? — проговорила та, подняв хорошенькую головку с на редкость изощренной прической. Вероятно, стилисту и парикмахеру какого-нибудь модного салона пришлось ударно поработать, чтобы соорудить такое пиршество парикмахерской мысли.
— По вопросу разгадывания кроссвордов, — невозмутимо ответил Владимир и смахнул невидимую пылинку с рукава пиджака.
Девушка недоуменно посмотрела на изощряющегося в сомнительном остроумии посетителя и сказала:
— Простите… что-то я не поняла.
— Простите, миледи, как ваше имя? — ослепительно улыбнувшись, проговорил Свиридов.
— Анна, — машинально ответила та и поднялась.
— Так вот, Анечка, передайте Александру Даниловичу, что его хочет видеть господин Свиридов из охранного агентства «Шериф». Это довольно спешно.
Секретарша, скользнув взглядом по его элегантной фигуре, выпорхнула из приемной.
…Александр Данилович Дедовской оказался одним из самых обаятельных, красивых и вежливых людей, каких только приходилось когда-либо видеть Владимиру.
Более того, он чем-то походил на самого Свиридова — возможно, четкими, сильными линиями породистого лица, прямым взглядом по-азиатски чуть раскосых глаз, статной фигурой и тем неуловимым, властно затягивающим магнетическим шармом, что сейчас модно именовать звучным термином «харизма».
В безукоризненно отглаженных черных брюках, элегантной белой рубашке и стильном галстуке, он выглядел типичным солидным бизнесменом средней руки.
Кто бы мог поверить, что за плечами этого двадцатисемилетнего импозантного человека пестрое, неоднозначное, быть может, размалеванное кровавыми разводами прошлое.
— Чем могу служить? — хорошо поставленным звучным голосом спросил он, вежливо привстав навстречу входящему в его кабинет Владимиру. — Вы от Анатолия Григорьевича?
— Вы знакомы с Анатолием Григорьевичем?
— К сожалению, мало. Но сталкиваться приходилось. Господин Свиридов? А по имени-отчеству?
— Владимир Антонович.
По лицу Дедовского скользнуло что-то похожее на легкое удивление. Вероятно, Александр Данилович уже слыхал подобное ФИО…
— Владимир Антонович? Очень приятно.
Так что вы хотели мне сказать?
— Вероятно, это не совсем то, что вы ожидаете от меня услышать, и потому вряд ли наш разговор можно назвать приятным. Заранее приношу свои извинения, — замысловато начал Свиридов, держа в голове не столько повод визита, сколько точеные формы секретарши Анечки.
Александр Данилович кашлянул и недоуменно поднял красиво изогнутые густые брови:
— Простите… я не совсем понял.
— Это касается двух ваших знакомых, приказавших на днях долго жить. Причем при весьма загадочных и неоднозначных обстоятельствах, — сухо проговорил Владимир. — Если не ошибаюсь, Александр Данилович, у вас с ними были какие-то серьезные разногласия.
Мягкая доброжелательная складка губ Ледовского отвердела, взгляд приобрел легкий металлический блеск.
— Вы имеете в виду Малахова и Чурикова? — спросил он тем не менее все тем же безукоризненно ровным голосом.
— Да.
— И вы расследуете причины самоубийства этих парней по поручению их родственника? Вы понимаете, о ком я говорю.
— Да, можно сказать, что подобный разговор с Константином Ильичом имел место.
Дедовской открыл пачку «Собрания» и протянул ее Свиридову со словами:
— Курите?
— Нет, воздерживаюсь.
— А я закурю, если не возражаете, — ровным голосом выговорил риэлтер, щелкая «Зиппо», и, несколько раз глубоко затянувшись, произнес:
— Не скрою, мне неприятны разговоры об этих людях. Особенно по такому поводу. Но если я могу
