— Отвезу вас к Иллуру в подарок, — объявил их участь адмирал, — пусть он решит, что с вами сделать.
Ларин был так зол на Иседона, что отдал греческий город на разграбление своим солдатам сразу же после победы, решив не щадить его. Тем более что дольше двух дней он не собирался здесь задерживаться. Правда, перед тем как разрешить скифам творить все, что угодно, Леха объехал все выведанные адреса старейшин города, взяв с собой несколько телег, «провинившегося» Инисмея и двадцать морпехов с «Узунлара». Перетряхнул дома и лавки купцов, а обнаруженное превзошло все его ожидания.
— Богатый городишко, — подытожил Леха, когда на его глазах забили доверху золотом последнюю телегу, — не зря мы сюда наведались.
Однако захваченных с собой телег не хватило для вывоза добра, и он отправил за новыми, приказав перевозить их содержимое прямиком в порт и грузить на «Узунлар». А когда были забиты все его трюмы, то и на другие корабли. Помимо золота и серебра, в лавках местных купцов обнаружилось множество хорошего оружия и доспехов. Все это хозяйственный адмирал тоже не побрезговал прихватить с собой, благо после победы кораблей у него тоже прибавилось. Он даже не знал, как их все увести отсюда, — чтобы сделать это, не хватало моряков и гребцов.
На второй день вечером Ларин как раз стоял на палубе «Узунлара», размышляя над этим и поглядывая за прибывавшими из города телегами, как вдруг заметил в море одинокий парус. Это была триера, и она шла прямиком в Одесс.
— Кто бы это мог быть? — удивился адмирал, пристально вглядываясь в морские просторы, к счастью свободные пока от других кораблей. Леха немного нервничал, так как изменил время пребывания в Одессе с двух дней на три, поскольку не ожидал столь большой военной добычи. При штурме города он понес ощутимые потери и появись вдруг под стенами или с моря какая-нибудь греческая армия, ему пришлось бы худо. Ларин понимал, что нужно было побыстрее убираться отсюда, но не мог вот так запросто бросить все, что вдруг попало к нему в руки.
Триера между тем, не таясь, двигалась прямиком в Одесс и вскоре вошла в его гавань. Ларин полагал, что это какой-то местный греческий корабль с ничего не подозревавшим экипажем возвращается себе на погибель в родной город Он приказал впустить корабль без лишнего шума в гавань, из которой ему было уже не выбраться. Каково же было его изумление, когда адмирал узнал скифскую триеру из собственного флота, стоило ей подойти поближе. Вскоре триера ткнулась носом в пирс, и на него спрыгнул скифский боец, который разыскивал самого адмирала. Оказалось, что это был посыльный от Токсара.
Встретившись с адмиралом, он молча протянул ему свиток.
— Посмотрим, что так срочно решил сообщить мне Токсар, не дождавшись моего возвращения, — проговорил Ларин, разворачивая послание, — наверное, он уже взял город.
Однако, пробежав глазами написанное, Ларин с удивлением увидел письмо от самого Иллура. Скифский царь, окончательно разбив гетов, неожиданно прибыл со своим войском под стены осажденных Том. Но не об этом спешил сообщить своему подданному Иллур, не найдя его там, где он должен был находиться. Скифский царь писал о том, что сарматы предали его и, войдя в сговор с римлянами, атаковали укрепления в Крыму. Боспорские греки, недобитые после нескольких кровопусканий, также осмелились поддержать их, предоставив для войны свои оставшиеся корабли. Ларину предписывалось с имевшимся флотом немедленно вернуться в Крым и принять участие в боевых действиях, отразив нападение. Сам царь также выдвигался туда с частью войск.
— Эх, Исилея, Исилея, — пробормотал Лежа, сворачивая письмо в трубочку, — вот я кончилась наша любовь.
Сначала адмирал даже немного загрустил. Теперь сарматы становились официальными врагами, и при встрече, если такая случится, он должен будет зарубить свою полюбовницу. Или она его. Тут уж как повезет, судьба Тарнары была еще памятна адмиралу. Впрочем, Ларин узнал эту новость даже с некоторым облегчением, теперь его странная сексуальная зависимость от этой женщины, все время появлявшейся из ниоткуда, закончилась. Не было больше у прекрасной амазонки никаких прав на Леху Ларина.
— Все к лучшему, — выдохнул Леха, рассуждая вслух сам с собою и приободряясь, — вернусь в Крым, посмотрю на жену. Давно я что-то Зара-ну свою не видел. Да и сын без отца растет. Не хорошо. Надо бы и проведать.
Иллур требовал немедленного отплытия. Однако Леха уже вошел во вкус и, несмотря на приказ царя, оставил в силе собственный приказ — грабить город до завтрашнего вечера и лишь затем отплыть отсюда в сторону Том.
Проведя ночь в особняке одного из старейшин, который он использовал как временный штаб, на рассвете Ларин решил лично осмотреть окрестности, благо до вечера время еще было. Корабли уже готовились к отплытию, но скифы продолжали перетряхивать дом за домом. Проезжая по утреннему городу во главе сотни Инисмея — коней захватили здесь же в Одессе, остались от поверженных катафрактариев, — адмирал на каждом углу встречал своих бойцов, что-то выволакивавших буквально из каждой двери.
— Ничего грекам не оставим, — радостно потирал руки Леха, вспоминая о том, что две трети населения успело покинуть город, — когда вернутся, придется все заново собирать и отстраивать.
Последние слова относились к тому, что накануне Ларин приказал разрушить арсеналы и оружейные мастерские, правда, верфи пощадил, поскольку надеялся в скором времени вернуться сюда с большой армией. Верфи могли пригодиться и скифскому флоту. Однако письмо от Иллу-ра все изменило, и Ларин приказал верфи сжечь, но отсрочил приказ до самого отплытия, чтобы не привлекать дымами лишнего внимания. Мало ли что.
Выехав за ворога, скифы направились к дальней гавани, у подножия холма, где Ларин лишний раз убедился, что некоторые купцы» успевшие вовремя покинуть атакованный город, скрылись в неизвестном направлении на своих кораблях.
— Семь кораблей можно было привязать, — подытожил адмирал, разглядывая невысокий пирс, рассчитанный на прием небольших судов, на котором виднелись следы побега: несколько брошенных тюков и расколотых амфор, — правда, только «торговцев». Триере сюда не особенно удобно подходить.
Инисмей, молча взиравший на пристань среди скал, только кивнул.
— А корабля Иседона-то нет, — усмехнулся Ларин, вспомнив, как старик упоминал о нем, — значит, прихватил кто-то из его «друзей». Не погнушался.
Покинув небольшую пристань, скифы проехали дальше вдоль холма. Затем путь их стал извилистым, начал забирать вверх, петляя между скальных выступов, и вскоре отряд втянулся на настоящую горную дорогу. По краям ее росли невысокий живописный кустарник и сочная трава с какими-то красными цветами.
— Красиво здесь, — расслабился Ларин, наблюдая окрестные пейзажи, — неплохое место греки подобрали для поселения.
Он даже остановился ненадолго, чтобы обернуться и посмотреть с высоты на город, раскинувшийся перед ним. Поскольку никаких пожаров пока не было, отсюда с холма все выглядело мирно. Город как город, живет обычной жизнью. На улицах копошатся люди, в порту тоже царит оживление, начинается обычный день торговой фактории.
— Просто жаль покидать его, — продолжил мечтательно Ларин, прищурившись на неяркое солнце, слегка подернутое дымкой невесомых облаков, — а, Инисмей?
— Таких городов у нас на пути еще немало будет, — хмуро ответил сотник, не разделявший оптимизма хозяина, — надо бы дозор вперед выслать. Греки могут вернуться.
— Ничего, — отмахнулся Ларин, на которого напало благодушное настроение, — они так пятки смазали, что до самой Греции небось уже добежали. А это все скоро нашим будет, навечно.
Однако вскоре адмирал понял, что расслабляться еще рано. Едва его отряд, обогнув очередную скалу, выехал на край холма, из-за которого открывался вид на прилегавшие к побережью земли, Ларин тут же заметил далеко внизу какое-то движение. Дорога, петляя, уходила влево и вниз, продолжая огибать неровности, и пропадала в обширном лесу, который занимал все пространство под холмом. А из леса, блестя на солнце медью шлемов и наконечниками копий, бодро выходил отряд гоплитов в красных плащах. Все гоплиты были копейщиками и в левой руке несли по щиту, на котором даже с такого расстояния Леха
