тишина. – Построение перед подъездом в колонну по четыре. Десять секунд. Кто последний, тот очкарик. Сорвались с ужасом!
Сто человек как один ломанулись к выходу, рискуя затоптать друг друга и громко вопя во всю глотку:
– А-а-а-а-а!!!
Открыта была только одна створка, и, естественно, у двери образовалась пробка, а прапорщик считал:
– Восемь, семь, шесть.
Личный состав с гвалтом вылетал на улицу.
По построению Фрол и Леха оказались последними. Простаков не хотел становиться очкариком, хотя и не знал, что это такое. Подняв Фрола под мышки, он отстранил его, очистив себе путь. Остальных он не знал.
– Четыре, три.
Они не успевали выйти. Черт, что это здесь за игры такие?
Фрол видел, что у двери еще десяток пацанов. Он зацепил сибиряка за рукав и закричал: «Не надо!»
Но поздно.
Чуть присев, Простаков уперся в спины двоим хлипеньким солдатикам и так вдавил их в общую кучу, что послышались сдавленные крики, а затем хруст выламываемой второй створки.
– Чего творишь?! – заорал прапорщик вместо «два» и «один».
Замешкавшиеся были вытолкнуты скопом.
Злой прапорщик вышел на улицу.
– Простаков! Ты что творишь?
Леха был доволен.
– Аха-ха! – смеялся он. – Мы все успели, товарищ прапорщик, очкариков в роте нет!
После команды «отбой» прошло не более десяти минут, а в комнатушке появился сержант Никодимов. Личико у него было злое, садистское. Фрол с Лехой еще не знали, что сержанты в учебке с наступлением темноты превращаются в отборных скотов. Пацаны что-то говорили про наступающую ночь, но они как-то пропустили это мимо ушей. И так слишком много впечатлений.
– Всем добрый вечер! – издевательски произнес Никодимов. Следом за ним появилось еще двое из сержантского состава, куда крупнее и тупее первого.
– Здоров, – пробурчал Леха, переворачиваясь с боку на бок и почесывая друг о дружку торчащие за пределами кровати лапы, – а теперь не гунди и дай поспать.
– Запахи, подъем! Добрый дядя прапорщик ушел домой. Ваши жопы в нашем полном распоряжении!
Все вокруг стали вскакивать со своих мест. Фрол лежал в знак солидарности с дремлющим еще Простаковым, хотя у него под одеялом свело от страха обе ноги и мочевой пузырь.
Леха продрал глаза.
– И чего орать?!
– Ты не понял, куда попал, детина?! Умолкни! – К Лехе подлетел один из сержантов. Фрол его уже мысленно похоронил. Какая интересная рыжая, коротко стриженная черепушка. Жаль, если он ее проломит. Проломит?!
Фрол с верхней койки уговаривал Простакова:
– Леш, давай встанем, чего тебе стоит. Все уже построились.
Простаков улегся в одних трусах. Когда сержант сдернул с него одеяло, он сам же и отшатнулся от горы мускулов. Но заряд борзоты не давал ему остановиться.
– Мелкий, пошел в строй! – Он ухватил Фрола за шею и стряхнул с койки. Фрол полетел вниз, чудом не ломая себе кости и приземляясь на колени.
Случившееся далее нормальному разумению не поддавалось. Сержанты будут вспоминать этот финт до конца дней своих.
Простаков лягнул ногой в живот невоспитанного военнослужащего. Силы в удар он вложил достаточно для того, чтобы рыжий, пролетев по воздуху над Фролом, ударился о двухъярусную койку, стоящую в противоположном ряду.
Леха встал.
– Бить людей нехорошо.
Сержант Никодимов, глядя то на гору мышц, то на своего сослуживца, у которого, наверное, позвоночник стал фрагментом желудка, понимал, что он никого не знает, кто справился бы с этим чудовищем.
– Отбой! – скомандовал Алексей Дмитриевич Простаков нечеловеческим голосом.
Стекло в форточке разорвалось.
Десяток молодых бойцов, над которыми всласть издевались каждый вечер, стояли, не зная, что им делать.
– Вы что, не слышали, что вам сказали! – Никодимов продолжал смотреть на корчащегося от боли рыжего.
– Чего?! – уже спокойно пробасил Леха.
– Ничего, это я так, – сержант вытянулся почти по стойке «смирно». – Разрешите идти?
– Еще раз меня разбудишь, ударю. Будет больно.
Фрол медленно поднимался.
Сержантская делегация удалилась несолоно хлебавши. Не было даже обычных для таких случаев обещаний отыграться потом на всех из-за бунтарства одного здорового.
Фрол долго ворочался и не мог уснуть. Через час он растолкал Простакова.
– Слушай, правда у тебя знакомый генерал есть?
– Серпухов. На охоту с ним ходил на волков, – бормотал Леха одними губами, сладко причмокивая между словами, словно младенец.
– А чего ж не отмазался?
– У нас в роду не принято. Фрол, давай спать.
Старшина роты прапорщик Поколеновяма Сергей Сергеевич – ему ли придираться к фамилии Кратерский и имени Дормидонт? – выдавая новую форму пятого роста и немного поношенные сапоги сорок седьмого размера, объявил Простакову, что за ним восстановление двери и помощь дневальным при уборке туалета.
Леха остался доволен новой формой темно-зеленого цвета, как у всех, а к сапогам предъявил претензию:
– В них кто-то ходил.
Поколеновяма усмехнулся.
– Привередливый какой. Всего два месяца. Поменьше тебя будет, а ласта большая. Такие только на заказ шьют. Не обессудь.
– А почему два месяца?...
– С сержантами не ужился. Списали потом по здоровью.
– А я ужился, – Простаков улыбался.
– Вот и молодец. Одного из младших командиров увезли сегодня. Что-то с животом.
– Понос?
– Может быть.
Завтрак в столовой, куда пришлось идти строем и горланить «Солдатушки, бравы ребятушки», произвел на Фрола и Леху положительное впечатление. С губой не сравнить: белый хлеб, яйцо, масло, каша на молоке. Только финиш по команде «закончить прием пищи». Пацаны, которые последними тарелки и чай берут, успевают только половину слопать. Горячее загружают. Язык потом облазит.
– Ни овощей, ни фруктов, – критически заметил Фрол, которого немного развезло после плотного завтрака.
– Нормально, – возразил Леха, которому добрая тетка на раздаче навалила каши с горой.
