Хозяйка от удивления:
– О!
Леха от неожиданности:
– А!
Он хочет вырваться, а она его не отпускает.
– Вы чего это?
– Не надо денег, – зашептала она страстно.
– Мне же лучше, только отпустите.
– Не каждый день такие молодцы ко мне заходят, – продолжала трепетать хозяйка, держась за начинающий расти прибор.
Леха сглотнул слюну.
– Ну.
Не успел он и моргнуть, а она повернулась к нему спиной, нагнулась, задрала длиннополую юбку и уперлась руками в бревно, выступающее из стены.
– Не медли, прошу, что ты там возишься?
– Как же, все уже.
– Как все? – не поверила хозяйка и обернулась.
Леха выводил лошадь из стойла.
– А как же я?
Простаков остановился.
– Вы? А вы чего хотели? Вы ведь мне лошадь без денег даете?
– Даю.
– Ну вот я и забираю.
– Непонятливый ты мой мальчик. Ты же Машу хорошо отымел, а она замужем. Что тебе стоит и одинокую бабу уважить, служивый?
– Ах, вы об этом.
Она снова нагнулась.
– Ну, где ты?
Ей снова пришлось обернуться.
– Что ты делаешь?
Леха стоял по стойке «смирно» и отдавал честь.
– Опять что-то не так? Демонстрирую свое уважение, отдаю честь...
Баба была готова растерзать его.
– Трахни меня, ну, пожалуйста!
– Извините, не догадался.
Всю дорогу медленно, но верно трезвеющий конюх убеждал комбата в том, что отдал Мудрецкому именно Резвого. Мудрецкий, сидя рядом с пьяным на заднем сиденье, утверждал совершенно обратное. Стойлохряков очень хотел разобраться, и в душе он больше верил лейтенанту, чем какому-то алкашу.
Процессия подъехала к конюшне.
Шпындрюк выкатился из своей машины и приказал пока не выводить привезенного жеребца.
– Пойдемте посчитаем лошадей вместе, – глава района сделал широкий пригласительный жест, и все – он сам, его жена, чета Стойлохряковых, поп, лейтенант и конюх – вошли в конюшню.
Почувствовав людей, животные немного забеспокоились.
– Работать с лошадьми и пить! – возмущался Шпындрюк. – Супруга, дорогая, уберешь его отсюда сегодня же и сегодня же найдешь другого.
– Да-да, да-да, – курлыкала женушка, держа половину под руку.
– Итак, – Шпындрюк остановился и растопырил руки в стороны. – Всего у меня шестнадцать лошадей, включая двух жеребят. Вначале идем к жеребятам, которым, кстати, давно пора на воздух.
В небольшом загончике были идентифицированы два жеребенка и две кобылы.
– Итого четыре! – сформированная главой процессия молча следовала за ним. Мудрецкому пришлось взять бородатого пьянчужку за фуфайку и тащить его следом. – Осталось двенадцать, двенадцать, господа!
Он шел по коридору и тыкал пальцем в торчащие лошадиные морды. Животные будто чувствовали, что их хотят идентифицировать.
Около пустой клетки Резвого он остановился и с ехидством посмотрел на подполковника, потом прошел дальше и закончил счет.
– Девять, десять, одиннадцать! Одной нет!
– Двенадцатый конь в машине, – подсказал лейтенант.
– Чего?! – взревел лысеющий карапуз и бегом побежал в противоположный конец конюшни считать лошадей заново. Теперь он останавливался около каждого стойла, смотрел на табличку, потом заходил к лошади, сличал масть и пол.
В конце второго подсчета Шпындрюк остановился и взревел:
– Я не помню всех лошадей в лицо, в морду их я не помню! Но Резвого нет! – Он подбежал к конюху и тряхнул его. – Сволочь! Ты подменил лошадей! Кому ты отдал Резвого?
Пьяный мужик ткнул пальцем в бок Мудрецкому так, что тот отпрыгнул.
Стойлохряков рыкнул, прочистил горло и сплюнул на бетонный пол.
– Лейтенант, можешь быть свободен.
– Есть, товарищ подполковник, – вяло протянул лейтенант, пожимая плечами и выражая как бы собственное непонимание происходящего.
– Убью мудилу, – Шпындрюк тряс конюха. – Живьем закопаю! Где конь?
Бородатый дядька теперь примолк и больше не кивал в сторону Мудрецкого, успевшего уже скрыться за воротами конюшни.
Увидев выходящего лейтенанта, Резинкин повернулся на спину и громко произнес:
– Ес! – после чего получил несильный шлепок от Простакова по затылку.
Фрол добавил уже языком:
– Хорош орать. Нам еще кобылу хозяйке вернуть надо.
В своем доме Шпындрюк облачился в халат и домашние тапочки.
– Чертовщина какая-то, – жаловался он, разливая вино в высокие бокалы для себя, подполковника и батюшки.
Поп немедленно перекрестился.
– Вот протрезвеет, всю душу из него выну, – раздав напиток гостям, глава района плюхнулся в кресло, и в этот момент на пороге комнаты появилась его нелюбимая жена с конюхом.
Бородатый мужик шарил безумными глазами по комнате и причитал:
– Снова одной нет, снова одной нет, их только пятнадцать, пятнадцать их.
Протопоп Архипович наморщился.
– Петр Валерьевич, уберите его отсюда, прошу вас.
Снова стало тихо. Потом компания снова пила до тех пор, пока батюшка не слег и его не отвели в спальню почивать.
Оставшись наедине с главой, комбат надул щеки.
– Протопоп Архипович, мне неприятно говорить об этом, но едет комиссия.
– Не волнуйся, все будет схвачено.
Стойлохряков вздрогнул, налег на низенький журнальный столик вместе с локтями и приблизился к Шпындрюку:
– Я должен прекратить списывать горючку. Хотя бы на время.
– Ты что! В поле работы невпроворот. Пошла твоя комиссия куда подальше! Я тебе десяток таких комиссий отважу отсюда! – крикнул Шпындрюк в пьяном угаре. – У меня, комбат, связи знаешь куда идут?!
