совсем притих и спокойно ковырялся на отведенном ему фронте работ.
Через пару дней он с трудом поднялся с койки и быстро пошел на улицу. Все услышали гыкающие звуки. Вернулся он обратно к своему лежаку совсем больной и лег, скрючившись и закрывшись фуфайкой.
Простаков сел, не понимая, что творится.
– Ты чего, проблевался, что ли? – поинтересовался он, поднимаясь и подходя к сослуживцу и заботливо оглядывая трясущееся, скорчившееся тело. – Ты че? Жрачка вроде нормальная.
– Ломает его, – разъяснил Фрол. – Слава богу, что я только травкой баловался. Никогда себе ничего не впарывал. Это же охренеть можно.
– И долго он в таком состоянии пробудет? – Резинкин по гражданке также не сталкивался с наркоманами.
Сизов поджал под себя ноги, упер подбородок в колени и, лежа на боку, трясся, словно осенний лист на сухой ветке.
– Мне надо ширнуться, – промычал он сквозь зубы. – Ширнуться надо.
Его голос наводил тоску.
Валетов сморщился и недовольно покачал головой:
– Ну все, мужики, считайте, что мы остались здесь втроем. Тем не менее строительство никто не отменял.
– И че, он так и будет теперь целыми днями лежать? – возмутился Резинкин. – Почему я должен тут за всех вкалывать?
– Молчи! – одернул его гигант. – Я тут за всех пашу, а вы только кирпичики ляпаете кое-как – вся ваша работа. Все я делаю. Так что молчи.
Простаков не на шутку разошелся.
– Ладно, ладно, – успокоил тут же оппонентов Валетов. – Какие дела? Сейчас все пойдем работать. Так и быть, я сейчас за хавкой схожу сам. Не вас же посылать.
– А с этим-то че делать? – кивал головой Простаков на больного.
– Пусть лежит, может, у него шанс появился здесь отлежаться. Глядишь, и отвыкнет от дряни-то.
Фрол не поверил словам Резинкина:
– Он скорее подохнет, чем отвыкнет. Хотя...
Все трое поглядели вниз, на лежащее неподвижно маленькое тело Сизова.
– Ничего, может, и выкрутится. А то его, видишь, наркота вообще зажрала. У него и шансов-то выжить немного. Может, на самом деле отойдет, – говорил Резина, глядя на свалившегося от большой потребы уколоться Сизова.
Успевшая спеться за время службы троица сидела и молча завтракала, а в это время на своем лежаке ворочался и просил ширнуться Сизов.
Резинкин ритмично стучал алюминиевой ложкой по алюминиевой же тарелке, успевая и есть, и говорить:
– Долго еще он так будет охать и ахать? Мы че, всю ночь будем это слушать?
– Еще день не наступил, – ответил Фрол, часто черпая гречневую кашу с маслом. – Может, к вечеру затихнет. Шпындрюк развоняется, что медленно строим. Возьмут, весь взвод пригонят. Кайф обломится.
– Ничего не обломится. Работать будем, – уверенно ответил Алексей. – Сегодня должны рядок положить.
– Рядок? Ты чего? – воскликнул Резинкин. – Ты посмотри, сколько здесь делать. – Он обвел рукою стройплощадку. – Рядок! Смеешься? Мы тут ляжем.
– Не ляжем, – поддержал здоровяка Валетов. – Хорош базарить. Так и быть, я мыть посуду, а вы давайте начинайте.
– Посуду мыть, – передразнил Простаков, – а мне, значит, раствор мешать? Как у тебя быстро запал прошел. То успеем сделать, то пойду посуду мыть.
– Мне еще свиней покормить.
Часа в четыре Простаков зашел навестить больного. Тот лежал в беспамятстве и, как показалось Алексею, с куда более здоровым цветом лица, нежели накануне.
Резинкин вошел следом:
– Слушай, ну че, он будет спать, мы будем работать? Не очень ли это здорово? Может, он просто больным сказался, а? Че за дела?
– Да ты че? – Простаков был удивлен таким отношением к живому человеку. – Он же на самом деле нуждается в наркоте.
– И мне прикажешь теперь идти ее искать? Я не пойду. Пусть он лучше перетерпит. А может, у него и хорошо все, просто лежит здесь, а мы пашем. Я тоже так могу – завалиться и лежать. Могу даже колени к животу поджать.
– А пожелтеть сможешь? – Фрол последовал за остальными и сейчас стоял также рядом с койкой больного.
Сизов услышал голоса над собой, повернулся и открыл глаза.
– Так вот вы какие, солдатские ангелы.
Трое пялились на него сверху вниз.
– Совсем крыша съехала, – поставил диагноз доктор Валетов.
– А, мужики, – простонал он, – я еще не умер. Тогда дайте водички, колодезной. Всего ломает.
– Воды? – Простаков вышел, посмотрел на небо. Солнышко еще высоко, тепло, хорошо. – Сейчас дам воды. Давай только знаешь что? На улицу, на улицу выходи.
– Сдурели, что ли? – продолжал постанывать наркот. – Какую улицу? Я весь в отказе. Дайте водички.
– Сколько тебя ломать будет? – заботливый Валетов склонился над Вовкой.
– Не знаю, пацаны. Говорят, неделю. А через неделю – или в рай, или в ад. Вот так вот.
– Че, помереть можешь? – испугался Резинкин.
– Да нет, не помереть, – едва улыбнулся Сизов. – Или кореша достанут чего-нибудь, или вылечишься.
– Чего, вот прям так сразу?
– Прям сразу не получается, – пыхтел, отвечая на вопросы дедушка. – Накрывать и потом еще будет, но самое сложное – неделю продержаться.
Тут он застонал, снова поджал под себя ноги. Простаков вернулся довольный.
– Ты воды хотел?
– Да, – простонал больной.
– Хорошо, – Алексей подошел к лежаку, поднял на руки высохшего Сизова и понес его на улицу.
– Ты чего делаешь-то? – не понял Валетов. – Ты куда его понес? Ты че, дурак, ну-ка положи его на место!
– Не мешай, сейчас будем лечить.
– Лечить? – простонал Сизов. – Лечить – это хорошо. Только чем вы меня будете тут лечить?
Он снова застонал и скорчился еще больше.
– Да ты не дергайся, – рявкнул на него Алексей, – а то брошу сейчас.
– Бросай, – протянул ослабленный, – мне не будет больно.
Простаков положил тело на траву. Терминатор, стоящий в сторонке, махнул ушами, поглядел тупыми глазками на человечка и едва слышно хрюкнул.
– Во-во, гляди, свинья, че сейчас будет.
Он взял одно ведро, наполненное колодезной водой, и окатил лежащего на земле Сизова. Тот только и успел крикнуть: «А-а!»
Заворочавшись на мокрой траве, он попытался подняться, но тут ему в грудь ударила вторая волна. Окатив из двух ведер наркота, Простаков снова поднял его и понес под полог.
– Давайте, разводите буржуйку. Его надо закутать хорошенько. Будем дерьмо выпаривать из него.
– Ты с ума сошел, – орал возбужденный Валетов. – Он от твоих процедур подохнет! И чего нам потом, всем кобздец?!
