профессионального несоответствия мне только что позвонили... причем с твоего собственного мобильника и великодушно сообщили, что мне следует заплатить «лимон», иначе Ленку на ноль умножат?
Доктор выпучил глаза:
– «Лимон»? Это... в смысле...
– Это в смысле – миллион баксов. Да, такое вот говно. И ты, Доктор, в этом виноват. Как же ты теперь надеешься смыть свою вину?
– Я... не...
– Ладно, хватит верещать, как вербная теща, – перебил его Кашалот. – Как выглядел тот парень?
– Как выглядел? Ну... высокий такой, с крашеными волосами. То есть не крашеными, а так... одни волосы крашены, другие – не крашены...
– Мелирование, в общем, – сказал Медведев.
– Ну да... ме... мелирование. В «коже» он весь был – штаны и куртка. Бачки были... такие вот.
– Фоторобот надо бы... составить, – отозвался Медведев.
– Какой фоторобот?! – махнул на него рукой Кашалот. – Какой фоторобот! Если тот парень так просто подставился и дал себя засветить, не кончив этого осла Доктора, то это может означать только одно...
– Одно?.. – машинально повторил Витька, на лбу которого выступили крупные капельки пота.
– Только то, что парень загримировался и на самом деле выглядит совсем не так.
– Да... но я...
– А ты у нас молодец! – с чувством выговорил Котов. – Профессионально сработал!
Доктор вздрогнул и, подняв голову, промычал:
– Я... но...
– Да не ты профессионально сработал, болван, – внешне беззлобно напутствовал его шеф. – Хотя ты тоже сделал все максимально возможное... Ну что я могу тебе сказать? В общем, ты уволен.
Витька страдальчески наморщил лоб, словно силясь вникнуть в беспощадный смысл только что произнесенной фразы, и начал было маловразумительно мусолить ответную речь: «Филипп Григорьич... разве за такое... я, конечно... но...» Но Кашалот не стал его слушать. На его широких скулах вздулись и заходили желваки, а, казалось бы, маловыразительные водянисто-серые глаза яростно сверкнули, как клинки извлеченных из ножен кавказских кинжалов.
– Молчи, осел!
– Да я... Филипп Григорьевич... может, можно как-то это... отработать... ведь я ничего не мог...
– Ты в самом деле ничего не мог, – медленно произнес Котов, – поэтому я и говорю тебе: ты уволен. А если ты не понимаешь простого русского языка, так я выскажусь в иной форме.
И одним коротким молниеносным движением – столь неожиданным для этой внешне неповоротливой аморфной туши – он выхватил пистолет из кобуры начальника своей охраны Медведева и, не целясь, выстрелил в лицо Балакирева. ...Тот не успел даже испугаться, как возле его переносицы выросла и накипела алая клякса, а голову тяжело и неотвратимо рвануло назад – и незадачливый охранник с простреленным навылет черепом безжизненно рухнул лицом вперед и застыл...
– Вот теперь ты уволен окончательно, – невозмутимо резюмировал действия шефа Александр Медведев. – Неплохой выстрел, Филипп Григорьевич.
Котов мельком взглянул на телохранителя и смахнул со лба капельки пота. Тяжело рухнув в кресло, он обессиленно бросил вбежавшим на шум охранникам, показав подбородком на труп Балакирева:
– Убрать эту падаль...
Глава 7
Миллион в мусорном контейнере
Большой заброшенный пляж одного из дачных пригородных районов Калининграда был абсолютно пуст. Смеркалось, и заходящее солнце разбрасывало багровые лучи по поверхности Калининградского залива.
Слева от пляжа темнела громада холма, резко обрывающегося в море, и торчащие из этой почти вертикальной стены уродливые корни деревьев и кустов казались непомерно разросшимися черными червями, тоскливо перевившимися узловатыми туловищами.
К одной из пустых дач, находящихся неподалеку, подъехала раздолбанная «девятка», так забрызганная грязью, что в разрастающихся сумерках не представлялось возможным определить, какого же она, собственно, цвета.
Из машины вылез высокий мужчина в зеленовато-сером пиджаке поверх черной футболки и открыл ворота покосившегося грязно-голубого гаража.
Вслед за мужчиной из машины вышла стройная девушка лет восемнадцати с хорошеньким капризным лицом и, презрительно рассмотрев сооруженную из сетки-рабицы ограду и ржавую калитку, перевела взгляд на двухэтажную дачу из кирпича и, вытянув губы трубочкой, протянула:
– И тут нам типа целые сутки перебиваться... да, Володька?
– Да, – сухо ответил мужчина.
– Да я же тут подохну! Тут, поди, и душа нет. Про джакузи я вообще молчу.
– Есть душ, – ответил Владимир Свиридов, открывая двери гаража. – Дачного образца. Около туалета.
– Это на огороде, что ли? Ну нет, так не покатит!
– Значит, сиди грязной.
– Я что, свинья, что ли?
– Тогда искупайся в заливе.
– Да вода же грязная.
– Ну, иди в луже покатайся, – меланхолично проговорил Владимир и загнал машину в гараж.
Лена фыркнула:
– Вот осел! Нич-чо... посмотрим, как ты дальше запоешь... с папиком.
– А я с ним уже договорился.
Лена изумленно посмотрела на Свиридова:
– Это когда же?
– А вот когда мы пересаживались с твоей машины на мою. В лесочке. Когда тебе еще в туалет приспичило.
Лена удивленно посмотрела на Владимира.
– И ты вот так, в два счета, договорился с моим папашей?..
– Ну, конечно, не в два счета, но в три – точно. Серьезный мужчина, ничего не скажешь.
– И что... и про деньги сказал?
– А о чем же я еще с ним должен говорить? О погоде, что ли?
Глаза девушки, такие преувеличенно безмятежные и равнодушные, вспыхнули острым, хищным пламенем:
– И что... договорился?
– Да.
– И как же ты рассчитываешь их получить? Ведь у папика все менты на выпасе? Поластают, и потом доказывай, что ты не лопух.
– Все рассчитано, – отмахнулся Владимир.
– И когда же ты отправишься за деньгами?
– Завтра.
– Завтра – когда? Вечером?
– Да, в шесть часов.
Лена взмахнула ресницами, а потом засмеялась коротким переливистым серебряным смешком:
– Ну хорошо, по такому поводу можно и искупаться в заливе. Благо недалеко... Как ты на это смотришь?
– Я на это смотрю положительно, – ответил Владимир и, вынув из-под сиденья пистолет-автомат «каштан» (тот самый, по сравнению с которым, по словам Свиридова, знаменитый израильский «узи» – самодельный пугач) и вставил новую обойму. – Ну вот, я и готов к купанию.
