Екатерина Вильмонт
Перевозбуждение примитивной личности
Глава первая
В Москву, в Москву
Вот уж воистину, от сумы и от тюрьмы не зарекайся! И если проблема сумы сейчас передо мной в силу многих обстоятельств не стоит, то в тюрьму я все-таки угодила, хоть и в голландскую! И всего лишь на три дня, смешно, правда? А дело было так: выхожу я в Маастрихте из супермаркета и вижу: какой-то молодчик арабского типа вскрывает багажник моей машины. А надо вам сказать, что в Голландии обычно полицейских не видно, но когда нужно, они тут как тут. Но не в моем случае! Тогда я выхватила из пакета литровую бутылку кока-колы, подбежала к нему сзади и шарахнула по башке! А что еще мне оставалось? Он упал и вроде даже потерял сознание. Вот тут сразу появились двое в полицейской форме и арестовали меня. Но я не испугалась, я ведь в Европе, разберутся… Вот если б я в Америке негра так шарахнула, меня с их гребаной политкорректностью могли запросто черт-те в чем обвинить, а тут… Я позвонила своему адвокату, но три дня все-таки пришлось отсидеть. Хорошо отдохнула, между прочим. Меня только беспокоили мои звери – собака Тузик, чистокровная дворняга, и два кота, Кукс и Мойша. Но старый друг Додик согласился эти три дня пожить в моем доме и присмотреть за зверинцем. В последнюю тюремную ночь мне приснился сон – я, совсем молоденькая, играю в волейбол на пляже в Красной Пахре, где у отца была дача. Мне жарко, я вхожу в речку и плыву по течению, и мне так хорошо, прохладно, а солнышко светит, берега пустынные, и вдруг я вижу полянку, всю в ромашках, такие в природе редко встречаются, все больше на рекламных снимках в глянцевых журналах… Я вылезаю на берег и вдруг осознаю, что мне от силы лет семь-восемь, а в волейбол я играла восемнадцатилетней… Значит, если бы я не вылезла на берег, то могла бы доплыть по этой речке до небытия? Но тут я проснулась. Странно, мне редко снятся сны, а уж снов о прошлом я практически никогда не вижу. К чему бы это, думаю?
Утром я вышла «на свободу с чистой совестью». Встречал меня Додик.
– Ну ты даешь! – он обнял меня. – Как тебе голландское узилище?
– Класс! Но все-таки больше всего на свете хочется принять душ! Как там мои звери?
– Нормально! Кукс только очень скучает.
– Он обиделся, не будет неделю со мной общаться, я его знаю!
– Слушай, Динка, а кто такая Тося Бах?
– Кто? – ахнула я.
– Звонила какая-то Тося Бах. Из Москвы.
– Господи, невероятно! Это моя одноклассница… Но как она узнала мой телефон?
– Вероятно, у твоего отца?
– Исключено. Отец не знает ни адреса, ни телефона. Мы последний раз общались лет десять назад, и я тогда еще жила в Амстердаме. А что она хотела?
– Понятия не имею, спросила только, я муж или не муж. Еще спросила, где ты?
– И ты, конечно, не отказал себе в удовольствии сообщить, что я в тюрьме? – засмеялась я.
– Как ты хорошо меня знаешь! Разумеется, я сказал чистую правду!
– А она что?
– Сперва глухо замолчала, потом решила, что я шучу, а потом я сжалился над ней и заодно над твоей репутацией в родном городе и все объяснил. Так что она сегодня будет звонить, если, конечно, не слишком испугалась.
– Интересно, что ей понадобилось? Я о Тосе Бах больше двадцати лет не слышала.
– Ну, наверное, собралась зачем-то в Голландию или в Бельгию, вот и разыскала тебя.
– Но через кого?
– Ну, в принципе, можно через адресный стол найти человека.
– Но она не знает моей новой фамилии…
– Ерунда, Динка, найти человека не так уж сложно. Какая-нибудь наша Арахна[1] где-то тебя упомянула, кто-то тебя вспомнил…
– Да, вероятно…
Между тем мы приехали в маленький бельгийский город Маасмехелен, где я после смерти мужа жила со своим зверьем. Тузик с громким лаем кинулся ко мне, Мойша стал радостно тереться о мои ноги и громко мурлыкать, а Кукс смерил меня сумрачным взглядом и величественно удалился. Обиделся, как я и предполагала. Он же не знает, что я не развлекалась на стороне, а сидела в тюрьме и потому нуждаюсь в сочувствии.
– Додик, заходи, кофе дам.
– Нет, благодарю, у меня и так проблемы в личной жизни из-за твоего хулиганства! Я только заберу лэп-топ и пижаму. А вот вечером давай где-нибудь поужинаем!
– А личная жизнь?
– К вечеру я с ней уже на сегодня покончу! Созвонимся?
– Конечно!
Как все-таки хорошо дома! Однако наслаждаться домашним уютом мне мешала мысль о звонке Тоси Бах. Это был звонок из прошлого, далекого и, казалось, прочно забытого. Я вроде бы хорошо усвоила науку забвения. Жизнь сложилась так, что каждые несколько лет приходилось говорить себе – забудь. С каждым разом мне это давалось все легче, а Тося Бах была из того, самого долгого, периода, забыть который было труднее всего, ведь там осталось всё – родители, детство, юность, школа, первые влюбленности, первая взрослая любовь, родина, наконец… Но я справилась, по крайней мере, мне так казалось, пока эти семь букв – Тося Бах – не взбаламутили душу…
Тося Бах была моей школьной подругой, мы с первого класса сидели за одной партой, правда, часто ссорились, уж очень разные характеры. Но все-таки общего было больше. Ее отец был крупным ученым, мать тоже, у них была большая, типично профессорская квартира с массой книг, не слишком ухоженная, там всегда слегка пахло пылью, но мне у них нравилось. Их домработница Маруся делала фантастические блинчики с мясом. Тоська была младшей дочерью в семье, и ее родители были лет на десять старше моих. У нас тоже была большая квартира с массой книг и домработница, правда, она занималась только уборкой и стиркой, готовить бабушка ей не доверяла. У Бахов домработница жила много лет, а у нас они менялись очень часто. И вообще, их дом представлялся мне какой-то твердыней, а наш – шатким и валким. Что впоследствии и подтвердилось… Интересно, Тоськины родители еще живы? Неужели она хочет приехать и потому разыскала меня? А я хочу ее видеть? Не знаю… Наверное, скорее хочу, но лучше бы этого не было… Вон как от одного только упоминания ее имени все разбередилось… И боль от потери мамы, и обида на отца и бабку, и вообще… Но тут зазвонил телефон.
– Алло!
– Динка, привет, это Тося Бах. Помнишь меня? – каким-то странно-деревянным голосом спросила старая подруга.
– Разве такое забывается, Тоська? – вдруг жутко обрадовалась я. Она, видно, это почувствовала, и голос зазвучал совсем по-другому.
– Тебе передали, что я звонила?
– Конечно!
– Слушай, ты правда в тюрьме сидела?
– Истинная правда, но не волнуйся, это фигня!
– Ой, Динка, я вот услыхала твой голос, так захотелось повидаться… Да, я чего звоню-то! Ты помнишь, что в этом году четверть века, как мы окончили школу?
– Нет, не помню… Четверть века? Какой кошмар!
– Не говори, но суть не в том. Мы решили собраться всем классом! И приглашаем тебя!
