Высоцкого Алексей. – Завтра встанешь, хорошо опохмелишься... на! – и он вложил дворнику в руку полтинник, – а потом тщательнейшим образом переворошишь все кучи листьев около арки. Ни одного листика не пропусти, понял? Если найдешь – отблагодарю.
– На ящичек дашь, начальник? Ну... тады на десять литров спирта? – оживился дворник. – Тогда мы мигом каждый листик... найдем вашу книжечку. Мигом. И Антошку рекку... ректу... рекру-ти-ру-ю.
– Найдешь – тогда и разговор будет, – сказал Каледин. – Завтра свяжемся. Телефон есть? Нет? А в этой квартире? Тоже? Ну ладно... я приеду завтра к обеду. У вас обед, надеюсь, не как у англичан – в семь вечера?
– Не-е, – прохрипел Макеев, ревниво толкая в пухлый бок глазеющую на Алексея бабенку. – Нормальный у нас обед. В час дня.
– Это радует. Ну что, Анечка. Пойдем. Поисковая установка гражданину дворнику дана.
От кавказцев в «десятке» им удалось уйти без всяких проблем. Потому что кавказцев этих они и не встретили. Вероятно, те, отчаявшись дождаться появления нужного им человека или просто поняв, что в сумерках пасти кого-либо бесполезно, уехали.
– Куда же мы теперь? – спросила Аня, когда они вышли из арки и направились в сторону дороги ловить такси. – Только не говори, что к тебе в гостиницу.
– А я этого и не скажу. Потому что мы едем совсем в другое место. В гости к одному моему хорошему знакомому. Он вчера приехал в город. Я думаю, он сможет тебе помочь. Да и мне... – Аня не видела лица Алексея, но была уверена, что в этот момент его лицо прорезала недобрая улыбка, – да и мне тоже.
И через минуту Каледин и Аня Опалева уже ехали в попутке в сторону Заводского района города.
Алексей попросил высадить их неподалеку от высокого, украшенного элементами новорусской архитектуры, как-то: арочными окнами, балкончиками, колоннами, одноподъездного дома. Дом стоял возле большого парка, и подход к нему вел через литые чугунные ворота в ограде, которой был обнесен этот фрагмент парка.
– Куда это ты меня ведешь? – тихо спросила Аня, которой совершенно неожиданно пришла в голову мысль, что Алексей доставляет ее, как говорится, в лучшем, упакованном виде, прямо в лапы Тиграну или Андронику.
Да и Дамир, как оказалось, ненамного лучше.
Аня старалась отогнать от себя эту мысль, но всякий раз она возвращалась и назойливо крутилась в мозгу, словно упорный шмель возле облюбованного им цветка. Она покосилась на Алексея, и ей показалось, что его губы сложились в едва заметную, предательски тонкую ироничную улыбку.
«Глупость... нервы, – подумала Аня. – Но почему глупость? Чем он лучше Дамира? Чем? И вообще – всем этим мужикам надо одно...»
Она снова посмотрела на Каледина краем глаза: тот шел спокойно и размеренно, и во всей его фигуре чувствовалась полнокровная, властная уверенность – то, чего раньше, и в Текстильщике, и совсем недавно, в «Белой горе», Аня в нем не замечала.
И тут она вспомнила, что у него гораздо больше оснований ненавидеть Андроника, Вайсберга и Тиграна, чем у нее, Ани. Что эти люди убили его отца, сгноили в нищете мать и его самого исковеркали страхом и унижением.
Неловкость за предательские мысли прожгла ее. Нет. Ему надо верить. Если не ему, так кому же?
– Тебе там понравится, – сказал Алексей. – Там гораздо уютнее и – главное – безопаснее, чем у бабки. Двухуровневая квартира... мы расположимся, как короли.
– Нам еще ехать на Крестовский пустырь, – напомнила Аня. – Быть может, мы будем благодарить судьбу, что туда поехали.
– Или за то, что не поехали, – сказал Алексей, набирая номер квартиры на домофоне подъезда. – Ну, хорошо... Я думаю, что мой знакомый нам поможет.
– Кто он?
– Увидишь, – быстро ответил Каледин, и в этот момент из домофона раздался мужской голос:
– Да, я слушаю. Это кто?
– Каледин.
– А, Алексей? Пожаловал все-таки, пока я в Саратове. Ну, проходи.
Дверь щелкнула и открылась. Они поднялись на лифте на пятый этаж и остановились перед массивной металлической дверью с глазком. Как раз в тот момент, когда Каледин протянул руку к звонку, почти бесшумно заворчал замок – не то что у алкоголика-интеллигента Антошки Малькова! – и дверь отворилась.
– Ты не один, Алексей? – произнес мужчина, лица которого Аня еще не видела. – С тобой, я вижу, дама. О... и очаровательная. Пожалуйста, проходите.
В прихожей вспыхнул свет – и Аня невольно прикрыла глаза ладонью. Нет, не потому, что этот свет ослепил ее. Просто она натолкнулась на пристальный взгляд мужчины, который открыл им дверь.
И – она сразу узнала его.
Он почти не изменился. Та же статная фигура, те же бархатные глаза. Только прибавилось морщинок в углах глаз.
– Добрый вечер, сударыня, – галантно сказал он. – У меня такое впечатление, что я вас где-то видел. Если бы вы не были неповторимы, то я бы сказал, что видел даму, похожую на вас. Но, несомненно, этого не может быть, и мне посчастливилось запечатлеть в своей памяти именно вас.
– В нашу первую встречу вы не были так галантны, Роман Эмильевич, – смеясь, проговорил Алексей. – Хотя и дали Ане сто долларов. Помните ту девочку, которая была со мной восемь лет назад у дороги на выезде из Текстильщика? Так это она самая и есть.
Глубокий взгляд темных бархатных глаз Романа Эмильевича буквально впился в лицо Анны. Она как-то жалко улыбнулась, потому что в памяти вскинулось лучшее воспоминание ее ранней юности: блистательный принц на белом «Мерседесе», коснувшийся своими холеными пальцами, унизанными золотом, подбородка ее, сельской девчонки.
– А-а, – протянул Роман Эмильевич. – Помню. Как же, конечно, помню. Вы Анна? Очень приятно познакомиться. Меня зовут Роман Эмильевич Каминский. Красивое ФИО, правда? – с внезапно проклюнувшимся мальчишеским тщеславием сказал он.
– Да, – уже освоившись в новом обществе, ответила Аня и одарила хозяина самой ослепительной улыбкой, какую она только усвоила за три года «практики». – Польское. Вы поляк?
– Совершенно верно. То есть... не совсем. Мой отец был наполовину поляк, а я – соответственно только на четверть. Однако все мои компаньоны и деловые партнеры считают, что я еврей. Раздевайтесь, проходите.
– Роман Эмилич, мы у вас сегодня того... переночуем? – спросил Каледин.
– Ты что, сегодня не работаешь в клубе?
– Нет.
– Это ты напрасно, – озабоченно сказал Каминский. – Вайсберг может предъявить: дескать, деньги проплачены, а не отрабатываются. М-м-м... ну да черт с ним. Если надо – так надо. Но завтра чтоб на работу!
– Ну конечно, – с хорошо сыгранной беспечностью отозвался Алексей. – Так мы ночуем?
– Как говорил дворник Тихон гражданину О. Бендеру, да хоть всю жизнь живи, раз человек хороший.
– Вот про дворников – не надо! – с наигранным ужасом воскликнул Алексей. – Пойдем, Ань.
В гостиной им навстречу поднялась высокая миловидная женщина, в которой Аня, к немалому своему удивлению, узнала ту самую вульгарную Настю, что обозвала подаренный Алешкой букет говном. Со временем черты ее смягчились и приобрели большую мягкость.
– Добрый вечер, – сказала она. – Я все слышала. Кажется, в тот раз, на дороге, я немного погорячилась. Если честно, сама я уже мало что помню. Так...
