Марина и Сергей Дяченко
БАСТАРД
Повесть
ПРОЛОГ
Темной холодной ночью двое стояли на крепостной стене, и длинным и страшным было их ожидание.
— Изготовились ли воины? — спросил тот, что носил на седой голове четырехзубый княжий венец. — Заряжены ли катапульты, и кипит ли смола?
Лучники замерли у бойниц, и готовы были катапульты, и смола пузырилась в черных чанах.
— Что ты там видишь? — спросил венценосный у стоящего рядом, ибо тот обладал силою видеть в темноте, и на сто верст вперед, и на десять локтей под землей.
— Вижу, — ответствовал тот, — вижу бесчисленные отряды, и сталь полыхает при свете факелов, и ведет их твой сын.
Венценосный расхохотался:
— Скорее земля расколется, как гнилой орех, нежели он доберется до наших стен!
А ветер выл, и от каждого факела тянулась черная лента дыма.
— Что ты видишь теперь? — снова спросил князь.
— Вижу, как дети мои, ловушки, сокрытые в земле, жадными пастями хватают воинов, пожирают их вместе с панцирями, и крик и стон поднимаются над лесом. Половина войска погибла, но твой сын уцелел.
— Скорее небо свернется в свиток, нежели он возьмет замок! — рассмеялся князь.
А ночь ревела, и неслись по небу обрывки туч, и далеко еще было до рассвета.
— Скажи мне, что ты видишь сейчас? — спросил венценосный, и ветер вздыбил его седые волосы.
— Вижу, — тихо сказал стоящий рядом, — как бьются с войском змеи и хищные птицы, как падают наши враги, но другие ступают по их трупам. Вижу море их факелов; вижу рты, разинутые в боевом кличе. Вот дети мои, алчные желтые марева, убивают их целыми отрядами, но твой сын уцелел, за ним следуют те, кто остался в живых!
Князь воздел кулаки к небу:
— Скорее леса прорастут корнями вверх, скорее реки взовьются на дыбы, скорее мать пожрет младенца, чем он получит венец!
И вот уже все, кто был на стене, увидели огни факелов и блеск стали.
— Что ты видишь теперь?! — яростно воскликнул князь, но собеседник не ответил — из середины лба его торчала стрела.
И тогда закричал князь, призывая к бою, и эхом отозвались его воины, а те, что пришли с огнями, двинулись на приступ.
Железные крюки впивались в камень, как хищные когти впиваются в плоть. Ручьями дымилась кровь, и потоками лилась горячая смола. И отступили от стен те, что пришли, и велики были их потери. Победно вскричал князь — но кинжал вонзился ему в спину, потому что сын его тайно проник в замок через подземную нору.
И упал князь, и скатился венец с его головы, и множество рук потянулось к венцу — но коснувшиеся его умирали на месте. И закричал княжий сын, и голос его раскатился, подобно грому:
— Княжья кровь в моих жилах! Наследство — только наследнику!
И схватил венец, и водрузил на голову, и пришедшие с ним воспряли духом, а оборонявшиеся утратили мужество…
И наступил рассвет, и стаи ворон возрадовались и слетелись на княжий пир. И черными клубами поднимался дым, и ступени сделались скользкими от пролитой крови.
И сказал колдун, что всю ночь умирал со стрелой во лбу — ибо долго, очень долго умирают колдуны:
— Проклятье на весь род ваш и на все его колена. Вовеки, вовеки сыновья ваши будут убивать своих отцов. Проклинаю и предрекаю: вовеки.
1
Солнце стояло уже высоко, когда он, голодный, бросил заплечный мешок в траву.
Никогда в жизни он не видел такой травы — густой, лоснящейся, как шерсть сытого и здорового зверя. Ему казалось, что все здесь лоснится от удовольствия — и деревья, здоровенные, в три обхвата, и непуганое зверье — вон, полевая мышь смотрит и не боится, — и птицы, и белесые цветочки…
Он еще раз огляделся и, хмыкнув, потянул из ножен меч.
В который раз сердце его сладко замерло, когда без звука, без скрежета миру явилось широкое ясное лезвие, поймало плоским боком солнечный луч и отправило его Станко в глаза.
Он прищурился.
Тяжесть, лежащая в его ладони, была силой и властью. Желобок на мече был прямой дорогой, с которой не свернуть. Счастливо улыбнувшись, он принял боевую стойку.
Первая позиция. Вторая позиция. Удар — отражение. Удар — противник поражен в плечо. Отражение удара сзади… Коварный негодяй! Разворот… Серия ударов, противник истекает кровью, но лезут новые и новые, и меч в его руке превращается в сверкающий железный веер…
Он не уставал. Он вообще никогда не уставал, кисть его вращалась с бешеной скоростью, и ревел воздух, рассекаемый лезвием. Раз — от локтя, два — от плеча, круговая защита…
— Подходите! А-а-а! Получили? Еще хотите? На! На!
Крики рождались сами, и он не помнил, что кричал. Он был силен и, конечно же, смертельно опасен, и от того, что он силен и опасен, от бешеной радости мышц ему хотелось запеть, но кто же поет во время боя?!
— Небо да в помощь! — донеслось из-за спины.
Станко еще ничего не успел подумать, а тело его уже разворачивалось, а меч уже поднимался навстречу голосу. Он повернулся и замер в боевой стойке.
Напугавший его отшатнулся за темный ствол и оттуда пробормотал примирительно:
— Тихо, парень, мир… Мир, парень! Что ты…
Станко перевел дух. Меч в его руке чуть опустился, и тот, что прятался за стволом, тут же осмелел и выглянул.
Ему, похоже, было далеко за сорок, и был он не то чтобы худой — поджарый, и не то чтобы бородатый — так, заросший очень густой щетиной.
— Что ты, парень, я же не стражник, посмотри как следует…
Станко и без того смотрел во все глаза. На незнакомце были шерстяные штаны, тщательно заправленные в высокие башмаки на шнуровке, неопределенного цвета рубаха и видавшая виды кожаная безрукавка; у пояса длинный кинжал в ножнах.
— Убери свою игрушку, парень… Ну, промышляешь, и промышляй себе, мне дела нет…
Станко опустил меч.
— Я не браконьер, — сказал он хрипло.
— Да? — удивился незнакомец. — Ну, тогда гулял, значит, и заблудился… в землях князя Лиго, на которые если кто ступил — ноги отрубают…
В душе Станко шевельнулась холодная змейка, и поэтому он сказал очень громко:
