«Вот человек, — сказал себе Маленький принц, продолжая путь, — вот человек, которого все стали бы презирать — и король, и честолюбец, и пьяница, и делец. А между тем из них всех только он один, по- моему, не смешон. Может быть, потому, что он думает не только о себе».
Антуан де Сент-Экзюпери Не понимаю, как я очутился на этой странной улице? Приземистые дома испуганно лепятся вдоль замусоренного тротуара, выставляя напоказ грязные стены и неровные скаты крыш. Над этим хаосом беспорядочно нависли гигантские кубы высотных жилищ, — кажется, они вот-вот рухнут и раздавят затаившуюся улицу. В глухих хмурых окнах ни огонька, ни светлой занавески, ни тени движения — словно люди вымерли или навсегда отсюда ушли. Пронизывающий ледяной ветер гнал по каменным плитам мостовой жестяную банку, она звонко стучала, шелестели обрывки грязных бумаг…
Как же я все-таки сюда попал?
Хорошо помню: был яростный спор — но о чем? Что я хотел доказать собеседнику?… Даже черты, реальные черты его лица ускользают…
Постой, постой!.. Кажется, узнал… Вильям? Смеется над моим чудачеством?… Я даже стихами рубанул:
Вернадский прав: чудесна Ноосфера — Могучий разум, тонкий интеллект… Посрамлены последние химеры — Я, так сказать, нацелен на проспект!.. Ноосфера?… Возможно. Но, по-моему, мы спорили о чем-то другом… Я взял себя в руки и выслушал его длиннющий рассказ…
Вот он, этот рассказ, извольте!..
Купил старший брат своему младшему на именины компьютер со всеми хитроумными приспособлениями. Малому стукнуло восемнадцать, ну и решил старший брательник карманом блеснуть; нарочно прикатил из города, где торговлишкой процветал, привел подарок на собственном «шевроленке».
Вся деревня облепила окна и двери: играй в головоломные игры и виртуозно, с помощью кнопок, отыскивай ответ на любой заковыристый вопрос. А когда народец разбежался по своим углам, старший научил меньшого еще кое-чему, заставил гоготать до колик в животе.
Особенно понравилось впечатлительному парнишке иллюзии создавать. То, что рисовалось на экране, можно было перенести на стол, лавку, в чулан — куда захочешь. К примеру, востребовал ты виноград, изобразил на экране. Раз! — ягоды, самые натуральные, с туманцем на боках, возвышаются в центре стола, ждут едока! Сочная кисть переливается красками, манит к себе — ну, хватай! А протяни руку — пустота, никакого тебе винограда!
Когда старший на «шевроленке» укатил, именинник стал развлекаться: навалит на стол заморских фруктов, покличет соседей — угощайтесь! Те сдуру и бросаются на дармовщину, цапают воздух глупыми пальцами. Хохот и только, а обманутые кисло улыбаются, быстренько покидают нехорошее место. В конце концов всем надоело в дураках ходить, и потешную избу стали обходить стороной.
Шли дни, парень приник к подарку, как муха к липучке. Лишь по естественной нужде выбегал, да и то ненадолго. Еду подсовывали под дверную щель. Отец-мать махнули на чудака рукой — да пусть себе развлекается. Но если бы старики глянули разок-другой в щелку, то обнаружили бы: парень общается с девицей. Выходит она из компьютера и ублажает — и видом своим, и умными речами. Оказывается, именно о такой подружке он давно мечтал! И хохотал вволю, и острил, а как говорил складно! Все норовил красавицу обнять, в аппетитные губки чмокнуть, да все понапрасну.
Через недельку-другую красавица обнажилась, позволила парню любовь проявить.
Ну и пошло! Прелюбодей старался, а довольная девица глазки строила, всячески одобряла…
Вдруг электрический свет в комнатухе погас, компьютер выключился, красотка исчезла.
«Опять монтер напился! Морду набью!» — заорал прелюбодей и выскочил наружу.
«Какой монтер? — прошепелявил рядом старушечий голос. — Он давно, грешный, спокоился».
Прелюбюдей, ничегошеньки не понимая, осмотрелся. Его жилище, оказывается, упрятано под высоченный стеклянный навес, — дожди, значит, бревенчатым стенам не повредят. Но куда исчезла деревня?…
«Мама!» — растерянно позвал он и разглядел, наконец, старуху, которая объясняла про монтера. В цветастом головном платке, опирается на клюку… Старуха прикрыла рот рукой, промолвила: «Ну, здравствуй. Наконец-то свиделись».
Что-то знакомое мелькнуло в синих глазах старухи, но никак не вспомнить…
«Не признал? Павушка я. Помнишь нашу скамеечку у реки? Уж такой был горячий да нетерпеливый…» — «Павушка молодая! А ты?!» — «Была молодая, — кивнула старуха. — А нынче стукнуло девяносто». — «Но я-то не постарел!» — «В зеркало, видать, не гляделся. — Павушка подала круглое зеркальце. — Твой подарочек. Помнишь?»
Глянул несчастный прелюбодей на себя и похолодел: из зеркального кругляша таращился на него взлохмаченный старикашка… Уронил старикашка зеркальце и бессильно шмякнулся на завалинку — благо ее не размыли дожди.
«Родители твои давно померли, — продолжала Павушка. — Сама их похоронила. А меня добрые люди при тебе оставили. И кормить нужно, и обстирывать. Сама-то замуж не выходила. Кто возьмет? Мы так бессовестно миловались».
Старикашка поморщился и скрюченным пальцем показал на стеклянный навес: «А Это для чего?» — «Для сохранности. Тебя всему миру кажут. Как ты с красавицей забавляешься. На чердаке аппараты всякие, братец твой понавез. Бизнес у него такой — за деньги тебя показывать».
Вдруг совсем рядом, всего в двух шагах, возник лысый морщинистый мужичок. Физиономия деревенская, а одет с иголочки. Пылающий петухами галстук играет бликами на нежно-белом пиджаке.
«Извини, братец, — заговорил мужичок. — Пришлось тебя выкурить. Хотят через данную географическую точку аж две магистрали пропустить… Да ты не горюй! Перейдешь в новую избушку. Уж больно хорошо у тебя получается, прямо народный артист!»
Сообразил меньшой, что перед ним красуется старший брат — сильно постаревший, но такой же самоуверенный, пробивной.
«Получишь новый компьютер, — добавил старший брат. — Он таких девочек выдает — закачаешься!»
Старикашка вскинулся, как полоумный, набросился на лысого с кулаками: «Никуда не
