Библии 18 раз, а кошки ни разу, что не мешает им существовать!
Некоторые алхимики склонялись к тому, что и ртуть по многим признакам должна быть причислена к металлам, но об этом было лучше молчать.
Вне христианского мира ртуть давно уже заняла свое место среди металлов, однако и там места для платины не осталось, комплект считался полным вот на каком основании: в небе семь светил: Солнце, Луна и пять планет (остальных тогда еще не разглядели), и каждая из них имеет на Земле своего посланца — их семь этих великих символов. Поэтому число «семь» от века священно.
Вот как со времен Аристотеля были прописаны металлы в небе: золото Солнце, серебро — Луна, медь — Венера, железо — Марс, олово — Юпитер, свинец — Сатурн, ртуть — Меркурий. Тем, кто произвел такую «прописку» металлов, никак нельзя отказать в наблюдательности и поэтичности.
Догмы о семи (или о шести) металлах вошли в сознание так прочно, что все им противоречащее отметалось. Поэтому во всем мире мышьяк считали «незаконнорожденным полуметаллом», а известные с древности минералы сурьмы и висмута рассматривали как разновидности серебра и не стремились отделить. Вследствие этого многие старинные монеты содержат значительную их примесь, являются в определенной мере фальшивыми (что выявлено уже в наше время спектральным анализом).
Довольно расплывчатый термин «полуметалл» получил распространение после того, как швед Г. Бранд в 1730 году открыл кобальт.
Противоречить церковным канонам он, по-видимому, не хотел и, подметив, что ковкость, плавкость и некоторые другие свойства у металлоподобных веществ выражены неодинаково, выдвинул такую гипотезу: так же, как есть шесть видов металлов, есть шесть видов полуметаллов. К ним, кроме кобальта, он отнес мышьяк, сурьму, висмут, цинк и ртуть.
Стройность этой схемы сохранялась недолго. В 1741 году ученик Бранда А. Кронштедт обнаружил еще один полуметалл — никель, а в дальнейшем и для платины не нашлось «законного» места.
Как отметил академик Вернадский, платине в научной литературе середины XVIII века уделено внимания больше, чем любому другому веществу. Это отражает заботы и волнения, которые она доставила, выскочив на арену жизни, словно джинн, спутав все карты алхимии и религии.
Но и для тех немногих, кто ушел из-под власти догматических представлений, утверждение Шеффера не выглядело убедительным.
Металлы плавки, ковки. Что общего у них с этими зернами, равнодушными к самому сильному жару?
Вероятно, все было бы по-другому, если бы Шеффер продемонстрировал полученный им металл и способ его получения в Париже, Лондоне и других научных центрах, но он имел для опытов так мало вещества, что был вынужден ограничиться лишь публикацией в малораспространенном журнале Академии наук. Предложенное им название не привилось, да и само открытие практических последствий не имело.
Серебришко оставалось серебришком, навечно приговоренным к утоплению, бесовским соблазном, нарушившим веру в самое святое — чистоту и неподдельность золота.
Но французская энциклопедия, изданная в 1758 году, уже содержит серьезную статью о платине. В ней сказано, что расплавить песчинки из Колумбии по-прежнему не удается даже в фокусе огромного зажигательного зеркала с применением различных флюсов, не говоря уж о других более старых методах. Спор о составе руды тоже не завершен, имеются различные мнения: новый металл (Шеффер), природный сплав железа и золота (Бюффон) и т. д. Лишь в практическом использовании загадочного вещества отмечены некоторые достижения, основанные на способности его частиц прочно слипаться с золотом, серебром и некоторыми другими металлами при остывании расплава.
В результате дальнейшей обработки таких «сплавов» — при резком преобладании тонкоизмельченной платины в их составе — некоторым исследователям удалось получить почти однородное вещество со свойствами металла благородного.
В этой и более поздних публикациях упомянуто много исследователей (Льюис, Уотсон, Браунридж, Вотсон, Вуд, Маргграф, Болс и др.), и почти всегда заметно стремление авторов статей (английских, немецких, французских) подчеркнуть особую роль своих соотечественников. Поэтому нелегко восстановить истинную последовательность в накоплении знаний. По-видимому, наиболее существенные события произошли в начале 70-х годов XVIII века.
Известно, что в 1773 году французский химик Делиль получил так называемую губчатую платину. Измельченные в пыль песчинки из Колумбии он кипятил в царской водке несколько суток, а затем, добавив нашатырь, получал красноватый осадок (это был хлорплатинат аммония). Прокалив его в восстановительном пламени (хлор и аммоний при этом улетучились), Делиль получил вещество, похожее на губку, состоящее из мелких, слабо слипшихся между собой серых зерен, металлических по виду, но не обладающих важнейшим свойством металла — ковкостью. Делиль поставил много опытов, но ни в одном из них не достиг цели: сплавы упорно не желали приобретать этого свойства. Пытался он придать губчатой платине ковкость, уплотняя ее при нагреве, и, как теперь очевидно, был близок к великому открытию, о котором еще будет речь.
В те же годы изучением платины занялся Луи Бернар Гитон де Морво, довольно известный поэт и адвокат, который на четвертом десятке жизни увлекся химией и быстро достиг в ней выдающихся успехов.
Прославленный Бюффон, создавая свою 36-томную «Естественную историю», привлек Гитона к подготовке раздела «Царство минералов» н посоветовал обратить особое внимание на песчинки из Колумбии.
Парижский ювелир Жанетти, который то ли использовал эти песчинки для подделок, то ли был так дальновиден, что скупал их впрок, предоставил все необходимое для опытов.
Изучая платиновую руду, Гитон установил, что в ее составе много железа, подтвердив таким образом одну часть предположения Бюффона и полностью опроверг другую, касающуюся золота. Для этого потребовалось определить состав губчатой платины. Успех принесло изучение сплавов, в состав которых входил «незаконнорожденный» полуметалл мышьяк. С давних пор его применяли для изготовления ядов и подделок под золото (некоторым сплавам он придает золотистую окраску). Гитон тоже получил такие «золотистые» сплавы, комбинируя в различных пропорциях губчатую платину, мышьяк и «черный флюс», но в отличие от поддельщиков на этом не остановился. Разными способами он разрушал свои творения. Наиболее перспективным оказалось выжигание мышьяка — ядовитые его пары улетучиваются при температуре, немногим превышающей 600 °C. При очень медленном протекании процесса Гитону удалось получить однородный остаток светло-серый металл тяжелее золота, очень ковкий, не боящийся ни кислот, ни щелочей.
Почему прибавление мышьяка, а затем его удаление обусловили такой метаморфоз губчатой платины, оставалось загадкой; зато другое было ясно, что Шеффер прав и для получения нового металла преграды нет!
Мир нескоро узнал об этом открытии, оно сразу же было засекречено. Приобретатель оттеснил изобретателя, и мышьяковый способ получения платины вошел в историю как… способ Жанетти.
В 1776 году в витринах магазинов Парижа-мирового законодателя мод появились первые изделия из платины: ювелирные (кольца, серьги, ожерелья) и технические (сосуды и змеевики для очистки крепких кислот, сахара, металлов).
Реклама нового, самого благородного металла была организована умело. Фирма сулила барыши тем, кто будет применять на заводах платиновую посуду, демонстрировала одинаковые бриллианты в разной оправе, и каждый мог убедиться, что золотая придает им стандартный желтоватый оттенок, тогда как платиновая лишь усиливает их собственную окраску. Бриллианты в платине выглядят более крупными еще и потому, что она очень прочна и тонкое обрамление обеспечивает надежность.
Скоро платина, а не золото станет олицетворять богатство и принадлежность к высшим слоям общества: золото есть у многих, а платина это уникум, загадочный и труднодоступный, ведь способ его получения секрет! И только профаны считают, что платина похожа на серебро, глаз эстета безошибочно отличает ее скромное благородство от вульгарного серебряного блеска.
Реклама сделала свое дело, и платина начала входить в моду.
В Испании узнали об этом, и в конце 1778 года последовало в Новую Гранаду распоряжение —
