И, уже обращаясь к находившейся в полубессознательном состоянии Прохоровой, сказал:
– Я слушал тебя! Никто не виноват в том, что ты стала блядью! Значит, ты ею и была с самого начала. Жить ты будешь, мы тебя не убьем!
И, увидев, как Елена, еще не веря в случившееся чудо, с мольбой смотрит на него, жестко добавил:
– Но, клянусь, ты еще не раз пожалеешь о том, что тебя просто не застрелили сегодня. Ты – блядь, и останешься такой там, куда я тебя отвезу!
Отвернувшись от нее, он подошел к Пану, брезгливо смотревшему на истерзанную девушку.
– Скажи своим парням, чтобы больше не били ее, – Гизо кивнул в сторону Прохоровой, – чтоб зажило все, пока я везу ее. Осман нам хорошие деньги даст.
– Она точно не вернется назад? – прищурившись, испытующе посмотрел на него Пан.
– Не волнуйся. От Османа еще никто не убегал. Лет десять поработает, а там сдохнет или старухой станет. Я видел одну, которую Осман отпустил от себя. Она только объедки в мусорных бачках собирать могла.
Ее без сознания утащили обратно в гараж.
На следующий день рано утром двое «быков» Пана заломили Прохоровой руки, и Гизо сделал ей какой- то укол. Лена снова отключилась.
Когда она пришла в себя, то не могла понять, где находится. Ее окружала темнота и теснота. Кружилась голова. По тому, как ее трясло, Лена поняла, что она движется.
В нос бил прелый запах. Так продолжалось довольно долго. Наконец машина остановилась и ее извлекли из багажника.
Совершенно незнакомые мужчины славянской наружности поставили ее на ноги.
– Если хочешь в туалет – давай! – услышала она.
– Можно в кусты? – робко попросила она.
– Ни фига! Потом лови тебя полночи! Сходи за машиной. Утюг, следи, чтоб эта падла не сбежала, Гизо нам этого не простит!
На небольшой проселочной дороге, где остановился привезший Прохорову видавший виды «жигуленок», не было ни души, не считая двух бандитов.
Тот, кому поручено было следить за тем, чтобы Лена не вздумала убежать, стоял в метре от нее и внимательно наблюдал за ней. Едва она закончила свое дело, Утюг поднял ее и бросил животом на капот. Лена сразу поняла, что за этим последует.
– Эй! – окликнул его второй, – Гизо просил, чтобы не портили товар.
– Ничего с ней не будет. Разом больше – разом меньше! – убежденно ответил Утюг, приступая к задуманному.
Елена не сопротивлялась насилию. У нее на это не было не физических, ни моральных сил.
– Отпустите меня, – жалобно попросила она его, когда он закончил.
– Экая ты дура! – в голосе бандита не было злости или жестокости. Только удивление. – Мы тебя через всю страну протащили и сейчас отпустим? – Утюг разговаривал с Прохоровой, как с непонятливым маленьким ребенком.
Надежды на то, что ее отпустят, конечно, у Елены не было никакой. Просьба сама сорвалась с ее губ. И все же, получив отказ, она разревелась.
Страшно хотелось пить. Прохорова сказала о том старшему. Худощавый мужчина молча полез в салон и вытащил двухлитровую бутылку с минералкой. Лена торопливо открутила пробку и жадно принялась глотать колющую горло воду. Желудок тут же скрутило, и ее вырвало.
– Пей еще, – покосившись на нее, посоветовал Утюг, – пусть организм промоет.
Девушка последовала совету.
– Долго ждать? – глядя на часы, недовольно спросил насиловавший ее бандит.
– Минут через пятнадцать подъедут, – в свою очередь ответил второй, посмотрев на время.
Лена уже неторопливо отпивала нарзан небольшими глотками, и ей казалось, что ничего вкуснее этой воды с шипящими пузырьками ей в жизни не приходилось пить.
Она осторожно осмотрелась, боясь, что ее опять засунут в багажник. Но пара, привезшая ее сюда, похоже, больше не собиралась делать этого. Напротив, они предложили ей сесть в салон. Лена робко попросила разрешения еще немного постоять на свежем воздухе.
– Оно и правильно, – сразу согласился с ней старший, которого Утюг называл Демьянычем, – просвежись как следует, продышись.
Дорога бежала среди высоких гор, поросших негустым леском. Лена никогда раньше не видела ничего подобного, и если бы не пережитый ужас и мысли о предстоящем не менее страшном будущем, скорее всего, залюбовалась бы окружающим ее пейзажем.
Стоял пасмурный день, и величественных вершин видно не было. Лес, поднимающийся вверх, плавно уходил в туман. Впереди виднелись очертания высоких сопок, но, скрытые белесой пеленой, они казались какими-то нереальными, словно нарисованными на холсте по странному капризу неизвестного художника.
Дорога, покрытая асфальтом, метров через сто круто поворачивала направо, оставляя в стороне гряду камней величиной с собачью конуру. Булыжники громоздились в кучи или лежали по одному среди более мелких собратьев.
Вечер это был или утро, Лена определить не смогла.
Странное затишье властвовало вокруг. Туман спокойно висел над землей, не нарушаемый ни малейшим движением воздуха. Не слышно было ни гомона птиц, ни журчания воды.
Первым, кому надоело безмолвие природы, оказался Утюг.
Бормоча что-то себе под нос, он открыл дверцу «жигуленка», и вскоре оттуда понеслись звуки блатных аккордов. Хриповатый голос, певший о заснеженной колымской зиме, словно бросал вызов тяжелому безмолвию.
Демьяныч поморщился, но ничего не сказал. Вздохнул, словно вспоминая о чем-то своем, и полез в карман за сигаретами.
Закурив, он жестом предложил пачку девушке. Та взяла сигарету. Руки мелко и противно дрожали.
– Она сейчас опять блевать будет, – со знанием дела просветил подельника Утюг.
После нескольких затяжек Лену действительно снова начало мутить.
– Ничего, пусть, – спокойно сказал второй и, уже обращаясь к Прохоровой, добавил: – Ты минералкой промой желудок как следует. Потом легче будет. Поесть захочешь.
Неожиданно насторожившись, Демьяныч приказал напарнику:
– Ну-ка убери музыку.
Тот послушно полез в салон, и песня оборвалась.
Теперь уже явственно послышался звук мотора автомобиля, и через некоторое время из-за поворота вывернула новехонькая темная иномарка. Не доезжая метров десяти до ожидавших, как видно, именно ее Демьяныча с Утюгом, зарубежное чудо-юдо остановилось.
Навстречу «жигуленку» не спеша двинулись трое мужчин, весело разговаривая на своем языке. Одного из них Лена знала – это был Гизо, который определил ее дальнейшую судьбу.
– Как она? – кивнул он в сторону девушки.
– Нормально, – ответил Демьяныч.
– Заберите ее, – распорядился кавказец, и двое его земляков увели Прохорову к своей машине.
Лена с ужасом подумала, что ее сейчас снова запихнут в багажник, но ничего подобного не случилось. Девушку посадили на заднее сиденье. Один джигит расположился рядом с ней, второй уселся на место водителя. Вскоре вернулся Гизо и коротко распорядился:
– Поехали!
Дорога петляла по ущелью. Все трое некоторое время хранили молчание, затем тот, что сидел рядом с Леной, спросил что-то на своем языке. Получив ответ, он обратился к Прохоровой:
– Ти есть хотишь? – говорил он, в отличие от своего товарища, с ужасным акцентом.
– Да, – подумав, ответила та.
Как только тошнота прошла, Елена ощутила страшный, просто зверский голод.
