Патруль

за милю тварь зарубежную, потянулся было к луку, да Тим его удержал. Там – их территория. Здесь – наша. Вот – граница. И задача Патруля – следить, чтоб граница не нарушалась. И все. Как ни омерзительна тварь по ту сторону, ее не следует трогать, если не трогает она. Каждый имеет право на жизнь.

И потемнели жемчужные глаза. «Каждый?» – странным голосом, словно бы вибрирующим, переспросил Тален. Тим смекнул, что на сегодня патрулирование окончено и объявил привал. Всяк занялся своим делом, собрался было и эльф пойти ужин подстрелить, но Тим удержал его и велел сесть рядом. Тален повиновался безо всяких, но из кустов почему-то тут же вынырнули северны и разлеглись у его ног.

– Сдается мне, стоит поговорить, – спокойно и мирно начал Тим, да эльф перебил. Впервые.

– Поговорить? Да о чем, человек? О том, что и эльф имеет право на жизнь? Ты об этом скажи в Славинуре, то-то позабавишь народ.

– Ну, ты Славинур-то в пример не приводи, – усмехнулся Кирас, складывая горкой щепки, – сколько людей вы там порешили с этим вашим бунтом.

– Бунтом? – повторил Тален. – А ты слышал когда-нибудь, человек, что Славинур тысячи лет назывался Сильгеном и был королевством эльфов? И что принц Силг…

– Мятежник Силг, – поправил Кирас.

Северны дружно на него посмотрели. Тиму стало не по себе, показалось, будто звери понимают человеческую речь. На ровной коже эльфа появился румянец, и, хотя и руки его спокойно лежали на коленях и не дрожали, Тим чуял, что до взрыва – секунды.

– Все имеют право на жизнь, – веско сказал он. – А здесь ты не эльф, а я не человек. Мы оба – Патрульные. И больше ничего. И это – наша жизнь до самого конца. И заметь, я тут уже скоро как пятнадцать лет, а ни одного старого Патрульного не видал.

– А Силг таки мятежник! – уперся придурок Кирас. Витан, положив возле будущего костра горку веточек можжа, удивился:

– То есть, ежели кто что-то свое назад забрать хочет, то и мятежник? Ты, Тален, не психуй. Сам понимаешь, что прежде мятежниками были те, кто отобрал у вас королевство, а теперь вот вы стали. Прав- то всегда сильный. А мятежник – тот, кто против власти. Как твой принц. Да и ты, видно.

– И я, – тихо согласился Тален. – Я не стану с вами спорить. Вы… вы все равно не поймете, потому что ничего не знаете. Потому что только слухами о нас кормитесь и до меня эльфов и не видели. Ни истории нашей не знаете, ни жизни… Да вы и своей-то истории знать не хотите.

– Зачем нам история? – хохотнул Кирас, разжигая огонь. – Да мало ли чего сто лет назад было, ежели сейчас по-другому? Ясно ж, что люди главнее, потому что сильнее.

– Потому что вы не способны жить рядом с другими расами. Потому что всех, кто от вас отличается, вы боитесь, и ваш страх неизменно приводит к ненависти, а ненависть к войне. У вас избирательная память. Вы хорошо помните, что принц Силг – мятежник, но не желаете помнить, что он поднял мятеж в ответ на дискриминационный закон о расовой полноценности…

– Мне чего ваши скриминционные законы-то? – перебил Кирас. – Вы все одно проиграли. И Силга вашего повесили, как и должно с разбойниками поступать.

Тален закрыл глаза и словно ушел куда-то. Кирас продолжал разглагольствовать, Витан только головой качал, а Тим думал, что только последний идиот мог послать эльфа в Патруль. Если уж хотели их использовать, так и организовали бы специальные эльфийские заставы, пусть бы сами по себе… Они б честно долг исполняли, раз принц им велел. Да где-то наверху забоялись их бунта. Болваны.

– Почему ты согласился пойти сюда? – спросил он. – Ведь выбор-то предлагали. Ты ж предпочел не виселицу, а Патруль. Жить-то хочется, верно?

– Нет, – не открывая глаз, ровно ответил Тален, – не хочется. И уж виселица меня точно не пугает. Я верен присяге, а мой принц приказал мне служить вам. Патрулю. Это был единственный шанс спасти нас, и он этим шансом воспользовался.

– И вас не спросил.

– Кто когда спрашивал солдат? – хмыкнул Мелт, вспарывая брюхо рыбине, которую он умудрился выловить в узком ручье. – Что проку разбирать сейчас, Тален? Принца нет, а ты здесь, с нами. Никто тут добровольно не служит…

– Когда принц приказал нам сдаться, мы повиновались, – очень тихо и очень ровно заговорил эльф. – Мы сложили оружие и позволили надеть на себя цепи. Мы позволили… мы позволили надеть цепи на принца. Мы стояли вокруг виселицы и позволили повесить принца. Как последнего разбойника.

– Дык разбойник и есть, – вставил Кирас. – Потому и повесили.

– Знаешь, Кирас, – сказал Витан задушевно, – это тебя вешать можно, потому что ты простолюдин и шваль подзаборная. А в Силге кровь древних королей. Твои предки еще голышом по лесам бегали, когда у эльфов была высокая культура…

– И чего? – паскудно ухмыльнулся Кирас. – Разве я спорю? Культура. Была. А мы голозадыми бегали, и они на нас внимания не обращали. Так пусть теперь обращают. Ты мне еще расскажи о величии орков с гоблинами. А я тебе в ответ расскажу, из чего орки еду готовят. И как.

Тален не шевелился и вроде даже не дышал. А потом как-то неожиданно, враз открыл глаза и согласился.

– Да. Наша древняя история ни при чем. Вас большинство, вам надо все больше жизненного пространства, потому вы уничтожаете всех, кто не хочет отдавать вам это пространство. Вы извели почти всех дриад, потому что вам нужен лес, вы повывели всех сирен и тритонов, потому что вам нужно море, вы уничтожили древнейшую расу горных гномов, потому что вам нужны руды и металлы, и плевать вам на то, что именно гномы научили вас их добывать, и плевать вам, что письменность вам дали эльфы…

– Что ему письменность, если он неграмотный, – хохотнул Мелт. – И что, Тален? Ну такие вот мы злопамятные, мелочные, жадные и плодовитые. А я вот еще одну историю знаю. О том, как Таумель, великий король эльфов, призвал страшную силу и проклял мир. И вот, – он ткнул облепленным рыбьими потрохами кинжалом в сторону Зарубежья, – ты сейчас с нами рядом стараешься удержать эту пакость с той стороны. Хотя ей тоже надобно жизненное пространство. Но ты понимаешь, что пакость эта не станет разбирать, эльф ты или человек. Просто так слопает. Так что забудь свои обиды… в историческом плане. И принц твой должен был понимать, что не за власть надо было драться, а всем сговориться, да сюда силы направить. Против общего врага. Чем он лучше наших королей? Те тоже думают отсидеться, когда нечисть из Зарубежья попрет.

Тален долго смотрел на Мелта и неожиданно согласился:

– Возможно. Возможно, ты прав. То, что рядом, всегда кажется страшнее. Все, что твое, всегда кажется больнее. Мы отдали вам Сильген, надеясь, что вы сумеете жить с нами рядом, спокойно, мирно. Мы старались, чтобы было так. А вы…

– Чего считаться? – перебил его Кирас. – Чтоб там ни было, оно прошло. И принца твоего повесили, потому как против власти пошел, значит, мятежник. Ты не думай, это для меня не ругательное слово. Это конституция факта.

– Констатация, – проворчал Витан. – Ты б лучше такие слова и не пытался говорить.

– Ты сам сказал, что я неграмотный, – очень спокойно и очень серьезно сказал верзила. – Вот и расставляю точки… где надо. Я разбойник, которого едва не повесили, Тален – мятежник, которого едва не повесили, а оба мы здесь. Я не знаю, как тебя, книгочея, в Патруль занесло, а нас с эльфом одна веревка привела. Которую на шею надевают.

Тален качнул головой.

– Меня привел приказ принца Силга. Если бы люди предложили выбор – петля или Патруль, я бы выбрал петлю. Я не хочу служить людям.

– Так служи эльфам, – предложил Тим. – Зараза оттуда угрожает вам так же, как и нам. Эльфа они сожрут с тем же аппетитом, что и человека.

– Ты не понял. Я выполню приказ принца. Вы можете на меня и на моих севернов полагаться и в бою, и в быту.

– Он хочет сказать, что людей не любит, – объяснил Мелт.

– Не люблю, – подтвердил Тален. – К тому же имею на это основания.

– Ну и не люби, – хохотнул Кирас. – Любить надо баб. Ты мне, главное, в драке спину прикрой, ежели