Вечера они коротали у костра за самыми разными разговорами. Кай рассказывал об эльфах, и не только Диль слушал с открытым ртом. Илем впитывал новые знания, и Лири тоже. Кай начал эти рассказы, когда они остановились в странном месте. Дубовая роща, которую трудно было назвать рощей – могучие деревья росли далеко друг от друга и были столь раскидистыми, что даже сейчас, весной, солнце почти не пробивалось сквозь их густые ветви, а под ними обнаружились обломки камней, явно обработанные человеческой рукой. «Эльфийской», – поправил Кай.
Это было древнее кладбище. Кай уверил, что остановка путников здесь не кощунство, а Илем немедленно добавил, что практически весь мир – кладбище, потому что умерло и похоронено людей так много, что могилы располагаются по всей земле в несколько слоев. Наверное, он был прав.
Когда-то эльфы жили среди людей. Было несколько эльфийских королевств, богатых и процветающих, но с соседями мира не было, людям всегда требовалось то золото, то жизненное пространство, люди не умеют не воевать, хоть с другими расами, хоть между собой. И после очередной победы в очередной войне эльфы ушли. Вот просто так: собрались и ушли за Сиккильские горы, и с тех пор живут обособленно, до тех пор, пока люди не придумают способ преодолеть эти горы с большими армиями. Илем не поверил: как ушли? все бросили и ушли? оставив города побежденным? ушли после победы? Очередной победы в очередной войне, напомнил Кай. Пресекли бесконечную череду смертей. За Сиккильскими горами всем хватило места. Нельзя сказать, что там единое королевство, нельзя сказать, что много разных. Провинции имеют много прав – и много обязанностей, а Ра не абсолютный правитель, а скорее, координатор, и тем сложнее, и тем больше требований предъявляется к нему.
Диль исподтишка поглядывал на Лири. Казалось, что потрясение никак на ней не сказалось, но Диль подозревал, что она вспомнила о своем королевском воспитании и загнала поглубже все свои чувства, не показывая их окружающим. Даже ему.
Ох, ну почему «даже»… Возомнил о себе, бродяга, решил, что принцесса считает тебя своим другом. Мало ли, что относится почти как к отцу, все равно помнит, что она принцесса, а он акробат. Не может не помнить.
Он все равно опекал ее, заботился, чтобы ей было тепло и уютно, подсовывал кусочки поаппетитнее и не обращал внимания на язву Илема. Не показывает боли? Не значит, что не чувствует. Илем тоже не показывает. И никто из них. Свыклись. Диль не хотел бы оказаться на месте Лири и осознавать свою вину за смерть двадцати тысяч человек. Это даже в голове не укладывалось. Короли не знают других способов отвечать на оскорбления, кроме войны. Стало Райгуну легче? Ничего ведь не изменилось, и население обеих стран все равно знает, что у него невеста сбежала из-под венца, и какие бы зверства он ни творил, в памяти народов он все равно останется королем, от которого бежала невеста. Над ним будут смеяться – втихомолку, пока он жив и страшен, и открыто после смерти. Король, которому беглая невеста натянула нос. Посмешище.
* * *
Время шло, и миролюбивый Диль, даже в детстве избегавший драк, привык к их неизбежности. Видят боги, он этого не хотел, тянул до последнего. В нем так и не смирился с необходимостью убивать, но делал это, всякий раз отключаясь и воображая себе мишени с кривовато нарисованными кругами. Немного помог Кай: он дал несколько советов по способам сконцентрироваться, и теперь во время боев Диль не видел ничего и никого, окружая себя пустотой – и при этом откуда-то знал, какую именно мишень следует выбрать. К рукопашной он так и остался неспособен, и, когда перед ним неожиданно выросла огромная, больше Ори, фигура атлета с занесенным мечом, даже не сообразил, что можно попробовать хотя бы вытащить кинжал. Диль замер, глядя на опускающийся меч, и то ли с ужасом, то ли с облегчением подумал: вот и все, сломанная ветка сгорела в костре, опавший лист затянуло водоворотом. Тугая струя горячей крови брызнула ему в лицо, и потребовались долгие десять секунд, чтобы осознать, что топор Ори снес голову нападавшему.
Потом он так долго отмывался в теплой речушке, что Франк на него рявкнул: хватит, тоже, красна девица, крови не видел. Диль ужасно смутился, торопливо оделся и сел к костру. Они отъехали от места битвы на несколько лиг, но Дилю казалось, что он все еще чувствует этот запах. Он пытался было отстирывать одежду, но Франк велел бросить, и Диль не без облегчения послушался.
Смерть была рядом. Все время рядом. Дышала в затылок и заглядывала в глаза, и Диль, не имевший вкуса к жизни, отчаянно ее боялся. Ох, как же прав был Франк: и жить не хочется, и умирать тоже.
Лири налила ему похлебки и чуть не с ложки кормила. Диль давился, но ел, ему было стыдно за то, что девушка держится куда лучше, чем взрослый мужчина.
– Я говорил, – сумрачно сообщил Франк, – что трудности возрастают. И по-прежнему с ними можно справиться. Нас не ждет ничего непосильного.
– Хорошо бы, – кривясь и снова укачивая руку, вздохнул Илем. – Что уставился, Диль? Ничего страшного, порез. Прикрылся… вместо щита. Ори вон бок распороли.
– Х-ха! – откликнулся орк. – К завтрашнему вечеру заживет.
Диль соображал плохо. Клонило в сон, но спать он боялся, и так и не сомкнул глаз, а Франк поднял их до рассвета – учуял очередную опасность.
Они в основном удирали. Даже Ори перестал спорить с Франком, старавшимся сберечь свою команду. Проводник менял направление, сворачивал в самые неожиданные моменты и завел их в каменистую пустыню, строго-настрого приказав очень сильно экономить воду. Было очень жарко, но раздеваться он тоже не позволил, чтобы они не обгорели на солнце, даже рукава не разрешил закатать, зато заставил обвязать головы сменными рубашками.
Диль по своему опыту знал что пустыня опасна еще и перепадами температуры: умираешь от жары днем и трясешься от холода ночью, но эта была исключением, ночами приходила лишь блаженная прохлада. Утром удавалось собрать по полкружки свежей холодной воды на каждого – роса была обильной, а Ори умел ее собирать.
На третий день стало плохо Илему. Он чуть не падал от слабости, и Диль, не имевший привычки плохо поминать покойников, искренне пожелал Бираму в аду мучиться так же, как перед смертью. Они по очереди несли рюкзак вора, чаще делали привалы, давали ему лишний глоток воды. Илем злился то ли на них, то ли на себя, то ли на Бирама, не отказывался от поддержки и ненавидел себя за слабость. Франк говорил, что осталось два дня до жилья, вел их уверенно, хотя Диль, как ни старался, никаких ориентиров не видел – плоская, как доска, каменистая равнина, даже валунов нет, только горы далеко вдали. Но к концу второго дня глазастый Кай рассмотрел на горизонте какое-то сооружение. Франк сказал, что это своего рода маяк.
Что было на следующий день… Расскажи кто, Диль нипочем бы не поверил. Они отправились в путь, едва забрезжил рассвет и стало возможно разглядеть почву под ногами. Утром было не так жарко, и Илем чувствовал себя бодрее. Ближе к полудню солнце уже висело точно над головой, они даже тени не отбрасывали. Болели глаза, все щурили опухшие веки, и даже Илем уже не подшучивал над Лири. Странный шум первым услышал Франк, потом Кай и Ори, а там уж и остальные. Словно летела огромная стая ворон. Или одна ворона, но огромная. Диль заоглядывался и застыл, повернув голову налево. Ворон было несколько, и были они настолько огромны, что трудно вообразить.
– Я думал, что драконы – выдумка, – прошептал Илем. Боги милосердные, и Франк будет утверждать, что им по силам совладать с тремя драконами?
Они были черные, как вороны, глянцевито блестевшие на солнце и громадные, как горы на горизонте. Диль думал, что драконы сожгут их сверху или похватают с земли, как коршуны мышей, но они приземлились неподалеку и, растопырив крылья, неторопливо направились к ним.
Франк вздохнул. Странно, что Диль вообще расслышал этот вздох и даже уловил в нем досаду. Именно досаду. Проводник велел им стоять на месте, а сам пошел навстречу драконам. Неторопливо, как на прогулке. Отойдя на двадцать шагов, он остановился – и те остановились тоже. Франк опустил голову, на секунду свел плечи и тут же расправил их, раскинув руки. Диль обомлел.
