– А тем, что он тут представление устроил. Кого отец не любил никогда, так паяцев! Идем, Диль!
– Я не думаю, что нам позволят уйти, – деликатно никак ее не называя, вздохнул Диль. Он вообще не думал, что кто-то мог послать эту парочку. Научиться отличать тех, кого посылают, от тех, кто посылает, довольно легко. Те, кто позволяет себе так разговаривать с принцессой, просто не могут быть ни у кого на посылках. А те, кто помнит давнюю историю об акробате, осмелившемся приблизиться к принцессе, наверняка сами посылали многих, чтоб узнать все детали.
– Сядь, принцесса, – холодно сказал Франк, – и заткнись. И ты, Дильмар, садись. Тебя уже ноги не держат. Поешь, выпей вина… или ты с тех самых пор вина не пьешь?
Диль осторожно подтолкнул Лири к столу. Кто бы она ни была.
– Ну знаешь! – возмутилась она. – Нельзя же так! Ты даже не пытаешься сопротивляться, когда на тебя давят. Ничего они не сделают, если мы уйдем.
Она развернулась и решительно зашагала к двери. А ведь принцесса. Такой осанки у купеческой дочки взяться неоткуда, и негде ей научиться так смотреть, так держать голову… и быть настолько наивной.
На полдороге Лири замерла в странной позе: приподняв одну ногу для шага.
– Слушаться старших иногда бывает полезно, – фыркнул Франк, пересаживаясь с подоконника на стул. – Или вернись сама, или будет некрасиво. Очень некрасиво. Лужу, например, напустишь или того больше. Неэстетично. И как-то не по-королевски, верно, твое высочество? Отпусти ее, Даер, она не полная идиотка, вернется и к столу сядет.
Диль перевел взгляд на Даера. Тот равнодушно рассматривал свои ногти.
– Может, ближе к делу, Франк? Я понимаю, что тебе скучно, ну а мне скучно возиться со взбалмошной девчонкой. Дильмар, ты и правда садись и поешь. Сколько дней ты не ел мяса?
Диль даже не попытался вспомнить. Мясо он вообще ел редко, только если в дороге удавалось подбить камнем кролика или птицу. Лири все еще стояла в нелепой позе, но вдруг что-то отпустило ее, и она потеряла равновесие и едва не упала, но упрямо сделала еще шаг к двери. Даер осуждающе покачал головой, и девушку потащило к столу, подошвы сбитых башмаков скребли по каменному узорному полу. Она не сдавалась, размахивала руками, вертелась, но ее словно тащил невидимка, обхватив за талию.
– В результате противодействия этой магии сфинктер расслабляется, – назидательно изрек Франк, – обкакавшаяся принцесса – что за восхитительное зрелище… а принцесса, обкакавшаяся в обеденном зале, рядом с накрытым столом… фи. Дильмар, я понимаю, что тебе хочется дать мне в зубы или еще как-нибудь защитить несчастную обижаемую девочку, но не советую.
– Я давно привык сдерживать свои желания, – сквозь зубы проговорил Диль. Лири перестала брыкаться и почти смиренно подошла к столу.
– Действительно, поешь, – совсем другим тоном сказал Франк. – Да и нам стоит, верно, Даер? Мы увлеклись представлением и даже не притронулись к еде. Она остыла уже?
– Обижаешь, – добродушно проворчал Даер. – Позвать прислугу или сами за собой поухаживаем? Какое вино предпочтешь, Лири? Белое, красное, розовое?
– Белое вино к мясу? – высокомерно бросила Лири… Принцесса Лирия. – Да у тебя скверный вкус, любезнейший.
– Скверный, – согласился Даер. – Мне нравится сочетание белого вина и тушеной говядины с шафраном. И почему я должен пить красное, если люблю белое? Диль, а тебе какое? Не стесняйся, повар у меня отменный. Франк, ты не поухаживаешь за нашими гостями?
– Боюсь, мне захочется плюнуть принцессе в тарелку, – хмыкнул Франк, – так что бери ее на себя, а я займусь нашим… стареющим акробатом. А и правда, Дильмар, неужели тебе настолько наплевать на собственное будущее?
Диль неопределенно пожал плечами. Он чувствовал себя до крайности неуютно, сидя за богатым, да что там – богатейшим столом в таком виде… К тому же от него пахло потом, несмотря на то что он усердно натирал торс листьями мятлицы. Франк наложил ему на тарелку целую гору еды, и себя не забыл, подмигнув, налил в высокие бокалы вина. Диль покосился на девушку. И куда делся мальчишка Денни, куда запропала девочка Лири? За столом сидела принцесса Лирия, по странной прихоти нарядившаяся в застиранные рубаху и штаны. Тонкие пальчики ловко управлялись со столовыми приборами, а одних только ножей возле тарелки лежало три штуки.
– Плюнь, – посоветовал Франк, – ешь как придется. Даер не сноб, просто у него слуга с манией величия, служил когда-то при дворе и теперь считает, что у его хозяина все должно быть на высшем уровне. А хозяин и руками есть не постесняется.
Есть руками Диль, конечно, не стал, взял те же вилку и нож, что и Франк. Так вкусно он не ел никогда в жизни, даже в те давние годы, когда цирк Тейера выступал при дворе и кормили артистов с дворцовой кухни. Кусок в горло не шел, но Диль заставлял себя есть и пить вино, не получая от этого никакого удовольствия, но старательно думая о том, насколько ж роскошна еда. Можно бы сказать, что все блюда горчили, но горько было не на языке, а в душе. Если бы он, избитый и усталый, но упоенный своим мужеством, не решил напиться, а отправился сразу к своим, ему бы рассказали о диком поступке Аури и он бы успел все изменить.
– А ты думаешь, ему было бы лучше, если бы повесили тебя? – тихо и вроде даже сочувственно спросил Франк. – Ведь не зря же он отдал свою жизнь в обмен на твою. Уважай его выбор.
Диль кивнул.
– Да. Я могу уважать его выбор. Но мне-то он выбора не предоставил. Я… я…
– Понимаю. Глупо говорить сейчас, что ты не хотел его смерти и не хотел жизни и свободы такой ценой. Конечно, ты не хотел. И что, ты бы пошел вместо него на виселицу?
– Не знаю, – почти прошептал Диль. – Мне кажется, что пошел бы – не вместо него, я и должен был. Но как я могу быть уверенным? Никогда не знаешь, что сделаешь, и можно как угодно себя хвалить или ругать, но намерения остаются намерениями, желания желаниями, а поступки поступками. Аури умер, а я живу с этим.
– Мы все живем со своими грехами.
– Вы называете это грехом, господин Франк?
– Какая разница, как называю я. Главное, как называешь ты.
Диль опустил глаза в тарелку. Никак он
– Аури не мог не предполагать, чем это кончится для тебя. Тем более если рассказал всем, что собирается сделать, еще и слова просил передать. Лучше бы записку написал.
– Он не умел писать. И не всем… он одному человеку сказал, нашему клоуну. Аури был… чистый. Понимаете, господин Франк? Он сохранил чистоту в свои сорок лет, несмотря на то что был мужеложцем. Люди вслед за богами считают это грехом, но грехи тела не могут помешать душе оставаться чистой, если она действительно чиста. Аури думал только о том, чтобы спасти меня, понимаете? Он не умел заглядывать в будущее, он жил здесь и сейчас. И вот в этом здесь и сейчас меня должны были казнить, и этого он вынести не сумел. Если он и подумал о будущем, то только о своем будущем без меня, и оно его испугало так, что он не придумал ничего лучше, кроме как взять на себя мою вину. И на следующее утро его уже повесили.
– А скандал замяли, – кивнул Франк. Черные глаза, казалось, так и не мигали. И, вот странно, не были черными. Даже не коричневыми. Они были темно-темно-темно-зелеными. И отсвечивали, как у кошки. – Нельзя ж было дискредитировать эту, с позволения сказать, принцессу…
– Не нужно, прошу вас, господин Франк.
– Не проси, – отрезал он. – Ты не первый был, кого эта сучка впускала в свою спальню. И я бы не назвал ее сучкой, если бы она не присутствовала на казни. Она прибыла в паланкине вместе со своей тетушкой, посмотрела, как вешают не того мужчину, что был в ее постели, и благополучно отбыла назад, не возмутившись, никому не сказав, потому что ее вполне устраивала официальная версия: преступник только покусился…
Диль снова уставился в тарелку. Никаких теплых чувств к принцессе Дели он давным-давно не испытывал. Собственно, и тогда, наверное, не испытывал, просто раздулся от гордости, что настоящая принцесса обратила внимание на него, простого акробата, циркача, как говорили во дворце, даже не
