Очень медленно Дан повернулся. Вместо проспекта Маркса с диким движением, пробками, «газелями», «пазиками», высокомерными мерсами и плебейскими жигулями, с толпами спешащих или фланирующих сибиряков, с магазинами, рекламой, тополями и дурацкой тротуарной плиткой – было поле. То есть луг. Где трава по пояс, как на той дальней станции в любимой материной песне. И цветы – тоже по пояс. Один цветок Дан даже узнал – донник. У бабули была аллергия на донник, называемая сенной лихорадкой, но бывшая обыкновенным зверским насморком. А вон ромашки. И незабудки. И маленькие осиново-березовые лесочки, почему-то называемые околками. Дан стоял на холме, а перед ним расстилалось все вышеупомянутое. Позади была стена. Он задрал голову. Метров несколько. Посмотрел вправо-влево. Стена. Влево – еще река, но далековато. Вправо – лес, но еще дальше. А где банк?
Вот что удивило пару со славянскими именами и никак не славянской фамилией: у Дана Лазарцева съехала крыша и это как-то выразилось внешне. Он потрогал голову. Голова была на месте. Льняной костюм, стоивший диких денег, тоже, вместе с рубашкой за сто баксов и галстуком, подаренный Витькой Олигархом. Витька обожал смущать друзей неприлично дорогими подарками, а отказать парню у которого конкурентов с каждым месяцем становилось все меньше, никто не рисковал. Да-а… Из шестерых закадычных школьных друзей остались только Дан и Олигарх. Данила и Витек. Мишка рванул на родину предков за колбасой и свободой и писал слезные письма из казарм в славном граде Хайфе. Димка просто перестал быть Димкой, здоровался через губу, пока Витек ему эту губу не расквасил, что подвигло Димку на переезд в Омск, где он, по слухам, преуспевал по части купи-продай. Толик допился до потери квартиры и человеческого облика и сгинул среди армии бомжей. Сашка Симонов пропал без вести в районе Гудермеса. Выкупа за него не просили, так что даже мать перестала надеяться. Витька стал криминальным авторитетом. Дан, чудом избежавший судьбы Толика или Витьки, взялся за ум, окончил брошенный было институт и после маеты в нескольких фирмах попал в банк. Благодаря сдержанному обаянию, привлекательной внешности и свободному владению английским, который вовсе не был нужен в его работе. Как и привлекательная внешность.
Дан хотел было присесть на пыльные одуванчики, но вовремя вспомнил, как испугались мать, бабушка и тетка, когда он назвал им стоимость костюма. Уменьшенную вдвое.
Так. А я сошел с ума, какая досада… Раз сошел, надо… что надо? Надо к доктору. Для этого – сесть на метро и доехать до поликлиники, чтобы взять у терапевта направление к психиатру. Иначе, наверное, не попасть. К метро – направо.
Еще в школе Дан выработал привычку придумывать цель в трудные минуты. Пусть глупую, но достижимую и, главное, простую, чтоб организм мог тупо к ней двигаться, а голова в это время боролась с растерянностью. Может, штаны закатать, чтоб не запачкать? Светлый лен рассчитан на город, желательно чистый, а не родной. И тем более не на пыльную траву.
Дан закатал штаны и потопал направо. М-да… Вышел клерк из солидного банка, подвернул дорогие брюки и, сверкая абсолютно не волосатыми ногами, пошел в метро. Чтоб в конечном счете сдаться в психушку.
Тонкие подошвы туфлей тоже не были пригодны для околостенных прогулок. Было жарко, и Дан снял пиджак, зато надел темные очки. До метро он должен был дойти уже сто раз, но стена не кончалась, только постепенно заворачивалась вправо. Интересно, сколько кругов придется сделать? А из-за стены иногда доносились звуки, невнятные, как гомон толпы. А солнце помаленьку скатывалось к западу. Темнело. Точнее, смеркалось. Дан вытащил мобильник. Связи не было, хотя МТС брал (брала? брали? системы же…) сигнал даже в метро. Мобильник сиял своим многоцветным экраном, однако не проходили и эсэмэски. С этим – тоже к доктору?
Погодим. Вон дорога поднимается на холм. Если дорога упирается в стену, то мы в романе Стивена Кинга и иже с ним…
Дорога упиралась в ворота, рассчитанные на упряжку слонов. Тройкой. Створки были приветливо распахнуты. Нет, слонам не пройти, потому что в метре над головой нависала чудовищных размеров решетка, под которой дремал чрезвычайно усатый экземпляр, опершийся на алебарду. Или секиру. Дан не увлекался компьютерными игрушками серии «Магия и меч».
Компьютерная игра? Ролевка?
Экземпляр открыл глаз и выпрямился. Окинув Дана орлиным взглядом, он сказал:
– Тебе – вот в ту дверь. Ща, погоди! – и рявкнул: – Кур! Кур, подь сюды!
Вынырнувший из тени щуплый юноша с еще более чрезвычайными усами (приклеил, хохмач?) вопросительно зевнул, получил инструкции (ты, тудыть, значица, шоб мигом, того), показал Дану дорогу и пошел следом. Ролевая игра? А стену где взяли? Усы, алебарды и камзолы, окованная железом дверь в стене… А стена – метров шесть шириной. И все десять – высотой. И ворота – пару гоблинов надо, чтоб такие открывать-закрывать. Но лучше – троллей. Зеленых с ушами-граммофонами.
За дверью была канцелярия, но весьма своеобразная. Стол с клерком (но без компа и ксерокса), пара лавок вдоль стен и стойка с теми же секирами-алебардами. Забавно. Дан впервые оказался
– Имя? – вопросил клерк, макая в чернильницу ручку. Ладно, хоть не гусиное перо.
– Дан.
– Хоть у одного имя как имя, – удовлетворительно сообщил тот, записывая. Перо скрипело. – Фамилия есть?
– Лазарцев.
– Ага. Тоже пойдет. Возраст?
– Тридцать.
Тридцать должно было стать ближе к Новому году, но Дан имел привычку округлять с большую сторону.
– Делать что умеешь? Полезное?
– Полезное? – удивился Дан, подумал и откровенно сказал: – Наверное, нет.
– Честно, – одобрил клерк, – а то начинается: я инженюр! я топменедыр! Да хоть затопайся – делать-то все одно ничего не умеет. Семья есть? Жена, дети?
– Не женат. А…
– Все тебе обскажут. Славный ты парень. Не орешь, не рыдаешь… Начальство не требуешь. А то, может, умеешь чего полезного, а? Пропадешь ведь. Мужик без дела завсегда пропадает.
Дан почувствовал, что замерзает. Это называется «похолодеть». Не ролевка. Не подвинутые толкиенисты.
Из двери за стойкой вышел умеренно усатый толстяк, почитал записи через плечо клерка и скучной скороговоркой начал:
– Дан Лазарцев, с сего момента ты попадаешь под действие закона о перемещенных лицах. Ты волен передвигаться по Траитии в любом направлении, но только в месте прибытия ты будешь получать пособие в пять корон ежемесячно пожизненно. Помимо пособия ты имеешь право получать еду в трактирах со знаком короны. Помимо этого ты имеешь право на койку в казармах короны, в отделении для перемещенных лиц. Тебе вменяется в обязанности соблюдение законов Траитии. – Он зевнул еще раз. – А еще ты можешь поменять свою одежду на более подобающую в лавке Зерца недалеко от казарм.
– А про оружие и наркотики кто спрашивать будет – я? – после паузы поинтересовался клерк. Толстяк покосился на него неприязненно.
– Нет у меня оружия и наркотиков, – вздохнул Дан, умалчивая о перочинном ноже. Классном швейцарском ножике с двумя лезвиями и энным количеством иных полезных вещей. Дан подарил его себе на двадцать третье февраля, решив, что хоть одну детскую мечту он реализовать может. Бабье царство в их хрущевке считало, что мальчикам нужны развивающие игры, а не бессмысленный калейдоскоп и тем более не ножик. Вдруг дитятко пальчик порежет.
Толстяк развернулся и скрылся за дверью.
– К Зерцу не ходи, – сказал клерк, дыша на печать и громко прикладывая ее к бумаге. – Рванье с покойника подсунет.
– А куда ходить?
