земляники принесла, какой на свете не бывает. Неохотно отперла мачеха дверь и глазам своим не поверила:
— Синяя земляника!
О-Хана выхватила корзину из рук сестры и давай скорей ягоды есть.
— Ах, вкусно! Язык можно проглотить! Синяя земляника ещё слаще красной. Попробуй и ты, мама.
О-Тиё начала было отговаривать сестру с мачехой:
— Матушка, сестрица, уж слишком эти ягоды красивы. Так и сверкают, словно огоньки. Не ешьте их…
Но о-Хана злобно крикнула:
— Наелась, верно, в лесу до отвала, да мало тебе, хочешь, чтоб тебе одной всё досталось. Нашла дурочек!
И вдруг как залает, залает. Видит о-Тиё: выросли у мачехи и о-Ханы острые уши и длинные хвосты. Обратились они в рыжих лисиц, да так с лаем и убежали в горы.
Осталась о-Тиё одна. Со временем вышла она замуж и жила счастливо. Родились у неё дети. Много собирали они в лесу красных, спелых ягод, но в зимнюю пору земляники под снегом никто больше не находил, ни красной, ни синей.
Бамбук до самого неба
Давно-давно это было.
Жили в одной деревне старик и старуха.
Как-то раз летним вечером сидят они на веранде своего дома, прохладой дышат. Задремали старики.
Вдруг словно кто-то в дверь постучал: тон-тонтон. Не понять даже, наяву это слышится или во сне.
И снова: тон-тон-тон.
Проснулась старуха, разбудила старика.
— Дед, к нам стучатся. Выйди навстречу гостю.
Старик пошёл к передней двери, а старуха из кухонной выглянула. Никого. Видно, почудилось. Снова задремали старики.
Вдруг опять откуда-то донеслось: тон-тон-тон.
— Да ты прислушайся, дед! Стучат-то внизу, под самой половицей.
Прислушался старик.
— Правда твоя, старуха, пойду-ка я посмотрю.
Заглянул он под веранду — и что же видит! Росток молодого бамбука упёрся в половицу и стучит: тон-тон-тон.
— Ах ты бедняга! Трудно тебе приходится. Расти-то дальше некуда. Ну ничего, я выпущу тебя на волю.
Прорубил старик дыру в половице и освободил верхушку бамбука. Распрямился молодой бамбук. Согрело его солнце, овеял тёплый ветер. Рос бамбук быстро-быстро.
Но скоро повстречал он на своём пути новую помеху. И трёх дней не прошло, как молодой бамбук снова упёрся — в потолок: тон-тон-тон, тон-тон-тон.
— О-о, опять ты просишься на свободу! — смеётся старик. — Погоди, погоди, сейчас я тебе помогу.
Прорубил старик дыру в потолке.
Но не прошло и двух дней, как снова послышалось: тон-тон-тон.
Упёрся молодой бамбук в черепичную кровлю. Не пожалел старик кровли — разобрал черепицу.
Теперь над зелёным ростком только синее небо. Всё дальше от земли уходила его верхушка. А старик со старухой любовались, как тянется ввысь молодой бамбук, и так радовались, словно был он их родным сыном.
— Смотри, старая, как он вырос. Уж и не видать его верхушки. Скрылась в облаках.
— Он теперь, дед, поднялся выше самой высокой горы. Выше горы Фудзи вознёсся наш бамбук. Вот узнать бы, докуда он дорос.
— А вот завтра, старая, влезу я по его стволу на самую верхушку. Тогда и узнаем.
На другое утро поднялись старик со старухой рано-рано. Старуха лепёшек напекла.
Подкрепился старик в дорогу. Привязал узелок с лепёшками к поясу. Старуха ему с собой крепкую верёвку дала:
— Устанешь, дед, так привяжи себя крепко-накрепко к стволу, отдохни немного. А там и опять полезай.
— Ну, прощай, старая, жди меня.
— Ты смотри, дед, осторожнее. Годы твои немолодые. Ведь недаром говорят: «Обезьяна и та падает с дерева».
Вот полез старик кверху по стволу бамбука. Старуха рукой машет на прощанье: возвращайся, мол, скорее.
Поднялся старик вровень с крышей дома, посмотрел вниз — старуха во весь рот ему улыбается. Поднялся он выше самой высокой сосны во дворе дома, опять вниз глянул, а лицо у старухи стало маленькое-маленькое, как орешек. Лезет старик всё выше, карабкается, уж и жаворонок до него не долетит.
А старуха с земли смотрит.
Вот старик стал величиной с дыню, вот с баклажан, вот с горошину, вот с кунжутное семечко, а там, смотри-ка, и вовсе из глаз пропал.
Старик на свой дом с вышины посматривает. Вот стал его дом величиной с дыню, вот с баклажан, вот с горошину, вот с кунжутное семечко — и совсем исчез, словно растаял.
Посмотрел старик на небо. Нет, ещё не видать верхушки бамбукового ростка.
Верно, долго ещё лезть придётся. Вот снежная вершина Фудзи стал величиной с горошинку, вот уже её и совсем не видно. Да что там гора Фудзи! Вся Япония теперь словно маковые зёрнышки — и не разглядишь.
Наконец совсем скрылась земля из виду. Вокруг только широкое небо.
Привязал старик себя верёвкой к стволу, отдыхает и думает: «Как-то там теперь моя старуха? Верно, тревожится обо мне».
Но уж не спускаться же вниз, когда залез так высоко! Отдохнул он, собрался с силами и снова полез по стволу.
Поглядел вверх — не узнать неба, так переменилось.
Были звёзды величиной с кунжутное семечко, а теперь стали крупные, как горошины. Луна была величиной с круглый веер, а теперь большая-большая, как гора Фудзи.
Видно, дорос бамбук до самой луны. Обрадовался старик. «Хорошо бы, — думает, — в Лунном царстве побывать. Много про него на земле чудесного рассказывают».
Наконец добрался он до верхушки молодого ростка.
— Утомился я в дороге, — говорит, — и ты, верно, тоже устал, бедный. Вон ведь докуда дорос.
В Лунное царство серебряные ворота ведут, а у ворот два зайца на страже стоят.
Не раз, когда старик с земли на луну смотрел, казалось ему, что видит он дерево, а под ним зайца с
