– Заткнусь, – повел плечом Алир, – но прежде скажу, что дочка позорит генерала еще больше, чем позорила жена. Но при этом генерал обвиняет тебя. Мне никогда не понять человеческой логики.
Дан развел руками. Аль был неисправим, симпатии к людям у него так и не появилось, и он, пользуясь явно привилегированным положением, с удовольствием говорил гадости всем подряд. В таком вот стиле. Генерал гордо вскинул голову, облил Аля презрением (тот безмятежно отправил в рот кусочек торта) и удалился.
– Скотина, – беззлобно сказал Дан. – Помешал он тебе?
– Ты и так берешь на себя ее смерть. Что в высшей степени глупо, потому что ты вовсе не виноват в том, что она состарилась, а ты нет. Вини уж тогда Нирута.
Дан пообещал винить Нирута и своей вилкой отщипнул с тарелки Аля кусочек торта, который оказался вовсе не тортом, а вообще чем-то непонятным, в чем едва чувствовался вкус креветок, звездочек и сыра. Эльф указал на стол, где нашел это объедение, и Дан устремился туда, пока не расхватали. Возле стола обнаружилась только рыжеволосая пожилая дама. Дан одарил ее дежурной улыбкой и дежурной фразой и только приступил к еде, как она удивленным мелодичным голосом воскликнула:
– Пришелец! Кажется, Дан?
Дам присмотрелся. Ну что за вечер старых знакомств… Ничего от прежней фарфоровой куклы Фрики в даме не было, и Дан не столько узнал ее, сколько вычислил: не так много рыжих женщин он встречал в этом мире.
– Ваша светлость, – слегка поклонился он.
– Удивительно… Ты совершенно не изменился. Получается, властитель забрал тебя с собой? У тебя, кажется, был дружок, вампирчик, красивый такой мальчик… что с ним сталось?
Дан аккуратно поставил тарелку. Глаза затянуло пеленой бешенства, но он вовремя взял себя в руки, вдруг подумав: а и правда не знает, ну забрал заезжий властитель случайную игрушку, она и выкинула этот эпизод из головы, жила себе дальше, развлекалась, правила своей провинцией, как хотела, нимало не интересуясь, что такого происходит на прочей Траитии и чем развлекаются властители, разве ж важно ей было, что происходит за пределами внутреннего города…
Она испугалась, и испугалась всерьез. Наверное, на его лице явственно прочиталось не только умение, но и желание убивать. Теперь пожилая дама выглядела старухой.
– Гай погиб, – вежливо сообщил Дан, – уже очень давно, ваша светлость. А я так и служу властителю Дану. Вам нехорошо? Проводить вас на воздух?
У нее даже глаза закатываться начали, хотя Дан вовсе не имел в виду ничего дурного. Забавно. Сойдет за запоздалую месть, не зря ж Нирут в свое время разрешил…
Тут же подтянулся Алир. От старушки спасать? Или старушку? Вот это вряд ли, ему дай волю, сам бы таких старушек давил и резал, потому что у них и были заложники-эльфы, а зная изобретательность герцогини, Дан этим заложникам не завидовал… А были ли у нее заложники? И есть ли сейчас? Через минуту (герцогиня все бледнела, хотя куда уж больше) нарисовался Нирут и недовольно спросил:
– Что у тебя опять, Дан?
– Да вот герцогине Фрике дурно стало, милорд, – невинно потупился Дан. Аль явственно фыркнул – о герцогине он слыхивал, и больше от Гая, чем от Дана. Нирут успокоился:
– А! Бывает. Кликни слуг, Алир, пусть ее светлость проводят на воздух. Не в твоем возрасте, Фрика, злоупотреблять тяжелыми кушаньями. Дан, подойди к властителю Флайту, он хочет узнать твое мнение насчет старого меча.
Дан подчеркнуто поклонился (ниже, чем герцогине, разумеется), вполголоса гаркнул «слушаюсь, милорд» и потопал к Флайту. Тот и правда демонстрировал кучке знатоков кириф в богатых ножнах. Ну какие идиоты расцвечивают никак не декоративное оружие таким количеством кровавиков и солнечников? Сарен молча протянул меч. Дан осторожно вытянул его из ножен, взвесил на руке, крутанул несколько раз (толпа знатоков почтительно раздалась, едва он принял меч). Кириф был хорош. Не чета родной катане, но хорош. И в руке лежал удобно, и уравновешен был замечательно, и рукоять была лучше не придумаешь. Ценители затаили дыхание.
– Хорош, – признал Дан. – Очень хорош, ваша милость. К такому еще руку умелую – и цены не будет.
– Филар?
– Нет, – покачал головой Дан. – Филару нужен более тяжелый меч. Кириф не его оружие.
Потом он уже участвовал в обсуждении на автопилоте. Надо же, разве думал когда банковский служащий, что станет экспертом по холодному оружию? Правда, надо отдать должное Люму: тот в мечах разбирался на столь высоком уровне, что никакому Первому не привидится, то ли интуитивно, то ли подсознательно, то ли еще как, но он взглянет, на руке взвесит, помолчит секунду и тут же скажет, где, когда и какой мастер выковал клинок – если, разумеется, клинок того стоит, на подделки он и не смотрит, носом поведет брезгливо и даже в руки брать не станет.
Что-то перекашивалось. Тридцать лет все было нормально, и вдруг появляется отчетливое ощущение, что все пошло наперекосяк… ну не пошло еще, но пойдет непременно. И не в древних артефактах дело, и не в опасениях Флайта, это все мелочи, привычные в здешней жизни. Что-то внутри. Почему? От безделья замаялся? Бывали и более продолжительные периоды. Однажды его некое чудище чуть пополам не разорвало, Флайт, Алир, Нирут и еще какой-то не запомнившийся властитель колдовали над ним в восемь рук, чтоб хотя бы не помер сразу. Он и не только не помер, но и даже не особенно страдал потом, только от слабости долгонько шатало, вот и бездельничал. Куда более прозаические раны больше помнились. Например, когда расслабившийся Меч Квадры позволил полоснуть себя по бедру, едва артерию не пропороли, так Нирут в наказание и сам его исцелять не стал (и слава богу, очень уж топорно у него получалось). и Алиру не позволил, так, традиционно, лекарь из высших вампиров зашил все аккуратно и потом мазями да примочками пользовал… весьма эффективно. Клеймо вампиров все еще действовало мгновенно и безоговорочно, любой кровосос слегка сгибался в области поясницы и интересовался, не угодно ли чего Дану. Все еще. Несмотря на то что Гая уже давно не было (или все же был?), несмотря на то что даже маму и папу Лит Дан не видел почти столько же, вообще несмотря ни на что. Сделанное не меняется – так сказал тот самый лекарь. А забывать – это в традициях людей, но не вампиров.
Дану больше не приходилось спасать вампиров, а вот убить парочку пришлось, было это адски трудно, с одним-то справился Шарик, а второго они с Алем едва вдвоем одолели, магия эльфа словно проходила сквозь, и кровосос основательно исполосовал их когтями, пока Дан наконец не снес ему голову. Высший совет вампиров выразил им благодарность, потому что парочка эта, возомнив себя представителями наивысшей расы, решила, что люди – просто кормовая база и отказывать себе ни в чем не надо. И как оказалось, передозировка человеческой крови напрочь сносит вампиру крышу, зато появляется мощь неимоверная, и именно это все сообщество старательно от людей скрывает. Во избежание...
Наобщавшись, Дан откланялся, едва ли запомнив, кому кланялся, отошел в столу и залпом хватил стакан вина. Красного и густого, словно кровь. Бледная герцогиня Фрика не ушла, невзирая на рекомендацию властителя, зато принялась извиняться перед Даном: она, мол, никак не знала, что его друг погиб. Дан выслушал с непроницаемым лицом и простил, но едва только в ее глазах появилось облегчение, добавил, что эксперимента с костром не простит никогда и вряд ли поэтому из него получится хороший собеседник для ее светлости. Вот после этого герцогини он не видел. В конце концов Нирут благоразумно отправил его спать, а Аль отправился сам. Провожать Дана. Я люблю тебя, Аль, как никого в этом мире, но ты прав, ты не Гай. Ты сварливый и надменный эльф со своими комплексами и вытекающим из этого хамством, ты все еще ведешь себя, как мальчишка, и черт с тобой, все равно ближе тебя и дороже тебя у меня никого нет, а Гая уже никогда не будет, и я не ребенок, чтобы этого не понимать.
Аль словно слышал, что думает Дан, потому только поглядывал на него – словно зеленые искры вспыхивали в полумраке, но ничего не говорил, перед дверью на секунду плечо сжал и так же молча пошел к себе, а Дан выдержал атаку обезумевшего от счастья Черныша, вывел его погулять ненадолго, завалился спать и дрых до тех пор, пока солнце не поднялось очень высоко. Он смотрел в окно, пока его не загородила жизнерадостная морда Черныша, а потом спросил собаку:
– Что со мной?
– Пройдет, – ответил пес голосом Алира. – Ты погружаешься в прошлое, только я тебя все равно вытащу.
