Жермен холодно.- Так или нет? Отвечай!
Повисла напряженная пауза Аумтехотеп изучал дверцу шкафчика, потом, не оборачиваясь, сказал;
– У него бы срослись кости. И он мог бы опять участвовать в скачках.
– О да! И как же потом это все объяснить? – Сен-Жермен в раздражении потряс головой.- Почему ты на меня не смотришь?
Аумтехотеп оставил второй вопрос без ответа.
– Мужчины переживают и не такое – и возвращаются к любимому делу.
– Только не возницы,- возразил Сен-Жермен.
– Возможно. Но, господин, ты говорил, что хирург осмотрел его вскользь. Никто ведь не знает, насколько тяжело он был ранен. Иногда легкие повреждения выглядят хуже смертельных.- Египтянин наконец закрыл дверцу шкафчика и посмотрел Сен-Жермену в глаза.- Он не готов к смерти.
– Никто не готов,- парировал Сен-Жермен, но в лице его что-то дрогнуло.- Да и примет ли он перемену?
Аумтехотеп шевельнулся.
– Примет, если узнает, кто за него все решил. Ты ведь не спрашивал того ассирийца…
Боль в глазах Сен-Жермена не вязалась с ледяным сарказмом его улыбки.
– Это было очень давно, и условия были другими.
– Возможно, но этот мальчик влюблен.- Сен-Жермен вздрогнул при этих словах.- В тебя. Он влюблен в человека с каменным сердцем.
Темные глаза помрачнели.
– Ты никогда ни о чем таком не просил. Что случилось сейчас?
– Господин одинок.
– Одинок? – Сен-Жермен попытался рассмеяться, но ему это не удалось.- Прекрасно, я одинок. И что же?
Аумтехотеп помолчал.
– Привязанность многое значит.
– Привязанность? – эхом откликнулся Сен-Жермен.- уж не полагаешь ли ты, что этот мальчик, узнав всю правду, испытает ко мне что-либо, кроме сильнейшего отвращения? – В его голосе было больше печали, чем гнева.- Этот молодой дуралей,- он указал на недвижное тело юноши,- предложил мне себя, не понимая, с кем его сводит случай.
– Когда в Луксоре случилась чума, господин забрал меня из храма Тога. Господин пожалел меня, и я выжил. Почему же сейчас в его сердце нет жалости?
– Аумтехотеп…
– Почему? – Египтянин не повышал голоса, но чувствовалось, что напряжение в нем достигло предела.
– Потому,- медленно и внятно произнес Сен-Жермен,- что я должен соблюдать осторожность. Эти славные и беспечные римляне терпят мои странности, ибо не сознают их природу. Они любят кровь и купаются в ней, но вряд ли одобрят мои… вкусы.
– Тем не менее господин не раз говорил, что одной крови для насыщения мало.- Раб скрестил на груди руки, не собираясь сдаваться.
– Разумеется, необходимы и какие-то чувства. Лучше – сильные, например такие, как ужас. Но достаточно и симпатии… как в случае с Тиштри. Мне с ней легко. Ей со мной, я думаю, тоже.- Под самоиронией скрывалась растерянность, но выказывать ее ему совсем не хотелось.- Завтра у меня свидание с одной римской аристократкой. Мне придется нагнать на нее жути, ибо взаимной приязни между нами, похоже что, нет.
– И господина устраивает все это? Сен-Жермен опустил глаза.
– Прекрати меня доставать.- Он поморщился и спросил будничным тоном; – Нет ли у нас персидской земли?
Аумтехотеп понял, что победил, в уголках его глаз залучились морщинки.
– Есть немного… в лаборатории. Господин собирался извлечь из нее какие- то элементы.
– Позже мы закажем еще.
Решение было принято, и Сен-Жермен обрел прежнюю властность.
– Набей этой землей тюфяк, приготовь постель и уложи его на нее. Мне понадобятся усыпляющие и сердечные средства, нюхательная соль, чистое полотно, паста, снимающая воспаление и настойка из мака. Прокипяти инструменты и найди два чистых хитона. Я не хочу предстать перед ним в крови. Кажется, все.- Он направился к двери.- Мне надо выкупаться. Ожидай меня через час. Не забудь про воду и мыло.
Аумтехотеп поклонился и принялся за работу. Хозяйское сердце вовсе не камень, и он это знал.
Ко времени возвращения Сен-Жермена все было готово. Рядом с постелью, на которой лежал юноша курилась ароматическая жаровня, на ней побулькивал котелок. Тут же стоял небольшой столик, на котором располагались необходимые инструменты, прикрытые сверху длинными полосами чистого полотна
– Одежда готова?
– Она в боковой комнате. Там два хитона – белый и черный. Ему будет привычнее увидеть вас в черном.- Аумтехотеп наклонился и сполоснул руки в ведре с мыльной водой.
– Разумеется,- кивнул Сен-Жермен и удалился в смежную комнату, чтобы переодеться.
– Может быть, привязать его? – крикнул раб.
– Нет, не стоит. Он очень ослаб.- Сен-Жермен накинул на себя белый хитон и вернулся к Кошро-ду.- Где прутья для прижигания?
– Я думал, будет достаточно полотна.
В темных глазах мелькнуло легкое раздражение.
– Если кровотечение усилится, раны придется прижечь. Он и так потерял много крови.
Пристыженный Аумтехотеп вернулся к шкафчику и достал из него три тонких железных прута.
– Я положу их на угли. Этого хватит
–
– Да. Кувшинчик на полке. Там же стоят и другие снадобья.- Раб выждал с минуту, ожидая других вопросов, потом повернулся и побежал за светильниками.
Сен-Жермен поглядел на юношу и вздохнул, подавляя в себе внутренний трепет. Он так и не научился относиться к этой работе бесстрастно, хотя за двадцать столетий через его руки прошло немало израненных и искалеченных тел.
Он вправлял кости более часа, потом уступил место Аумтехотепу, а сам занялся ранами на бедре. Египтянин тщательно и плотно перебинтовал больное плечо юноши и чуть позже проделал то же с его ногой. Удовлетворенный, он выпрямился и посмотрел на хозяина.
– Думаю, все хорошо,- кивнул Сен-Жермен.- Через какое-то время он будет совершенно здоров… если согласится на перемену.
Аумтехотеп склонился к ведру. Вода окрасилась кровью.
– Вы дадите ему отдохнуть?
