С упрямым видом она села на диван и, демонстративно отвергнув услугу Китайца, прикурила от собственной зажигалки.
– То есть? – Он сделал вид, что не заметил этого презрительно-враждебного жеста.
– Когда мы с ним поженились, он еще что-то мог, – уклончиво ответила Юля и язвительно усмехнулась.
– Значит, импотентом его сделала ты? – довольно грубо пошутил Китаец, но тут же добавил: – Прости.
– Да, вы, мужчины, не можете отказать себе в ложке дегтя, обязательно как-нибудь да обнаружите свою древнюю натуру, – насупилась Юля.
– Что ты понимаешь под «древней натурой»? – Китаец пожалел, что позволил себе выразиться с таким цинизмом.
– Ваше чувство превосходства, – холодно ответила Юля.
– Прости, – Китаец пересел на диван.
Юля отвернулась. Не желая упускать клиентку, Танин позволил себе невинное движение – он нашел Юлину руку и уже думал, что бы сказать в оправдание своего оскорбительного, с точки зрения Юли, демарша, но она вырвала руку и с подчеркнуто неприступным видом отстранилась.
– Ты уже извинился, – с горькой усмешкой сказала она и снова замкнулась.
– Недуг прогрессировал?
– Перестань строить из себя брата милосердия, – судорожно рассмеялась Юля, видя, каким участливым стало выражение танинского лица.
– Я понимаю, разговор не из легких, – прочувствованно произнес Китаец.
– Замолчи! Мне твое сочувствие не нужно. Я лучше сама все расскажу, только избавь меня от твоих насмешливых комментариев.
– Ладно.
– Видя, что со мной не получается, – вперила Юля взгляд в ковер, – он принялся искать ту, с которой бы у него получилось. Он не хотел верить, что все дело в нем, а не во мне. Он упрекал меня в том, что я не могу как следует разогреть его, возбудить, говорил обидные вещи, что, мол, я остаюсь холодной, что я его не люблю, что у него полно баб, а он со мной время теряет. Я, конечно, понимала, что это следствие его болезни и его упрямства. Ну, разумеется, крутой бизнесмен, он уже тогда имел огромный вес, с ним считались люди старше его, а тут вот заклинило. Он злился и на себя, и на меня. Ссоры следовали одна за другой. Потом он просил прощения, и все начиналось заново. К врачу идти отказывался. В конце концов мне осточертели все эти выяснения отношений, бессонные ночи, и я стала требовать развода. С разводом вначале дела обстояли не лучшим образом, он умолял меня остаться, вставал даже на колени, но потом вдруг неожиданно легко согласился.
– И в чем была причина такого внезапного согласия?
– Он познакомился со Светланой. Наверное, она оказалась той, с которой у него получилось, по крайней мере, один раз, – язвительно усмехнулась Юля. – Ну тебе-то лучше знать... – скосила она на Китайца свои безжалостно-насмешливые глаза.
– Это удар ниже пояса, – сухо сказал он.
– Ладно, извини, – отвернулась Юля. – Так вот, – вздохнула она, – мы разошлись.
– Значит, то обстоятельство, что, согласно завещанию, в случае смерти супругов Бондаренко ты получаешь половину состояния – это проявление чувства вины? – Китаец дымил, как паровоз.
– Думаю, да. Но и здесь, обрати внимание, «спасительнице» достается все, а той, которая целых три года терпела и верила, – половина, и то лишь в случае, если «спасительница» отдаст богу душу раньше непутевой бывшей жены, – Юля саркастически усмехнулась.
– А как ты думаешь, мог ли Роман Сергеевич убить из ревности? Ну, может, не сам, а нанять киллера, например? – решил Китаец до конца исчерпать сюжет с ревностью.
– Думаю, навряд ли, хотя кто знает, на что он отважился бы из-за «спасительницы». Ты полагаешь, что это он стрелял в тебя и Светлану? – захваченная картиной возможной драмы, встревоженно спросила она.
– Пока рано делать какие-либо предположения, но человек устроен так, что ему трудно от этого удержаться, – философски заметил Китаец, – я рассматриваю и эту версию.
– А есть еще какая-то?
Китаец пожал плечами:
– Роман Сергеевич возглавлял такое предприятие! Ты же сама сказала, что могло найтись полно охотников до солидных дивидендов.
– Да, – кивнула Юля, – но ведь милиция должна расследовать это дело... – озадаченно посмотрела она на Китайца. – И потом, я тебя почти не знаю...
– Ты хочешь сказать, что я свободен?
– Думаю, что мне ни к чему так торопиться... – с полувиноватой улыбкой проговорила Юля.
«Вот и договорились, – горько подумал Китаец, – наверное, друг, ты своими вопросами разбудил дремавшее до поры чувство обиды».
Юля пристально смотрела на Китайца. На его лице не дрогнул ни один мускул. Он уже поставил крест на заказе.
– Хорошо, – выдохнул он, стараясь не показать своего разочарования, – вот моя визитка, – он достал из портмоне синий прямоугольничек из тонкого картона и положил его на журнальный столик, – если передумаешь, звони. Моя цена – пять тысяч, это я тебе на всякий случай говорю. Ввиду того, что клиентка очень уж привлекательная, я бы взял три, но, так как мне позарез нужны деньги, пришлось бы остановиться на четырех. Это в том случае, если бы соглашение было заключено сейчас... – Он с тонкой улыбкой посмотрел на Юлю. – ...но, принимая в расчет, что я напрасно потерял столько времени, а как всякий ленивый человек я высоко ценю свой труд и свой досуг, в случае, если ты надумаешь нанять меня, я возьму с тебя ровно пять. Да, ты говорила, что у Романа был друг...
– Снежин Константин Семенович, – подтвердила смущенная Юля.
– И кто он? Что-то фамилия знакомая...
– Гендиректор предприятия «Тарасовазот», – Юля не сводила с Танина растерянных глаз.
– Спасибо за информацию.
– Если ты подождешь минут двадцать, я могла бы подвезти тебя, – нерешительно сказала Юля.
– Спасибо, я хочу прогуляться.
Юля пожала плечами:
– Ты намерен обратиться к Константину Семеновичу?
– Это тебя беспокоит? – бросил Танин на Юлю ироничный взгляд.
– Нет, но...
– Надеюсь, что ему недаром дали столь замечательное имя и чувства его столь же постоянны... Возможно, он захочет узнать, кто на самом деле убил его друга.
Глава 5
Найдя телефон-автомат, Китаец позвонил в редакцию газеты «Тарасовский листок». Когда-то он сам трудился на ниве журналистики, пока не понял, что журналисты, за редким исключением, продались властям. Он поступил как великодушный человек, ушел, не сказав ни слова, и встал на путь личной авантюры. С тех пор он ни разу не пожалел о своем выборе. Сражаться с ветряными мельницами он не желал, убеждать, доказывать, проводить агитационную работу считал пустой суетой. Свято веря в то, что, прежде чем проповедовать и призывать к чему-то, нужно измениться, стать лучше самому, вакханалии журналистики он предпочел более независимое существование, где был свободен от зрелища продажных коллег и бестолковых редакторов.
В «Тарасовском листке» работал его давний знакомый Леонид Угодин. Угодин был на редкость угодлив, когда речь заходила об услуге властям, и на редкость чопорен и холоден, когда ему доводилось общаться с менее удачливыми, чем он сам, журналистами. Но Китайца он уважал, если допустить, что этот мелкий трус и пройдоха был способен испытывать такое благородное чувство. Скорее всего, думал Китаец, он просто боялся, ведь подобным низким людишкам, как правило, чувство страха заменяет чувство уважения или рядится в одежды последнего.
