На выходе из Рейхсканцелярии меня догоняет адъютант Гиммлера. Не слушая никаких возражений, он почти насильно вручает мне футляр, в котором лежат две бутылки того самого коньяка, который мне так понравился. На все мои возражения, он вежливо отвечает только одно: «Рейхсфюрер приказал передать Вам». Ну ладно, попробую доказать, что русский полковник-дружинник умеет отдариваться. Дело в том, что из Нанси я захватил отменную скрипку работы Ивана Батова. Не знаю, какими путями эта соотечественница попала к лягушатникам, но мне почему-то показалось грешно оставлять работу великого русского мастера в плену у галлов. Правда, в моей семье на скрипке никто не играет, но я рассудил, что, может быть, внуки возжелают… Но теперь у меня в голове возник дерзкий и нахальный план…
Вихрем я влетаю в гостиничный номер. Раскидываю багаж. О, вот она. В футляре старинного шевро, лежит, поблескивая матовым лаком, русская красавица. Ну, держитесь, камераден…
Я вызываю метрдотеля, и интересуюсь, можно ли послать посылку в Рейхсканцелярию? Слегка опешив, метрдотель отвечает, что, разумеется, можно. Я прошу его распорядится запаковать вот эту скрипку, и послать по адресу, указанному выше. Он бросается исполнять. Через пять минут он приносит мне хорошо упакованный сверток и просит меня лично начертать адрес. Бестрепетной рукой я вывожу: «Рейхсфюреру СС, Генриху Гиммлеру». Адрес производит на метра впечатление, сопоставимое с близким разрывом шестидюймового фугаса. Кажется, в глазах достопочтенных берлинцев я буду пользоваться некоторым весом.
Оберштурмфюрер Вилли Хенске. Мюлуз
После разгрома Франции основная работа выпала на долю наших лётчиков. Для наступления имелись в распоряжении следующие силы, объединенные во 2-й воздушный флот (командующий — фельдмаршал Кессельринг) и 3-й воздушный флот (командующий — фельдмаршал Шперрле): 14 эскадр бомбардировщиков, 9 эскадр одномоторных истребителей, 2 эскадры тяжелых двухмоторных истребителей. Это составляло примерно 1100 бомбардировщиков, 900 одномоторных истребителей, 120 тяжелых двухмоторных истребителей, то есть, включая пикирующие бомбардировщики, в общей сложности 2200 самолетов с опытным и хорошо обученным закалённым личным составом. Ещё четыре с половиной тысячи машин выделили русские, и около трёхсот итальянцы, отвлекаемые боевыми действиям в Африке, где англичане напали на их колонии. Огромная сила. Просто колоссальная.
Для ведения боевых действий против Англии наши авиационные соединения находились в весьма благоприятном положении. В результате завоевания Голландии, Бельгии и Франции базы приблизились к Англии и широкой дугой тесно охватили ее юго-восточную часть, что сильно увеличило глубину ударов авиации. Стали возможными концентрические действия, а благодаря небольшим расстояниям до целей наступления можно было совершать по несколько вылетов в день. Стратегическая же действовала вообще круглосуточно и безраздельно. Кроме того, широкое рассредоточение немецкой авиации в исходном районе затрудняло действия противника против ее аэродромов. План действия союзных военно-воздушных сил, сводился к следующему: сначала, уничтожая истребители противника в воздушных боях и на земле, разрушая их аэродромы, вытеснить их, по крайней мере, из Южной Англии, а затем соединениями бомбардировщиков, нанести удары по всем важнейшим объектам и добиться экономического краха страны. При этом с самого начала приоритетными целями были определены все промышленные предприятия и крупные города. Так что пока мой друг Макс со своим ребятами не давал англичанам спать, я со своими прибыл в Берлин. Где в связи с развёртыванием Тяжёлой Латной Дружинной дивизии «Александр Невский» до бригады должна была осуществлена передача техники моему пятьсот второму батальону СС. Что нам передавали я знал и ждал этого момента с нетерпением. Многие наши танкисты посидев в моём «ЗГ» и опробовав его, завидовали моей удаче и мечтали о таких же танках. И вот их мечты сбывались… Наши «Т- 28» уехали в Африку, мы передали их итальянцам, а сами же прибыли поездом в пункт назначения… После прибытия нас рассадили по автобусам и повезли в лагеря рядом с городом, где мы должны были дожидаться своих новых машин. Там всех расселили по палаткам, благо стояло лето, и разрешили отдыхать. Часть ребят пошла купаться — Рейн протекал в пятистах метрах от лагеря, кто-то стал писать письма, кто-то просто спал. Я с четырьмя товарищами взял автомобиль начальника лагеря вместе с шофёром и переодевшись в парадную форму мы поехали в город. Нам хотелось поесть нормальной пищи, сходить в кино, просто немного отдохнуть от войны и расслабиться… Водитель быстро доставил нас до площади перед бывшей ратушей, где теперь размещалась комендатура и покинув машину мы двинулись на поиски какого-нибудь заведения. При виде наших чёрных мундиров прохожие освобождали нам проход, но мы искали ресторан, досадуя на себя за то, что не догадались расспросить шофёра. Наконец заметив долгожданную вывеску, устремились к ней чуть ли не бегом. В дверь, правда, уже нормально вошли, как полагается настоящим посетителям. Я вообще-то по ресторанам не часто гулял, некогда было, да и не на что. Жалованье у меня не очень-то было, поначалу. В молодости моей вообще… Молчу. А когда в чины выбился — опять же, занят оказался: то война, то учёба… Заходим, значит — там народ вовсю гуляет, веселье кипит. На сцене кордебалет ляжками тощими трясёт, оркестр надрывается, дым столбом клубиться табачный. Официанты носятся как наскипидаренные, пот с них градом. А главное — сидят одни черномундирники. Я вначале не понял: это что же, мой батальон в самоволку удрал в полном составе? Потом сообразил — соратники веселятся. Форма-то у нас одного цвета, чёрная. Даже покрой похож. Ну, осмотрелись мы — мест свободных нет… Приуныли мои орлы. Вдруг вижу — знакомая до боли физиономия средней степени алкогольного наполнения восседает в гордом одиночестве — Всеволод Львович! Мой друг и учитель. Недолго думая я фуражку поправил, ремень с портупеей — смотрят мои манны на меня, как на чокнутого, мол, с чего бы это их командир вдруг оправку обмундирования задумал в кабаке проводить, и строевым шагом к столику подлетаю, честь отдаю:
— Господин наставник! Курсант Хенске прибыл! Представляюсь по случаю нахождения в увольнении!
Сева сфокусировался на мне. Потом расцвёл — улыбка до ушей.
— Вольно, курсант. Присаживайтесь.
Ну, я ему:
— Спасибо, господин полковник, но я не один. Со мной мои товарищи…
— Уместимся?
— Конечно, господин полковник.
— Зови.
И вижу я что взгляд у него такой… Стеклянный немного. Но соображает ещё крепко. Помахал я кумпелям своим, подошли ребята, представились. Вижу, понравились они моему товарищу. Словом, сели, заказали пожрать, напитков всяких там, сидим. Гуляем. Я за Всеволодом Львовичем наблюдаю, странно он как-то пьёт: определённый градус набрал, а теперь процесс обратный начался, только глаза всё стекляннее. Орлы мои сидят, мясо жареное нахваливают, а нам с Севой смешно — сразу видно, что они за русским столом не сидели, настоящей еды не пробовали. Ну, мы как старшие товарищи помалкиваем, аппетит им не портим. А они наяривают, будто в армейской столовой, кто быстрее порцию свою съест, чтобы бачки не нести… Я под конец не выдержал, засмеялся, не поняли ребята, пришлось разъяснить, почему мне смешно. Да и Сева еле улыбку сдерживает. Засмущались мои орлы… Вдруг словно волна по залу прошла, мы раз, следом за всеми, и едва челюсти свои не потеряли: Марика Рекк в зал входит в сопровождении каких-то шпаков гражданских. Видать, кино снимают по заказу «бабельсбергского бычка» где-нибудь поблизости. Ребята мои сразу завздыхали, заохали: у нас же вся молодёжь в неё заочно влюблена. Сева так вдруг глянул на них, усмехнулся нехорошо и спрашивает:
— Что, панцеры, хорошая женщина?
Ну, ему в ответ только вздохи завистливые. Он им в ответ, значит:
— Учись, молодёжь, у старшего поколения…
Поднимается и спокойно шагает к дирижёру. Там так его пальчиком поманил, согнулся тот в поклоне, выслушал внимательно, затем вижу, расцвёл словно роза на солнце, купюру в карман прячет. Отлетел от подполковника, рукой махнул, конферансье подозвал. Прошептал ему на ухо, тот кивнул и со сцены: «Уважаемые дамы и господа! По просьбе нашего гостя, подполковника Соколова исполняется вальс Ивана
