рыбу.
Все трое засмеялись.
Я- надеюсь, что ты шутишь, — сказал ибн Масих.
Петр Ключник кивнул, но, как-то неопределенно.
— Позови ее, — приказал ибн Масих.
У стола появилась хозяйка.
Петр смерил ее взглядом, и она отступила на шаг.
— Спасибо тебе милая за рыбу, — сказал ибн Масих, — очень хорошо ты ее зажарила. Верно я говорю, сын Абдаллаха?
— Истину, — отозвался ибн Абдаллах, — прими женщина и мою благодарность.
— На здоровье, — ответила хозяйка, — только моего участия здесь малая толика. Благодарить вот его надо, рыбу то он поймал.
— Достойный ответ, — улыбнулся ибн Масих, затем добавил, — вино тоже отменное.
— Прошлогоднее, — сказал Петр. Про то, что он давил его своими ногами, хозяин, почему то умолчал.
— Дайте воды моему другу, — попросил ибн Масих, — а то он вина не пьет.
На столе появился кувшин с водой и чаша.
— Еще что нибудь, — спросил Петр.
— Нет, спасибо, — ответил ибн Абдаллах.
Петр поклонился, сделал знак хозяйке и вместе с ней исчез.
Ибн Абдаллах налил себе воды, сделал глоток, тут же выплюнул и удивленно сказал:
— Ничего не понимаю, он же мне воды налил, оказалось вино?
Сотрапезник, в этот момент, смотрел куда то в сторону, и вид имел отсутствующий.
Ибн Абдаллах укоризненно посмотрел на него и сказал:
— Твои шуточки.
Ибн Масих спохватился.
— Извини, вдруг почудилось, что я на той свадьбе, где вина не хватило, и мне пришлось воду в вино превратить, чтобы положить начало чудесам. Пей спокойно, — и засмеялся.
Ибн Абдаллах недоверчиво понюхал содержимое чаши и только после этого выпил.
— А разве ты согласен с тем, что приписывают тебе, — спросил он, возвращаясь к прежней теме.
— Да, как тебе сказать, — задумчиво произнес ибн Масих, — с одной стороны приятно, что за тобой что-то записывали, но с другой, почему-то, люди все равно по-своему поступают. К примеру, я говорил, что торговцев надо изгнать из храма, помню, даже погорячился, опрокинув их лавки. Торговцев церковники изгнали, но, — стали торговать сами. Я говорил, надо разрушить храмы и иметь веру в душе, а они строят церкви, великолепие, которых поражает; драгоценные камни, золотые оклады икон, я как-то вошел в храм под видом калеки. Блеск золота заставил меня думать о богатстве, а ведь я призывал к нищете, я просил своих учеников менее довольствоваться мирским и более верой. Как-то меня спросили ученики, почему, мол, я могу ходить по воде, в то время как они не могут. Я в свою очередь спросил, какую цену имеют для них динарий и драхма. Они ответили — немалую. А я ответил, что для меня они подобны комку земли и именно поэтому я хожу по воду, также легко как по земле.
— Эти ученики, кого хочешь, доведут до исступления, — воскликнул ибн Абдаллах, — один тоже ко мне подошел и спрашивает: «О, посланник Аллаха! Какие дела самые достойные». Я ответил: «Вера в Аллаха и подтверждение этого». Он продолжил: «Я имею в виду полегче этого». Я ответил: «Великодушие и терпение». Он опять сказал: «Я имею ввиду полегче этого». Тогда я ему сказал: «Не обвиняй Аллаха по поводу того, что он решил для тебя».
Ибн Масих засмеялся и поперхнулся, принялся кашлять.
Ибн Абдаллах перегнулся через стол и треснул сотрапезника по спине. От удара ибн Масих выгнулся и сказал: «Полегче. Ну и рука у тебя».
Ибн Абдаллах спросил:
— Выскочила?
Ибн Масих откашлялся, сплюнул в сторону и кивнул.
— Было бы хуже, если бы в горле застряла, — заметил ибн Абдаллах.
— Это не кость, — вытирая слезы, пояснил ибн Масих, — хлеб.
В этот момент Имрану показалось, что он сошел с ума, иначе, чем можно было объяснить то, что он стоял вблизи двух незнакомых трапезничающих людей и буквально ловил каждое слово их беспредметного разговора. Все то время пока эти люди ели рыбу и пили вино, он с трепетом ждал Слова, иначе, зачем кому-то обладающему властью понадобилось поместить его здесь.
Углубившись в собственные мысли, Имран пропустил какую-то часть разговора и вновь, обратив внимание на собеседников, он услышал слова ибн Масиха.
— … Он увязался за мной, стал рассказывать о костях, которые он нашел в овраге и стал просить меня, чтобы я его научил словам произносимым при воскрешении мертвых, дабы он смог свершить благое, вернув жизнь тем костям. Я посоветовал ему попридержать язык, и сказал, что не свершают такое подобным образом, посредством простого произнесения, но посредством самого дыхания, которое должно быть чище, чем падающий дождь. Тогда он стал просить, чтобы в таком случае, я сам произнес Божественное слово над костями. И чем больше я его отговаривал, тем более упорствовал этот человек. В конце концов, я понял, что никакие увещевания не вразумят его, ни что не заставит его отступиться. Ибо чем больше советов дают глупцу, тем упорнее он полагает, что его пытаются ввести в заблуждение. Я уступил, произнес Божественное Имя над мертвыми костями и он повелел, чтобы кости приняли свой первоначальный вид, и вдохнул в них жизнь. Что ты думаешь, оказалось, что этим созданием был когда-то лев, едва к нему вернулась сила, как он одним ударом своей могучей лапы раскроил бедняге голову, да так, что из нее как орех из скорлупы, вывалилось то немногое, что было в ней. Я признаться, рассердился и гневно спросил у льва, почему он сделал это, невзирая на мое присутствие. Лев ответил просто: «Он докучал тебе».
— Поделом ему, — сказал ибн Абдаллах, дослушав до конца, — он заслужил свою участь. Но ты согласился исполнить волю глупца и невольно способствовал его гибели. Я в подобных случаях, когда от меня требовали в доказательство моих слов, сотворить чудо, никогда этого не делал, хотя мог бы воззвать к Нему и посредством Божественного промысла явить чудо, но неверующего ничто не остановит в его заблуждении и явленное мною чудо они бы тот час приписали козням Иблиса, а меня объявили бы колдуном.
— Давно хочу тебя спросить, — сказал ибн Масих, — Он действительно дал тебе знать, что Айша не виновна.
— Он сказал мне, поступай так, как велит тебе твое сердце. Мол, в этом деле главное вера. Но, у меня есть более серьезные претензии к нему. У меня было девять жен, а сын родился от наложницы Мариам.
— Я думаю, что ему нравится это имя, я ведь тоже рожден от Марии.
— Но я недолго радовался наследнику. Он тяжело заболел. Я молился и плакал, не переставая, но он все же забрал моего мальчика, а меня еще долго преследовал его запах, я так любил нюхать его, впрочем, тебе этого не понять, у тебя детей не было.
— Ну откуда тебе знать?
Ибн Масих доел свою часть рыбы, с сожалением оглядел груду рыбьих костей и не найдя на них ничего заслуживающего внимания, отодвинул их в сторону. Рядом с ними тут же возник мальчик, который полил им на руки из кувшина и подал полотенце. Совершив омовение, ибн Абдаллах взял чашу с вином, поднес ее к губам и сделал глоток.
— Вино! — удивился ибн Масих.
— Вода, — ответил ибн Абдаллах.
Не поверил, взял из его рук и пригубил.
— Действительно, вода, — согласился ибн Масих.
После этого они оба поднялись и пошли в сторону реки.
