оказывался противником влиятельного и хитроумного ал-Фурата. А ссориться с ним Абу-л-Хасану не хотелось.
Подошел хаджиб и, обращаясь к ал-Фурату, сказал:
— Господин, эмир верующих велит тебе вернуться.
Ал-Фурат усмехнулся. Али ибн Иса был уже довольно далеко, но слух у него был отменный. По тому, как замедлился его шаг, Абу-л-Хасан понял, что тот все услышал.
Абу-л-Хасан почтительно поклонился, ал-Фурату, прежде чем повернуться к нему спиной, и двинулся за своим начальником.
— Ты видел? — спросил Али ибн Иса, когда они прибыли к нему домой. Абу-л-Хасан кивнул.
— Все больше и больше власти забирает, подлец. А ведь когда-то министром я его сделал.
Абу-л-Хасан хотел сказать, что место вазира ал-Фурат занял по наследству, сменив своего брата, но вовремя сдержался. Вместо этого он сказал:
— Может, ничего особенного?
— Как же, — с горечью возразил вазир, — я ухожу, а его зовут обратно. Значит, от меня что-то скрывают. Ох, не нравится мне это.
— Не стоит придавать этому значения, — продолжал успокаивать Абу-л-Хасан.
Вазир крикнул слуге, чтобы тот принес розовой воды. Это навело Абу-л-Хасана на определенные мысли.
— О, уже время обеда, — как бы ненароком заметил Абу-л-Хасан, надеясь на приглашение. Повар вазира славился своим искусством. Но вазир укоризненно глянул на Абу-л-Хасана и тот, спохватившись, едва не ударил себя по лбу.
Вазир постился. После дворцового переворота 296 года,[105] когда сторонники наследника ал-Мутазза, возмущенные узурпацией власти низложили ал-Муктадира, Али ибн Иса, стоявший за спиной ал-Муктадира, едва не лишился жизни. Казнить его не успели, потому что власть ал-Мутазза продержалась всего один день. Но страха, которого натерпелся вазир, ему хватило на всю оставшуюся жизнь. После этого он перестал пить вино, стал набожен и днем постился.
— Я вам больше не нужен? — осторожно спросил Абу-л-Хасан.
— Мне было бы интересно узнать, зачем вернули ал-Фурата? — глядя в сторону, сказал вазир.
— Вы это узнаете, господин, — поклонился Абу-л-Хасан.
— Можешь идти, — разрешил вазир.
Вернувшись в диван, Абу-л-Хасан потребовал к себе агента, находившегося в аудиенц-зале. Это был один из хаджибов.
Новостей было две. Первая плохая — разговор шел об Али ибн Иса. Когда спросили мнение ал- Фурата, он упрекнул своего коллегу в том, что тот, заботясь о морали людей, подсчитывает, не воруют ли корм у государственных гусей, живущих на багдадских прудах, и в тоже время странно слеп в отношении мизерных налогов, поступающих из Сирии и Египта.
Вторая новость была еще хуже. Говорилось о дееспособности дивана тайной службы. За последний год ни одного раскрытого заговора. Может быть, враги перевелись? Или не засыпают шпионов Кордова и Кайруан? Диван тайной службы проспал заговор 296 года. А ведь эта служба курируется Али ибн Иса.
«Ах, как это нехорошо», — подумал Абу-л-Хасан. До поры он с величайшим уважением относился к ибн Фурату. Это был очень богатый человек. Говорили, что все его движимое и недвижимое имущество составляло сумму порядка десяти миллионов динаров. Жил он на широкую ногу, выплачивал пенсии, ежегодно выдавал поэтам двадцать тысяч дирхемов жалования. От своих агентов Абу-л-Хасан знал, что среди девяти тайных советников, садящихся за стол ал-Фурата, есть четыре христианина. Для огромного количества своих подчиненных вазир держал кухню, которая ежедневно поглощала сотню овец, три десятка ягнят, по две сотни кур, куропаток и голубей. Пища в его дворце готовилась день и ночь. В специальном зале был резервуар с холодной водой и любой пехотинец или кавалерист, полицейский или служащий, появившийся в этом доме мог получить еду и питье.
В день его вступления в должность вазира в Багдаде подскочили цены на бумагу, так как всякому, кто приходил поздравить, он распорядился выдавать свиток мансуровской бумаги.
К тому же он был умен. Правда, ум его был особенного рода. От него не было пользы государству, но ал-Фурат так ловко управлял запутанным финансовым хозяйством, что никто не мог понять, как в данный момент обстоят дела. Он сумел внушить многим мысль о своей незаменимости. Абу-л-Хасан помнил слова Фурата, когда тот еще был министром: «Для правления лучше, когда дела идут с ошибками, чем когда они правильны, но стоят на месте». В ту пору Абу-л-Хасан и ал-Фурат были примерно одного ранга. При встречах приветливо раскланивались и подолгу беседовали. Абу-л-Хасан не мог сказать, как в действительности относится к нему ал-Фурат, так как Абу-л-Хасан был обычным писарем, сделавшим карьеру, а ал-Фурат происходил из знатной семьи, из поколения в поколение наследовавшей государственные посты.
Нынешнюю свою должность ал-Фурат получил, сменив брата. Абу-л-Хасан же получил свое место при содействии вазира Ал-Аббаса ибн ал Абу-л-Хасана, погибшего при дворцовом перевороте 296 года. С тех пор диван тайной службы формально был в ведении Али ибн Иса. По всему выходило, что ал-Фурат хочет прибрать к рукам тайную службу и поставить туда своего человека.
Придя к такому выводу, Абу-л-Хасан отправился домой. Был поздний вечер, и служащие его ведомства изнывали на своих местах. Никто не мог уйти с работы раньше начальника. Это был порядок, который Абу-л-Хасан ввел с самого начала.
Шеф тайной службы жил в квартале знати Баб ал-Маратиб. У него был двухэтажный дом с внутренним двориком и садом.
Имран подошел к незнакомцу, тронул его за плечо и сказал:
— Братец, подавальщик говорит, что якобы ты требуешь, чтобы я заплатил за твою еду и питье. Так ли это?
— А почему бы тебе ни заплатить за меня, — не оборачиваясь, сказал незнакомец, — кажется, задолжал ты мне предостаточно.
Услышав ответ, Имран сказал подавальщику: «Принеси вина» — и сел за стол напротив новоявленного кредитора, который в этот момент добывал мясо из бараньих ребер.
— Приятного аппетита, — вежливо сказал Имран.
Кредитор кивнул.
— Как здоровье, как идет торговля? — продолжал Имран.
Кредитор положил кость, вытер рот и сказал:
— Как ты думаешь, может идти торговля у человека, который покупает рабов, а потом отпускает их на волю?
— Я не просил вас, вы сами так поступили.
Ахмад Башир похлопал Имрана по руке.
— Ну, ну парень, я вовсе не попрекаю тебя. Ты спросил, я ответил. А ты что же, не доехал домой, решил в Багдад податься?
Имран покачал головой.
— Из дома мне пришлось бежать, — сказал он, — Убайдаллах прислал ко мне убийц.
— Почему ты думаешь, что это сделал именно он? — спросил Ахмад Башир.
Имран достал из одежды какой-то предмет и, оглянувшись по сторонам, вложил в ладонь Ахмад Баширу.
— Это я нашел у убийц.
Ахмад Башир тоже невольно оглянулся. Затем раскрыл ладонь и увидел кружок из белой глины, печать, на которой была вырезана надпись. Сдвинув брови, Ахмад Башир прочитал: «Мухаммад ибн Исмаил, имам, вали».[106]
— И что это значит? — возвращая печать, спросил Ахмад Башир.
— Это пароль, по нему исмаилиты узнают друг друга. Такая же печать была у Абу Абдаллаха, да упокоит господь его душу.
Подошел кравчий и наполнил вином чаши. Ахмад Башир поднял свою и сказал:
