Священник сглотнул.
– Я священник... местный... – хватая воздух ртом, выдавил он.
– Ладно, тащите его... там разберемся... – распорядился седой, и отца Василия снова саданули под ребра, видно, от злости за то, что он оказался не тем, кем надо, и почти уже совсем задохшегося поволокли дальше.
Он приходил в себя несколько раз, и воспоминания об этом времени так и шли потом – обрывками.
Сначала был огромный, почти упавший на правый борт теплоход. Он светился гирляндами, как новогодняя елка. Потом перед его взором оказались пацаны, сбившиеся в кучу на сером, тускло освещенном отблесками фонарей пляжном песке. Их поочередно ставили на колени со сложенными на затылке руками широкоплечие парни с автоматами, в масках и камуфляже.
– Петров! – орали где-то неподалеку. – Пароход целиком зачистили?!
И Петров что-то отвечал, но что именно, отец Василий не расслышал.
Потом священника и самого поставили на колени рядом с щуплым мужичком в тельнике и промасленной черной робе, и отец Василий даже подумал, что это, должно быть, дизелист или, как их там называют, моторист? Мужик испуганно таращил подслеповатые глаза на спецназовцев и молчал.
А потом его пинками погнали к машине с почти герметичным кузовом и надписью по борту «Перевозка людей», и там положили на пол, лицом вниз и снова несколько раз ударили, видимо, для профилактики. А потом сверху, прямо на него, начали кидать повизгивающих от боли и страха пацанов, и когда машина заполнилась сверх всякой возможности, повезли прочь, но куда и зачем, отец Василий соображал плохо, а точнее, к тому времени вообще не соображал.
И лишь когда его вышвырнули из машины и он услышал знакомый лязг множества металлических решеток, священник догадался: это областной следственный изолятор.
По-настоящему отец Василий пришел в себя только в камере. Рядом кто-то громко стонал, и священник, преодолевая острую боль в затылке и ребрах, поднялся на четвереньки и так, на четырех точках опоры, и пополз искать бедолагу. Эти звуки были просто невыносимы.
Стонал тот самый чернявый пацан, что предложил ему принести столики из кабака. Голова пацана была в крови, а прижатые к лицу руки мелко тряслись.
– Дай посмотрю, – с усилием оторвал его руки от лица отец Василий и не узнал. Нет, узкие костлявые плечи, тонкую шею, шапку курчавых волос он узнавал, но лицо...
Собственно, лица и не было – все размозжено, смешано с песком и грязной городской землей. И еще нос... нос был не просто сломан, он был порван и как-то противоестественно вывернут набок и вверх.
– Где это тебя так? – спросил отец Василий.
– К-когда... г-гнали... к-к-к маш-шине... – заикаясь, произнес пацан. – Й-й-я н-не успевал...
Отец Василий сокрушенно покачал головой, преодолевая боль, встал и, переступая через распростертые, равнодушные ко всему от шока тела, пробрался к двери и постучал.
– Эй! Охрана! – крикнул он. – Здесь мальчику плохо! Ему нужен врач!
– Щас и тебе будет плохо! – зло откликнулись снаружи.
– И врач тоже понадобится! – загоготали в поддержку этой не слишком умной шутки.
– Я местный священник! – требовательно крикнул отец Василий. – И я говорю вам, что парню совсем хреново! Немедленно позовите врача!
– Ага! Разбежались! – хохотнули из-за двери. – Держи очко шире!
Священник рассвирепел и принялся молотить в дверь что было силы, невзирая на саднящую боль в груди и беспрерывно сыплющиеся из-за дверей матерные угрозы.
– Здесь нужен врач! – орал он. – Немедленно пригласите врача!
Загремел засов, дверь открылась, и отца Василия быстро и профессионально подхватили под руки и выволокли в коридор.
– Я те, бля... покажу врача! – злобно прошипел один. – Ты у меня допросился!
И в тот самый момент, когда охранник замахнулся дубинкой, чтобы ударить, в дальнем конце коридора противно заверещала металлическая дверь.
– Бородатого и механика на допрос! – крикнули от входа, и охранник недовольно поморщился и опустил дубинку. – Ничего, мы с тобой еще встретимся!
Отца Василия пихнули в спину и – все-таки охранник не удержался – двинули дубинкой по почкам. «Что ж! – широко развернул плечи священник. – Можно и встретиться! Я б тебя поучил уму-разуму!» Конечно, он тут же одернул себя, подавил нарастающее чувство злости и желание отквитаться, поскольку не это было главной задачей момента. Но осадок от вспыхнувшего не слишком хорошего, а если быть совсем честным с собой, богомерзкого чувства остался, и это его угнетало.
Его повели по гулкому коридору вперед, направо, по короткой лестнице вниз, потом налево, снова вперед... Отстроенное в начале прошлого века здание СИЗО было спроектировано на редкость замысловато.
– Стоять! – жестко приказали ему, и священник безоговорочно подчинился – не то это место, чтобы гонор показывать.
Охранник два раза стукнул в отозвавшуюся протяжным гулом железную дверь и потянул за неряшливо приваренную тоже металлическую рукоять.
– Вперед! – скомандовали ему, и отец Василий шагнул в открытую перед ним дверь.
Дверь за ним закрыли, и священник огляделся. Стол, сидящий за ним немолодой мужчина в штатском, рядом стул, на нем совсем еще молодой человек, привинченный к полу табурет...
– Так-так... – поднялся со стула молодой человек. – Кого я вижу?! Прихвостень бачуринский!
Он подошел к священнику вплотную и, дыхнув на него запахом столовских беляшей и плохих зубов, хищно улыбнулся.
– Сам все расскажешь? Или ты мазохист?
– Я хочу сделать заявление, – спокойно, не отодвигаясь, произнес отец Василий.
Немолодой, тот, что сидел за столом, поднял внимательные серые глаза.
– Дети в камерах нуждаются в медицинской помощи. Некоторые ранены очень серьезно.
– Тебя не затем сюда привели, чтобы ты нас учил, что делать надо, – сквозь зубы просвистел молодой. – Тебя привели показания давать. Имя! Фамилия! Отчество!
– В миру Шатунов Михаил Иванович, – спокойно произнес поп. – Принимая сан, окрещен Василием. Так меня люди и зовут: отец Василий.
– Не понял, – озадаченно уставился на него молодой. – Ты что, поп?
– Да, я здешний священник, – сказал отец Василий, понимая, что раз его имя не произвело никакого эффекта, кроме удивления, эти ребята не местные. Местные могли не знать его в лицо, просто потому, что в храм не ходят, но уж имя помнили все.
– Присаживайтесь, – несколько изменившимся тоном пригласил немолодой. – Давайте-ка все сначала: фамилия, имя, отчество, год рождения, прописка...
Священник повторил.
– Что-то я не пойму, – нахмурившись, откинулся на спинку стула следователь. – А как вы с Бачей в одной команде оказались?
– В разных, – покачал головой отец Василий. – Я для того на остров и примчался, чтобы его остановить... да вот... не удалось.
– Что-то ты гонишь... – подал голос из-за его плеча молодой и вдруг хмыкнул: – Или отмазаться хочешь?
– У меня и свидетель моих намерений есть, – вспомнил о Вовчике священник. – Да и десантники подтвердят. Они же все у вас?
– А где же еще? – весело улыбнулся молодой и мечтательно, словно вспоминая первое свидание, потер ладонью кулак. – Все здесь, голуби, даже и не ерепенятся уже...
– Вот они и подтвердят, – кивнул священник и напомнил: – Вы не забыли, что я сделал заявление? Мальчик в моей камере остро нуждается в медпомощи...
