Он прошел по самому краю слободы, миновал район серых стандартных пятиэтажек, вышел на ведущую в центр аллею и вскоре оказался на площади. Прямо перед ним молчаливо возвышался чугунный Ильич, указывая чугунным пальцем на здание бывшего райкома партии и повернувшись чугунным задом к высотному зданию администрации района и районной Думы, с провинциальной претенциозностью обозванному «Белым домом».
Отец Василий улыбнулся и, заслышав сзади звук торопливых шагов, обернулся.
– Извините, у вас спичек не найдется? – Прямо перед ним вырос немолодой милиционер с усталым помятым лицом. Отец Василий знал его, как-то довелось внучку крестить. «Кажется, Алексеем звать... А вот отчество... Надо же, забыл!»
– Ой, батюшка, извините, не признал...
– Ничего... Что, на службе?
Страшно хотелось с кем-нибудь поговорить. Просто поговорить.
– Да вот, на «Белый дом» кинули. Сторожу, блин...
Милиционеру определенно было неловко за свою новую работу. И отец Василий вдруг почувствовал, что сейчас он начнет ругать администрацию и Думу района, здание которых охраняет, затем местную пацанву, потом еще кого-нибудь... и все лишь потому, что ему стыдно за свой сегодняшний статус.
– Хорошая работа, – улыбнулся священник. – Нужная...
Милиционер расслабился.
– Я ведь тоже полгода в охране прослужил, – мечтательно вздохнул священник. – Еще до семинарии. Дела не шли, из спецназа уволился... правда, объект у меня был попроще... не то что у вас.
Это были самые простые, до предела наивные слова, но они сработали, и милиционер внезапно улыбнулся:
– А хотите кофе? У меня есть. Настоящий.
Отец Василий мысленно матюгнулся, но понял, что отклонять этот жест высшего доверия не может, не должен.
– С удовольствием.
Они прошли на вахту, милиционер заварил действительно хорошего кофе, они поговорили о Думе, об администрации, о Союзе ветеранов, расположившемся на самом верхнем, десятом этаже, и тут священника не то чтобы осенило... но он вспомнил то, объяснения чему не мог найти все это время. Он вспомнил, как странно отреагировал Чичер, еще тогда, в навозной яме, когда отец Василий упомянул Союз ветеранов.
Священник не мог точно воспроизвести в памяти то, что сказал, но в одном он был уверен: Чичер испугался. На какую-то долю секунды, но испугался. Священник поперхнулся, и милиционер вскочил и стал хлопать его по спине.
– Ничего-ничего... – откашлявшись, произнес отец Василий. – Просто я вспомнил...
– Что?
Вряд ли милиционер хотел в действительности знать, что вспомнил его нежданный ночной собеседник. Скорее, это было проявление вежливости.
Отец Василий задумался. Вопрос был задан. И не только милиционером, но и им самим. Там, внутри.
– Вы знаете, – на ходу начал сочинять он, – я сегодня заходил в Союз ветеранов и оставил в коридоре на подоконнике требник. Вот и вспомнил.
– Так сходите и заберите! – обрадовался милиционер. – Пока не сперли. А то утром понавалит народу... Хрен потом отыщете!
– Да не стоит... – начал смущенно отпираться отец Василий. Ему стало стыдно за свою маленькую ложь.
– Сходите, я вам говорю. Может быть, еще лежит...
Отец Василий отпирался и так, и эдак, пока не понял: тот просто хочет сделать ему что-то хорошее. Так сказать, в рамках компетенции. И думать не думает, что Союз находится на десятом этаже.
– Ладно, – кивнул он. – Я схожу. Спасибо.
Он прошел в холл, обнаружил, что лифт, само собой, на ночь отключили, и вдруг подумал, что господь недаром навел его на это воспоминание о страхе Чичера, и, возможно, ему и впрямь стоит подняться на десятый этаж. И тогда отец Василий прокашлялся и пошел.
Он шел медленно, не торопясь, и чем выше поднимался, тем сильнее охватывало его необъяснимое чувство тревоги. И уже на девятом этаже он понял, есть! Там, наверху, что-то творилось.
Стараясь не дышать, священник поднялся на десятый этаж, осторожно вышел в коридор и прислушался. Что-то ритмично шумело, но откуда именно исходил шум, он определить не смог.
Тогда он пошел по коридору, останавливаясь возле каждой двери, пока не добрался до дверей Союза ветеранов, расположенного в самом конце коридора. Прислушался. Да, шум был, но он доносился не из-за дверей.
Священник огляделся. Создавалось впечатление, что шумит где-то наверху, но выше десятого был только техэтаж.
«Наверное, вентилятор работает», – успокоил себя отец Василий, и в тот самый миг, когда он решил начать спуск, сверху донесся голос. Нормальный человеческий голос. Внутри у него похолодело.
Священник нервно огляделся и увидел почти напротив дверей, ведущих в Союз, другую дверь – из тех, за которыми скрываются кладовки для уборщиц и завхозов. Он подошел и потянул ручку на себя. И дверь открылась.
Шум стал сильнее раза в три. Нет, он по-прежнему был достаточно слаб, но он был, и голос тоже слышался – резкий и властный голос уверенного в себе человека.
Отец Василий глубоко вдохнул и решительно шагнул вперед. Касаясь рукой стены, он прошел метра четыре, обнаружил под ногой лестницу, поднялся на два пролета вверх и увидел перед собой еще одну дверь. Он встал за ней и приложил ухо к дощатой поверхности.
– Сырье хреновое, блин, – сказал человек.
– Уж какое нашли, – ответили ему.
Сердце священника забилось, как птица в клетке – он узнал... Чичера.
– Не-е, блин, это не сырье...
Что-то заскрежетало, шум внезапно стих, и послышался крутой мат.
– Блин! Кажется, опять редуктор полетел!
– Я тебе дам «опять»! Двух месяцев не прошло, как меняли!
– Я же тебе говорил, он не подходит!
Голоса отдалились, видимо, люди зашли за какое-то препятствие, и отец Василий нащупал ручку и осторожненько потянул. Дверь приоткрылась.
Перед ним находилось огромное, забитое вентиляторами, какими-то регистрами и прочим нужным в хозяйстве хламом помещение техэтажа. Ни Чичера, ни второго видать не было. Отец Василий просунул голову, взглядом отыскал неплохое укрытие, протиснулся в дверь и через две секунды уже сидел за чудовищных размеров промышленным вентилятором. Зачем он здесь, оставалось только гадать.
– Ну вот... я же говорил... – пожаловались где-то неподалеку.
Мужики начали вполголоса ругаться, выяснять, кто кому и что именно говорил, причем, хотя Чичер откровенно угрожал, второй не сдавался и наезжать на себя не позволял.
– Не, Чичер, ты не прав, – прямо говорил он. – Это техника, а с ней всякое бывает...
Чичер не соглашался, но что именно он говорит, священник не понимал: дикция у главного мерзавца города была такая же омерзительная, как он сам.
«Неужели они здесь тринитротолуол производят? – подумал отец Василий и сам же себя одернул: – Нет, это вряд ли. Место, конечно, хорошее – никто и не подумает, что прямо над Союзом ветеранов, да еще и в „Белом доме“, что-нибудь незаконное делается, но ТНТ вряд ли...»
– Ты мне голову не морочь! – неожиданно высоким голосом заверещал неподалеку Чичер. – А то я тебе устрою!
