Дама из Тиволи
Эта история произошла летом, когда в Тиволи[1] выступал с концертом Парижский хор. Я прогулялся к Дворцовому холму, а дойдя до вершины, повернул обратно и направился к Тиволи.
Чтобы послушать Парижский хор, вокруг собралась огромная толпа, я тоже пристроился где-то сбоку.
Я встретил приятеля, с которым мы начали негромко переговариваться, тем временем изнутри послышалось пение — его доносил до нас ветер. Неожиданно я почувствовал тревогу, нервная дрожь охватила меня, я невольно отстранился и отвечал приятелю невпопад. На какой-то момент спокойствие вернулось ко мне, но потом снова накатила эта необъяснимая дрожь.
Тут мой приятель спросил:
— Что это за дама смотрит на тебя?
Я тотчас обернулся. Прямо за моей спиной стояла женщина, её удивительные, голубые с поволокой глаза не мигая разглядывали меня в упор.
— Понятия не имею, — ответил я.
Меня это разозлило. Глаза неотрывно следили за мной, я чувствовал, как затылок мой горит, и это было особенно неприятно, — в него словно бы вонзились два холодных металлических штыря и безжалостно буравили меня насквозь.
В том нервозном состоянии, в котором я находился, терпеть и дальше этот взгляд становилось невыносимо. Обернувшись ещё раз и убедившись, что мы действительно не знакомы с этой дамой, я выбрался из толпы и отправился восвояси.
Несколько дней спустя я сидел с моим знакомым, молодым лейтенантом, на скамейке около университета прямо напротив часов. Мы развлекались тем, что разглядывали молодых людей, вышедших на прогулку.
И вдруг в толпе я заметил пару холодных с поволокой глаз, нацеленных прямо на нас, и тотчас узнал молодую даму из Тиволи. Её взгляд был устремлён в нашу сторону, она проходила мимо, и лейтенант поинтересовался, не знаю ли я, кто это.
— Не имею понятия, — ответил я.
— Нос кем-то из нас она, очевидно, знакома, — сказал он и встал, — может быть, со мной.
А дама тем временем села на соседнюю скамейку. Мы сделали шаг в её сторону, я подергал лейтенанта за рукав, уговаривая его пройти мимо.
— Не говори ерунды! — сказал он. — Мы обязательно с ней поздороваемся.
— Вот как, — только и сказал я и поплелся за ним. Он поздоровался и представился.
— Разрешите присесть? — Не дождавшись ответа, он сел.
Он что-то говорил ей, она отвечала любезно, но рассеянно, вскоре мой приятель уже играл её зонтиком, который как-то незаметно оказался у него в руках. Я же стоял рядом и, наблюдая за происходящим, чувствовал себя неловко, не зная, как себя вести. Мимо проходил мальчик с корзиной цветов. Лейтенант, который слыл специалистом по части хорошего тона, тут же окликнул его и купил несколько роз.
Не будет ли ему позволено приколоть одну из них на грудь прелестной дамы? После слабых отговорок ему было позволено. Мой приятель хорош собой, и меня нисколько не удивляло, что она принимала его ухаживанья.
— Но ведь роза помята! — неожиданно воскликнула она, вытащила цветок из петлицы и стала в ужасе разглядывать его. Потом отшвырнула его от себя подальше и добавила тихо: — Она похожа на мёртвого ребёнка.
Последние её слова я передаю, может быть, не вполне точно, но этот её жест я помню во всех подробностях.
Лейтенант предложил прогуляться в Королевский парк. По дороге ни с того ни с сего дама стала рассказывать нам о каком-то ребёнке, который теперь уже похоронен. Всё это время мы с приятелем не проронили ни слова. Потом она заговорила про Гаустад[2] и про то, как, должно быть, тяжко страдают люди, оказавшиеся там, если они не сумасшедшие.
— Да, — сказал лейтенант, — но, к счастью, такого в наши дни не случается.
— Увы, именно такое случилось с матерью того младенца, — ответила женщина.
Лейтенант улыбнулся.
— Чёрт побери, — сказал он.
У неё был приятный голос, и говорила она как образованная женщина, но я обратил внимание, что она излишне напряжена, близка к истерике — глаза её лихорадочно блестели. Что касается остального, на мой взгляд, с ней всё было в порядке. Однако следить за неожиданными поворотами её мысли, перескакивающей с одного предмета на другой, мне показалось утомительно, я терял нить разговора, она мне наскучила, и я распрощался. Я видел, что они шли в глубь парка, но ни разу не обернулся и не знаю, куда они направились потом.
Прошла неделя. Однажды вечером, прогуливаясь по улице Карла Юхана, я снова повстречал даму из Тиволи. Заметив друг друга, мы оба невольно замедлили шаг, и я не успел даже ничего сообразить, как уже шёл рядом с ней.
Мы говорили о каких-то пустяках и не спеша брели по тротуару. Она мне назвала свою фамилию — это была известная в Кристиании семья — и спросила мою. Я не успел ответить, как она положила мне руку на плечо и сказала:
— А впрочем, не утруждайте себя, я и так знаю.
— Да, — ответил я, — мой друг лейтенант всегда так услужлив. Интересно, как же он представил меня?
Но её мысли уже куда-то унеслись, она показала в сторону Тиволи и воскликнула:
— Смотрите!
Человек на велосипеде взмывал в воздух и падал вниз, в море горящих факелов. Аттракцион назывался «штопор».
— Подойдём поближе? — спросил я.
— Давайте найдём скамейку, — ответила она.
Я последовал за ней, мы пошли по Драмменсвейен и дальше в парк, где она выбрала самое укромное место. Мы сели.
Я попытался завязать разговор, но тщетно, она остановила меня вкрадчивым, умоляющим жестом: не буду ли я так любезен немного помолчать? Охотно! — подумал я и замолчал. Я молчал почти полчаса, затаив дыхание и не привлекая к себе внимания. Она сидела неподвижно, в темноте светились белки её глаз, и я видел, что она всё время искоса поглядывает на меня. И под конец я почти испугался этого пронзительного, безумного взгляда и уже был готов встать и уйти, но поборол себя и только поднял руку к груди, чтобы достать часы.
— Уже десять, — сказал я. — Никакого ответа. Её глаза неотрывно смотрели на меня. И вдруг она спросила меня, даже бровью не поведя:
— Хватит ли вам мужества откопать труп ребёнка?
Это неприятно поразило меня. Сомнений не оставалось, что передо мной — сумасшедшая, но одновременно проснулось любопытство и нежелание расставаться с ней. И потому я сказал, не отводя от неё взгляда: и
— Труп ребёнка? А почему бы и нет? Нет ничего проще, я вам помогу.
— Видите ли, дитя похоронено заживо, — сказала она, — а мне очень хочется взглянуть на него ещё раз.
— Ну, разумеется, — ответил я. — Мы просто обязаны раскопать ваше дитя.
Я внимательно следил за ней. Она опять напряглась.
— Почему вы решили, что это моё дитя? — спросила она. — Я вам этого не говорила, я только сказала,