ты бы понаделал делов.
– В каждой крепости, между прочим, есть или должен быть отводной ход, через который можно выбраться в авральной ситуации, – задумчиво произнес Фокин. – На случай пожара или как вот сейчас мы. И, по-моему, у таких сверхосторожных людей, как местные хозяева, это должно быть предусмотрено. Как ты думаешь, Влад?
Свиридов качнул головой:
– Ну, если этот ход существует, почему им еще не воспользовались хозяева? Потому, что он проходим только с одной стороны? Изнутри дома? Да вряд ли.
– Я тут на мониторе вижу какой-то подвальчик, – сказал Фокин. – А что, если спуститься туда и там все хорошо прощупать? Пока есть время, а? Все-таки, Влад, у нас с тобой в «Капелле» были курсы по всякому там обнаружению, дешифровке разных там тайников, лазов... контрэскарпных галерей!
– Это ты завернул! – сказал Свиридов и вдруг резко повернулся к Юле. Она смотрела на него застывшим взглядом, в котором, если бы Свиридов до такой степени умел читать по глазам, можно было бы прочесть одно слово, взбаламутившее Юлю Строгину: «Капелла»!
– В чем дело? – после паузы спросил Свиридов.
– Ничего, – без выражения сказала она. – Просто я вспомнила, как веселый фээсбэшник Калитин собирался делать из меня и мне подобных этакую женскую «Капеллу».
(В ее голове всплыло, как было вчера: «Ну вот, теперь можно из тебя с подругами делать суперагентов, как говорится. Этакую женскую „Капеллу“. Не хор, в смысле, а был такой отдел особого назначения у разведки, расформировали его давно – „Капелла“. А мы свою сделаем...». Как давно это было, сколь многого не вернуть.)
Свиридов отвернулся и, вставая, сказал Фокину недовольно:
– Опять эта твоя болтливость...
Китаец повернулся к стоявшему у него за спиной Орехову и четырем автоматчикам (четверка была самой проверенной и опытной, прочих оставили в оцеплении виллы и перед домом) и произнес:
– Вот здесь. Подними люк, Вадим. Я все-таки не такой сильный, как ты. Да нет, не такой, это, верно, слабо сказано. Раза в три я тебя слабее.
Орехов наклонился и, нащупав в земле металлическую скобу, крепко взялся за нее и потянул. Открылся люк, за которым виднелось черное пространство. Китаец сел на корточки, протянул руку, пошарил – щелкнул выключателем. Разлился мягкий свет. Китаец жестом велел следовать за ним. Когда все люди Орехова во главе с ним самим оказались в тесном подземном помещении размером примерно два на два и на два с половиной – в высоту – метра, Китаец с неожиданной для его небольшой фигуры силой захлопнул люк и сказал:
– Мы в пятидесяти метрах от дома. Вход идет через подвал. Мои инструкции вы помните. И повторите их много раз, пока я открою вот это. – И он постучал по внешне невзрачной металлической двери. Характерный глухой звук дал понять Орехову, что толщина двери весьма внушительна.
Китаец тем временем набрал код на панели справа от двери, а потом, когда высветился зеленый контур в виде человеческой ладони, приложил к нему свою руку. Сначала ничего не произошло, а потом в помещении возникло еле слышное гудение, и тяжелая металлическая дверь начала отъезжать в сторону, уходя в стену и открывая за собой черный прогал тоннеля. Китаец угрюмо посмотрел на автоматчиков, а потом кивнул Орехову:
– Иди первый. Свет включится автоматически, как только ты наступишь на порог.
Вадим Дмитриевич повиновался. Все произошло, как и говорил Китаец, и теперь сотрудники «Грома» оказались в узком тоннеле длиной около пятидесяти метров. Китаец заблокировал дверь и пошел последним. В конце тоннеля обнаружилась еще одна дверь, но на этот раз безо всяких хитроумных кодов и локов. Орехов взялся за ручку двери. Металл обжег кожу холодом, и Вадим, глубоко вдохнув, потянул ручку на себя.
...Примерно в то же самое время Юля и Влад Свиридов, оставив Фокина и Петю-Мешка в комнате охраны, спустились в подвал. Он оказался просторным помещением, вдоль стен которого тянулись несколько длинных рядов полок. Полки были полупусты, на них хранились самого разного рода вещи, начиная от новых автомобильных покрышек и заканчивая внушительными банками красной и черной икры, которую, как известно, во Владивостоке получают в огромном количестве на морепромыслах.
– Тут с голоду не умрешь, – проговорил Свиридов.
– Мрачный подвальчик, – сказала Юля. – Никогда тут не была. Я вообще в этом доме один раз всего была... когда Петя захотел отдохнуть. Ну вот... отдохнули. До сих пор отмахаться не можем от этого отдыха. А ты в самом деле из «Капеллы»?
– Ну да, – после паузы отозвался Свиридов. – Ты, я смотрю, девочка подготовленная. Я тебя сильно недооценил.
– А уж как я тебя сильно недооценила! – горько усмехнулась та. – Я, между прочим, на вопрос Орехова, кого я, собственно, подвозила до города, отрекомендовала вас как двух лохов, которых кинули при покупке авто. Втиснули отстой, вы, дескать, и заглохли на полпути.
– Вот тут-то как раз все правильно, – сказал Свиридов. – Эта часть повествования никаких нареканий не вызывает.
Юля вдруг остановилась.
– Мы ведь все равно умрем, – сказала она. – Что толку блуждать в этом подвале, все равно нам не выбраться из этого проклятого дома. Они нас не выпустят. Будь ты хоть сто раз суперменом, но они нас не выпустят. Тогда какой смысл последние минуты жизни проводить вот так – шаря в поисках неизвестно чего?
Свиридов прислонился спиной к высоченной полке и, вцепившись в нее тяжелым взглядом, отозвался:
– Мрачные речи. Ну хорошо, пусть мы ищем хрен знает что – вчерашний день, как говорится. Но ты-то что предлагаешь?
– Я? Что предлагаю я? – спросила она, подходя к нему вплотную, так, что ее дыхание шевельнуло прядь волос, свесившуюся на его лоб. – Да ничего особенного. Просто меня учили, в каких случаях не страшно умирать.
– И в каких же?
– А когда человек до одурения займется любовью, трахнется, проще говоря, так, что у него из ушей сперма литься будет... вроде все притупляется, и уже не так жутко подыхать, – сказала она.
– И ты предлагаешь прямо здесь и сейчас... чтобы не страшно умирать... – заговорил Свиридов, но она обхватила его шею и притянула его лицо к своим губам. Однако же он высвободился и бросил:
– Да ты, Юля, немного сдвинулась по фазе! Да если бы мы были одни – только ты и я – и были бы точно обречены, то, конечно, я бы сразу... ты – красивая девушка, я тоже ничего, и нам было бы хорошо. Но мы не вдвоем. Там, наверху, Афанасий и Петя, который тоже хочет жить, между прочим. Честно говоря, на него-то мне плевать. Но если получится так, что Афанасия застанут врасплох или просто задавят превосходящими силами только потому, что я вот тут, в подвале, вознамерился заправить тебе по самое «не могу», то, дорогая моя...
Свиридов оборвал фразу. Юля открыла было рот, но он перехватил ее одной рукой, а палец второй приложил к ее губам: молчи. Ни слова. Юля напрягла слух, и ей показалось, что она слышит какие-то посторонние звуки – странные звуки. И что характерно, они шли не с той стороны, откуда вошли Юля и Владимир. С противоположной. Потом что-то глухо звякнуло, и тихий голос выговорил:
– Это что, подвал?
– Не разговаривай, Орехов, – ядовито прошипели в ответ, и ноги Свиридова прикипели к земле. – Наверх, наверх, и пора кончать с этим затянувшимся спектаклем!
Свиридов молча поднял дуло «узи».
Послышались приближающиеся шаги. Влад схватил Юлю за руку и заставил приникнуть к полу, а сам подождал, пока в проеме возникнет темный силуэт с автоматом наперевес, и нажал на курок. Пули вспороли пространство подвала, звуки очереди гулко загуляли по стенам и потолку, а потом раздался предсмертный вопль автоматчика и басовый вой Орехова:
