что ни один даже самый страшный секрет мирового масштаба не стоит и волоска упавшего с головы моих близких. Теперь ты понимаешь, что единственная возможность спасти Дениса, это выкрасть его? И выкрасть именно этой ночью, пока на страже коттеджа стоят всего четверо молодцов из охранного агентства?
– Игорь, пожалуйста, не кричи, – Ирина крепко сжала в своих горячих ладонях мою руку, – Я все прекрасно понимаю: ты должен это сделать, и я верю, что ты это сделаешь. Только, очень тебя прошу, будь осторожен. Ни пуха тебе, ни пера!
– К черту, – машинально ответил я, и, достав из кармана пистолет, начал неловко пристраивать к нему глушитель.
Даже в скудном свете автомобильной лампочки было заметно, как испуганно расширились ее глаза.
– Ты… будешь стрелять? – тихо спросила Ирэн.
– А как по-твоему? Неужели ты думаешь, что мне удастся просто так вытащить моего пацана из этого гадюшника? Там все-таки четверо вооруженных охранников-профессионалов, а я не крутой Уокер, чтобы голыми руками привести их в состояние временной нетрудоспособности.
– Но ведь они не имеют никакого отношения к похищению твоего сына! Ты сам говорил, что их наняли в агентстве; разве можно невинных людей…
– Не беспокойся за них, – усмехнулся я, опять привлекая ее к себе, – Этот пистолет стреляет усыпляющими ампулами, так что невинным людям грозит только крепкий и здоровый сон в течение шести часов.
А про себя подумал, что беспокоиться надо как раз за меня, потому что в отличие от моего пистолета их оружие будет заряжено боевыми патронами, а рядом, увы, не окажется Сорокина или его помощника, чтобы признать во мне носителя важной информации и запретить охране вести огонь на поражение. Так что, как бы я не хорохорился, но в глубине души осознавал, что все это мероприятие – чистой воды авантюра. Может быть, нужно было все же подключить ФСБ? Ведь теперь я знаю, где держат Дениса… Нет, дохлый номер. Стоит мне только заикнуться, будто информация о том, что известный бизнесмен и депутат занялся киднепингом, получена мною во время приступа ясновидения, как меня немедленно разместят в стерильно чистом люксе вместе с Наполеоном, Элвисом Пресли и пришельцем из созвездия Гончих Псов. И потому я ничтоже сумняшеся решительно хлопнул дверцей машины и отправился на штурм депутатской цитадели в гордом одиночестве.
Ночь удалась на славу. Криминальная ночь – темно, хоть глаз коли. Вот я и колол, потому, что, решив укрыться от редких, но регулярно проносившихся мимо машин в придорожных лесопосадках, постоянно натыкался на какие-то ветки. Потом едва насмерть не порезался, угодив в осколки пивных и водочных бутылок, не иначе как специально поджидавших меня среди зарослей крапивы. И это столкновение навело мой головной компьютер на одну очень интересную мысль…
– Сорокин! Выходи, морж сифилитический! – пьяно заорал я, остановившись возле ворот, отделяющих десять соток (или чуть больше) народного избранника от общественного шоссе, принадлежащего, если верить купленным-перекупленным СМИ, этому самому народу, – Выходи, хуже будет!
При этом, я активно размахивал зажатой в правой руке бутылкой из-под 'Русского размера', необъяснимо популярного в нашем городе, которую подобрал в ближайших кустах. В то время как левая рука тревожно тискала рукоятку пистолета, полностью скрытого черным пластиковым пакетом без дна. Я же не пулями стрелять собираюсь, а хрупкими ампулами…
– Выходи, продавшийся японским империалистам, то есть милитаристам, то есть… короче продавшийся самурайской сволочи морж! Пообщайся с народом, у которого отнял землю, чтобы построить на ней свой долбанный завод, на радость мировому глобализму!
Тут запас моего красноречия иссяк, но дело было сделано: из пристроенной к воротам будки высунулся охранник.
– А ну, вали отсюда, синяк! Здесь частные владения. Вали, или стрелять буду!
И в доказательство серьезности своих намерений секьюрити высунул в окно ствол АКМа.
– Стреляй! – я картинно рванул рубашку на груди, – Всех не перестреляешь! Да ты и стрелять то не имеешь права. Я на эти частные владения даже одной ногой еще не наступил.
– Заткнись! – рявкнул охранник, разрываясь между желанием пересчитать мои зубы и невозможностью покинуть пост.
– Попробуй, заткни. У нас свобода слова. Давай, Цербер, зови своего хозяина. Я ему все в лицо выскажу, моржу старому…
– Почему 'моржу'? – неожиданно для себя поинтересовался охранник, в тайне радуясь происшествию, разогнавшему скуку однообразия, – Сказал бы: 'козлу', я бы еще понял. А ты заладил 'Морж, морж'…
– 'Морж' потому, что 'морда жидовская', – просветил я любопытного охранника, – такая же, впрочем, как и у тебя.
Тут произошло то, чего я, собственно говоря, и добивался. Услыхав из моих уст такое оскорбление, 'Цербер', наплевал на все писаные и неписаные инструкции, выбрался из своей будки и с приглушенным рычанием пошел на меня. И совсем уже было дошел, но снотворная ампула моментально превратила грозного секьюрити в мирно храпящего обывателя, угодив ему аккурат в низ живота. Только не подумайте чего лишнего! Просто на охраннике красовался камуфляжный бронежилет, а эта часть его тела была великолепной мишенью: доступна и обширна.
Оттащив переливчато храпящее тело в крапивные заросли, я вернулся к воротам и повторил спектакль, не без основания полагая, что второй охранник, скорее всего обходящий дозором немалую территорию, прилегающую к особняку, когда-нибудь явиться привлеченный моими антисорокинскими воплями. Правда, орать мне пришлось долго; лишь когда я, исчерпав весь запас ругательств, затянул дурным голосом известную антияпонскую песню 'Три танкиста', он появился возле ворот. Для того, чтобы разделить судьбу своего предшественника. Так что вскоре из кустов доносился музыкальный храп на два голоса.
Миновав ворота, я с пустой бутылкой в одной руке и пистолетом, закамуфлированным черным полиэтиленом, в другой пошел, слегка покачиваясь, по вымощенной желтым кирпичом (прямо, как в 'Волшебнике изумрудного города') дороге. Ничуть не скрываясь. Пускай оставшиеся в строю секьюрити думают: если этот пьянчуга оказался на вверенной им территории, стало быть, имеет на это полное право.
Сто метров, отделяющие фазенду Сорокина от шоссе, показались мне десятью километрами. Но вот они закончились, и я остановился перед трехэтажным строением, которое можно было назвать коттеджем или загородным домом с большой натяжкой. Видимо, его владелец полностью разделял мнение английских сквайров о доме и крепости. Выстроенный правильным квадратом, этот дом очень напоминал жилища мексиканских наркобаронов из голливудских боевиков. Внутренний двор, в который я попал, пройдя под аркой, был снабжен внушительным фонтаном, венчавшимся какой-то абстрактной фигурой, испускающей из самых неожиданных мест весело журчащие струи.
Прямо напротив арки ярко светился главный вход со скромненькой мраморной лестницей, возле которого вольготно расположилась пара иномарок. Стоп. Если я все правильно рассчитал, то двое оставшихся охранников должны быть где-то здесь. Скорее всего, один сразу у входа. Другой – в комнате с мониторами, на которые подается изображение с установленных в доме видеокамер. Ну, что ж попробуем старый трюк. Нет, лучше новый. И я, от души пнув по стоящему рядом 'Опелю', быстро перебежал в на противоположную сторону лестницы, чтобы укрыться за безвкусной массивной клумбой. Мне повезло. Машину вполне могли не поставить на сигнализацию, но, на мое счастье, у водителя сработал условный рефлекс, и двор огласился противным кваканьем пополам с завываниями.
Вскоре, как я и предполагал, в дверях показался охранник и осторожно двинулся к воющей машине, поворачивая автоматный ствол то в одну, то в другую сторону. 'Спокойной ночи', – пробормотал я под нос, выпуская ампулу в его незащищенную спину, а потом, надрываясь, перетащил неподъемное тело в живую изгородь, окружавшую газон с фонтаном.
Честно говоря, я надеялся, что оставшийся 'цербер' последует примеру своего коллеги и выйдет взглянуть на замолчавший к этому времени 'Опель', но… Но время шло, а все оставалось по прежнему. И я был вынужден, прокручивая в памяти расположение комнаты наблюдения, которую разглядел лишь мельком, когда в своем видении следовал за выходящим из резиденции сыном, пошатывающейся походкой
