очень старого, главное — очень больного. Избрание Черненко было последним барьером, который попыталась воздвигнуть когорта старцев в Политбюро, ограждая свои места.
Короткое правление Черненко ознаменовано интенсивной законодательной деятельностью. В апреле (1984) было принято постановление «Об основных направлениях реформы общеобразовательной и профессиональной школы», в ноябре ЦК КПСС утвердил Программу мелиорации земель, которая должна была — в который раз! — окончательно разрешить проблемы советского сельского хозяйства. В программу входили работы по изменению течения рек с севера на юг. 10 марта 1985 г. после длительной болезни К. Черненко умер.
Время Горбачева
11 марта 1985 г. М. Горбачев был избран генеральным секретарем ЦК. Его молодость (р. 1931) казалась необычной, но это впечатление рожденное дряхлостью непосредственных предшественников — Сталину в момент избрания генсеком было 43 года, Хрущеву — 58, Брежневу — 57 лет. Бурная деятельность Горбачева выглядит особенно бурной на фоне предшествующего застоя.
Начинается новая эпоха: после Октября (1917) пришел Апрель (1985). В первых же выступлениях новый генеральный секретарь констатировал катастрофическое положение страны. Он признавал, что «возможности социализма» не были использованы в промышленности, сельском хозяйстве, здравоохранении, организации железнодорожного транспорта, жилищном строительстве, обеспечении населения продовольствием. И настаивал, одновременно, что, несмотря на все помехи, социализм развивался и развивается.
Этот поразительный парадокс — похвала успехам и признание кризиса, результата успехов — наблюдается уже не первый раз. В 1953 г. наследники Сталина обнаружили катастрофическое положение страны, несмотря на все «успехи», о которых не переставали говорить при жизни Вождя. В 1964 г. кризис объявили результатом «волюнтаризма» предшествующего первого секретаря, имя которого перестало упоминаться. Сегодня вина за катастрофу — экономическую, социальную, культурную — возлагают на Брежнева, правившего страной 18 лет.
Деятельность Горбачева принадлежит еще сегодняшнему дню. Реальных ее результатов пока нет.
Характерная черта «горбачевского времени» — массивное использование средств массовой коммуникации для создания представления о движении, деятельности, переменах. Большой эффект вызвали меры по ограничению продажи алкоголя. Но это прежде всего видимость перемен, ибо алкоголизм не сократился, но ушел вглубь. Не случайно ключевым словом «горбачевского времени» выбрано слово — гласность. Голос, разговор, слово, как, может быть, никогда раньше служат инструментом политики. Выбор этого инструмента объясняет особую роль творческой интеллигенции в пропаганде идей «перестройки» — второго слова-ключа. Разрешение на публикацию ряда запрещенных ранее книг опальных по разным причинам писателей, на выпуск десятилетиями лежавших на полке фильмов позволило влить в советскую культуру немного живой крови, без которой она вела жалкое существование. Когда прозвучало слово- разрешение «гласность» оказалось, что у корифеев советской литературы нет книг, которых бы им не издавали. Новой кровью были умершие писатели и поэты, либо авторы книг, написанных два десятилетия назад.
Законы, нацеленные на изменение положения в народном хозяйстве, еще не оказали никакого воздействия, если не считать растерянности и неразберихи, вызванных поспешностью внедрения новых постановлений.
Наиболее эффектные и реальные результаты достигнуты Горбачевым во внешней политике. Многочисленные советские предложения по ядерному разоружению, совпавшие с непременным желанием американского президента подписать с Москвой договор, открыли новый период «разрядки». Горбачеву удалось добиться того, чего не сумели сделать Андропов и Черненко — удаления американских ракет «Першинг» из Западной Европы.
Деятельность Горбачева продолжает традицию перемен, наступавших после каждой смены на посту генерального секретаря. Он разрушает партийную машину, созданную предшественником, и строит свою. Снова процесс овладевания властью генеральным секретарем идет под лозунгом исправления ошибок, совершенных до него. Логика поведения генеральных секретарей безупречна: для того, чтобы произвести изменения, улучшить социализм, генсек должен обладать тотальной властью. Только в процессе изменений, перемен можно разрушить старый аппарат и обрести тотальную власть. Все перемены должны «улучшать» систему, но ни в коем случае ее не ломать. Как любит повторять Горбачев «нам нужно больше социализма».
Сегодня в Советском Союзе сопротивление переменам оказывают не мифические «ястребы» в Политбюро, «оппозиционеры» в аппарате. Главный противник перемен — советский человек. Катастрофа «зрелого», «развитого» социализма — это оборотная сторона его успехов в деле формирования советского человека. В результате процесса строительства социализма, отмеченного страшными вехами «красного террора», коллективизации, поспешной индустриализации, «ежовщины» и т. д. и т. д., сложился человек, потерявший интерес к труду, в страхе ожидающий, что завтра может быть только хуже. Этого человека Горбачев хочет включить в «перестройку», чтобы социализм пошел еще дальше.
Призывы к «гласности» подменяют требование свободной дискуссии о подлинных причинах катастрофы. Даже наиболее отважные критики «времени Брежнева» говорят о том, что кризисные явления появились лишь «в последние десятилетия», о необходимости улучшения всего лишь «системы управления производством».
Будущее покажет, что дала «перестройка». Пока же стоит вспомнить, что писал замечательный русский историк Василий Ключевский о реформе Петра: «Она была революцией не по своим целям и результатам, а только по своим приемам и по впечатлению, какое произвела на умы и нервы современников. Это было скорее потрясение, чем переворот… Реформа Петра была борьбой деспотизма с народом, с его косностью. Он надеялся грозою власти вызвать самостоятельность в порабощенном обществе… Он хотел, чтобы раб, оставаясь рабом, действовал сознательно и свободно».
Париж, октябрь, 1987
Примечания
1
Счастлив был и Гитлер. Фон Шпеер вспоминает, что получив телеграмму о подписании Пакта, фюрер заплясал с криком: «Вот они где они у меня теперь!», показывая кулак.
2
Четверть века спустя, советские историки, увернувшиеся от присяги, снова каялись, что опять лгали, лгали, лгали…
