Наконец за дверью послышались недовольные голоса, приближающиеся шаги, потом шум, перерастающий в грохот, – и дверь распахнулась.
На пороге, привалившись к стене, стоял совершенно чудовищно пьяный Илюха. О том, что он находится в абсолютно невменяемом состоянии, свидетельствовало обвисшее лицо, вразброд смотрящие глаза, потухшие и мертвые.
Он тупо посмотрел на брата, словно не узнавая его, и вдруг разразился невыразимо бессмысленным, идиотским хохотом.
– Ну че, бррател-ик! – ло... пыррахади, коли вот так вот онно...
Из-за плеча его выглянула незнакомая Свиридову девица в скудном обмундировании, тоже изрядно пьяная, и завлекающе улыбнулась Владу.
Из глубины квартиры доносились дикие нечленораздельные вопли, пронзительный женский визг, истерический, со всхлипываниями и подвыванием, смех, и все это под аккомпанемент уже охарактеризованной выше мерзко грохочущей музыки.
– В чем дело? – резко спросил Свиридов. – Что произошло?
– А-а-а... ну да, прроизошло. Да ты заххади... ну и... – Илья взмахнул рукой, отчего его повело в сторону, и он непременно бы свалился на пол, не подхвати его старший брат. – А... молодец. Влад, познакомься, это М-маша...
– Даша, – поправила девица.
– Ну что дашь-то, так ето, знаете ли... само собой... Так в-вот... Влад... эта Саша... она предпочитает секс такого рода... ы-ы-ым!..
Илья засмеялся и сел у стены. А потом вдруг заплакал.
Владимира никогда не впечатляли пьяные слезы брата, тем более что причина их, как и корень всего этого пьяного безобразия, была ясна и очевидна.
Илья поругался-таки с Наташей. Возможно, и по его, Влада, вине в том числе. А Илья всегда болезненно переживал разрывы со своими возлюбленными, даже если он до этого, когда отношения еще были безоблачными и незамутненными, плевал на них с высокой колокольни.
Влад, не разуваясь и не снимая пальто, прошел на кухню, волоча за собой болтающегося, как экскременты в проруби, брата. Девица тоже хотела прошмыгнуть за ними, но Влад не пустил, сопроводив свой отказ словами:
– А ты, Даша-Маша-Каша-Саша, иди лучше с Наполеоном порезвись. Как раз для тебя.
Илья сел на табурет и, качаясь как маятник, бессмысленно хлопая глазами, уставился на брата.
– Что у тебя там с Наташей?
– Наташа... она... тю-тю...
– Все ясно. В общем, так, Илья. Ложись-ка ты сейчас спать, а завтра с новыми силами начнешь новую жизнь.
Илья залопотал что-то невнятное, а потом приблизил к лицу брата свою пьяную физиономию, и вдруг гримаса страха, как вспышка, осветила, оживила и изуродовала его помертвевшие черты.
– Я... н-н-ичего?..
Он перегнулся вперед и мягко упал на линолеум, не договорив фразы, но Влад прекрасно понял.
Илья хотел сказать: я не сказал ничего лишнего?..
А ведь он влюблен, черт побери, этот пьяный беспутный мальчишка. Влюблен без памяти, и это прекрасно видно даже невооруженным глазом его, Владимира Свиридова, умением видеть человека насквозь.
Почему-то в памяти неосознанно всплыло лицо профессора Климовского, а потом – совершенно без связи с предыдущим – вспомнились слова из книги любимого детского писателя...
Ведь и у него, суперкиллера «Капеллы», было детство. Как бы в то ни сложно и противоестественно было поверить.
Имеются в виду слова Атоса из «Трех мушкетеров»: «Я хочу сказать, дорогой д'Артаньян, что любовь – это лотерея, в которой победителю достается смерть».
Влад присел на корточки и, хлопнув по боку уже мирно храпевшего Илью, протянул:
– Так что, дорогой д'Артаньян, такие дела.
К вылазке в особняк Лукинского он готовился не долго, но тщательно, как к настоящей – возможно, даже боевой – разведке. В принципе так оно и было, только противник теперь был другой, и не противник даже, а просто обозначенная в плане действий мишень. Слишком легко поразить ее, и потому он не будет торопиться.
Он надел плотный черный свитер, черные же брюки и ботинки с особой рифленой подошвой. Для лица подготовил мягкую тканевую черную маску, хорошо пропускающую воздух, с прорезями для глаз.
Из спецсредств после некоторого раздумья взял только стеклорез, изготовленный по особой методике, и набор отмычек. Конечно, не тех отмычек, которые состоят на вооружении у классических уркаганов, а мини-приборов достаточно сложной конструкции, выполненных по серьезным разработкам специалистов ГРУ.
Из оружия – только модифицированная разновидность боевого ножа НРС, из числа так называемых «ножей выживания». В торец его рукоятки было встроено устройство, бесшумно стреляющее крошечными иглами с содержащимся на них веществом мгновенного нервно-паралитического действия.
Разумеется, прекрасно сбалансированный и исполненный из лучшей стали нож можно было использовать и в прямом его назначении, то есть колоть, резать, рубить любой стороной, даже гардой (если ввернуть в нее специальные шипы) и торцовой частью рукоятки. А также как крюк, пилку по металлу и по дереву.
Под свитер Влад надел легкий кевларовый бронежилет и на этом посчитал свою экипировку завершенной.
В полночь он сел в свою «БМВ» и выехал к месту дальнейших событий.
Двухэтажный особняк Лукинского, законченный постройкой только год назад, находился возле Центрального парка культуры и отдыха, на берегу живописного пруда, который по случаю завидного соседства с местообиталищем «нового русского» был очищен от тины и снабжен некой гранитной мини- набережной по аналогии с той, что находилась на Волге.
Неплохо устроился, подумал Влад. Очень уютное местечко. Кругом деревья, рядом пруд – просто какая- то идиллия Феокрита, да и только. А от внешного мира недолго и отгородиться каким-нибудь основательным забором да посадить в каптерку или в прихожую пару-тройку свирепого вида молодцов.
Судя по всему, Михаил Борисович так и поступил.
Влад легко взлетел на высоченную чугунную ограду. Главное, чтобы тут не было собак. Хотя именно на этот случай он помазался особым составом, вызывающим у лучших друзей человека стойкую приязнь, доходящую до умиления и соплей.
Гормональное средство все-таки.
Ну, так и есть. Из-за деревьев вынырнул огромный сторожевой пес, за ним еще один. Медленно приблизившись к Владу, псы обнюхали его, не выказав при этом ни малейшей враждебности и не подав голоса. Лишь второй сначала глухо зарычал, обнажив мощные желтоватые клыки, но потом завилял хвостом и потерся о Владимира боком так, что будь тот послабее или попросту нетверд на ногах в связи с празднованием первого дня весны, то наверняка бы упал на землю.
Влад почесал за ухом у дружелюбно глядящего на него пса и двинулся дальше к дому.
Спереди особняк Лукинского казался абсолютно безжизненным – ни в одном из окон не горел свет, а поблескивающий в лунном свете прогал застекленной веранды на втором этаже казался угольно- черным.
Зато с другой стороны три окна из пяти были ярко освещены, горел свет и в фигурной беседке, венчающей навершие особняка.
Интересно.
Вот с неосвещенной-то стороны сам бог велел пробраться.
Влад вынул нож и, периодически используя его на манер альпенштока, с обезьяньей ловкостью полез
