Я аккуратно высвободила свою ладонь и устроилась на траве, оперевшись спиной о горку наших рюкзаков. Женя сел рядом.
- Юль, ты не возражаешь, если я положу голову к тебе на колени?
- Валяй, - разрешила я.
Вихрастая голова немедленно плюхнулась на мои вытянутые ноги, повозилась, устраиваясь поудобнее, и наконец удовлетворенно замерла. Женя выглядел довольным, как кот, сожравший кринку сметаны, только что не мурлыкал. Я хотела высказать по этому поводу что-нибудь едкое, но сдержалась. Посмотрим, что будет дальше.
- Вереск, а что вы читаете?
Полуэльф машинально поднял книгу, показывая мне обложку, но быстро понял ошибку - название и имя автора были написаны эльфийскими рунами - и пояснил:
- Фар-Сейнаро, 'Волчонок'.
- Вампир? Я не знала, что у вампиров есть своя литература.
- Почти нет. Эта книга - одна из немногих. Автобиографическая повесть.
- О чем она?
Вереск бросил на меня испытующий взгляд.
- Вы правда хотите знать или просто из вежливости спрашиваете?
- Конечно, хочу, - обиделась я. - Из вежливости и от скуки я могу и с Женькой поговорить.
- Около шестисот лет назад через заставу в Сумеречном Ущелье прорвалась стая волколаков. Во внешний мир им пройти не удалось - жители Зингара, вампирского поселения, расположенного прямо у выхода из Ущелья, уничтожили их. Но в самом поселке было много жертв. Вампирские правила на этот счет очень строги: все укушенные волколаками были немедленно убиты. Все, кроме одного: восьмилетнего сына Фар-Сейнаро, которого мать спрятала в лесу. Фар-Сейнаро разыскал жену, но видя ее страдания, не смог поднять руку на сына, хотя понимал, что спасти ребенка нет никаких шансов. Это завязка. А сама повесть рассказывает о трех неделях, которые они втроем провели в лесной хижине: автор повести, его жена и восьмилетний мальчик, их единственный сын, который постепенно превращается в волчонка.
- Разве волколак не превращается в волка только единожды в месяц, в полнолуние?
- Кто вам сказал такую чушь? - удивился Вереск. - Это опять что-то из вашей мифологии? Укушенный волколаком превращается в волка довольно медленно. У взрослого эльфа или вампира полная трансформация занимает около месяца, ребенку потребуется от недели до двух, человек вряд ли продержится больше трех дней. Потом, если у него достаточно сильная воля, раз в месяц - не обязательно в полнолуние, обычно в ту фазу луны, когда он был укушен - оборотень может принимать человеческий облик и способность мыслить разумно. Но это вряд ли принесло счастье кому-либо из волколаков: они при этом помнят все, что сотворили в облике волка.
- А… чем закончилось? - дрогнувшим голосом спросила я.
- Волчонок загрыз свою мать, и Фар-Сейнаро его убил. Другого исхода быть не могло. От укуса волколака нет противоядия, и трансформация - процесс необратимый. Лайри не хотела этого принять, но это факт.
- Не могу ее за это винить, - я зябко поежилась. - Надеюсь, мне никогда не придется делать такой страшный выбор. Я бы не смогла убить собственного ребенка - и вообще кого-либо, кто мне дорог.
- Если бы вы прочитали книгу, вы бы сделали это без колебаний, Юлия, - серьезно сказал полуэльф. - Она ведь не только - и, может быть, даже не столько - о трагедии родителей, которые теряют единственного сына, но и о том кошмаре, который переживает мальчик, превращающийся в зверя. Он всего лишь ребенок - перепуганный, растерянный, не понимающий, что с ним происходит. Вполне естественно, что его разумная часть ищет защиты и спасения у матери. Но инстинкты хищника, которые с каждым днем становятся все сильнее, видят в ней лишь источник свежего мяса и соблазнительно теплой крови. То, что мальчик продержался три недели прежде, чем вцепиться ей в глотку, говорит исключительно о его сильной воле.
Я слишком живо представила себе мучения малыша, и непрошенные слезы навернулись на глаза. Горячая капля упала Женьке на щеку. Он вскочил, встревоженно заглядывая мне в лицо:
- Юлька, ты чего? Ну, перестань, это ж было шесть веков назад! Ну чего ты, в самом деле!
- Материнский инстинкт, - невозмутимо пояснил полуэльф. - Истории о детских страданиях всегда вызывают у женщин слезы.
От этого циничного - хотя и, безусловно, справедливого - замечания плакать моментально расхотелось.
- Я смотрю, вы большой знаток женской психологии? - неприязненно осведомилась я.
- Это физиология, Юлия. Ничего больше. И это абсолютно нормально.
Тон его был спокойным, но мне почудилась скрытая насмешка. Невежливо отпихнув белль Канто, я резко поднялась.
- Тоже мне, физиолог непризнанный, Павлов местного разлива, блин, - сквозь зубы бормотала я, быстрым шагом направляясь в сторону леса.
Женя в два прыжка настиг меня и подхватил на руки.
- Идиот! - я взвизгнула от неожиданности. - Поставь ребенка на планету!
Он отнес меня на прежнее место и с довольной ухмылкой сгрузил обратно на траву. Я попыталась снова подняться, но Женька обхватил мои плечи так крепко, что я едва могла дышать.
- Отпусти!
- Ни за что. Ты тут же слиняешь в лес, и на тебя там набросятся дикие вол… эгхм… кролики. Мне будет тебя очень не хватать, - добавил он проникновенным шепотом.
Я дернулась еще пару раз - больше для виду - и затихла. Весь этот безумный фарс выбил из моей головы переживания о мальчике-волколаке и его несчастных родителях, и мысли вернулись к более насущной проблеме: что такое происходит с Женькой? Определенно, он вел себя очень странно. Так, словно имел на меня какие-то виды. Не то чтобы мне это не нравилось… черт, да еще месяц назад я бы взвыла от восторга, заметив такое внимание с его стороны. Но с тех пор многое изменилось. Во-первых, у него появилась девушка - об этом знал весь дворец, и даже его величество, хоть и посматривал в сторону ухажера дочери с подозрением, не проявлял открытого недовольства их отношениями. Во-вторых, та ночь с Вереском повернула какие-то шестеренки в моей голове. Нет, я не влюбилась: при свете дня я могла признаться себе в этом со всей определенностью. Но иногда, ночами, я вспоминала горячее дыхание на своей щеке, неуловимый запах вереска, смеющиеся глаза - 'Сумасшедшая девушка!…' - и наваждение накатывало с новой силой. В общем, все стало как-то сложно, и я уже не была уверена, что хочу более близких отношений с Женькой. По крайней мере, мне нужно было время, чтобы во всем разобраться.
- Жень, можно тебя на минуточку? Поговорить надо.
- Конечно, - с готовностью откликнулся он. - Пойдем прогуляемся по памятнику старины.
Едва крепостная стена отделила нас от Вереска, я остановилась и требовательно посмотрела на Женьку:
- Что, черт возьми, происходит?
Он выдал мне самую обаятельную из своих улыбок. (Уж что-что, а улыбаться этот паршивец умеет.)
- Ты против? Мне казалось, я тебе нравлюсь.
- Нет! -
- Почему?
- Потому что. Разберись сначала в своих отношениях с Вероникой.
Он проницательно посмотрел на меня.
- Это единственная причина?
- Это достаточная причина, - отрезала я. - Не уходи от ответа. Что все это значит? Ни за что не поверю, что ты внезапно воспылал ко мне порочной страстью.
- Неужели я был неубедителен? - он скорчил досадливую мину.
- Женя!!!
