приплывающим раз в год из Варена перекупщикам. Шерон шмыгнула носом, прислушиваясь к шуму моря за домами. Она знала этот рев с самого детства, но до сих пор не могла к нему привыкнуть. Он пугал ее. А ведь книги говорили, что где-то на юге море совсем другое. Тихое, теплое, ласковое, прозрачное и бесконечно прекрасное. Ей очень хотелось поверить в это, побывать где-нибудь в Соланке или Ириасте, чтобы самой убедиться в том, что эти истории действительно правда, а не сочинения каких-то врунов. Оно снилось ей ночами, это лазурное море, но стоило только на мгновение оказаться в реальности, как вся иллюзия пропадала. Потому что возле берега Нимада почти целый год без устали бесновалось свирепое чудовище.
— Поспешим. — Она коснулась руки Воцлава. — Я не устала.
Тот сумрачно кивнул, вздохнул, словно старый пес, и, задержав дыхание, вышел из-за укрывавшей их стены на пронизывающий ветер.
Они прошагали еще одну улицу насквозь, по старым разбитым плитам, некогда служившим основой Дороги королей, тянувшейся через все Единое королевство от северного мыса Летоса до Фальна, тогда еще бывшего частью материка, а не островом. Через десять минут последние заброшенные дома окраин остались позади, и спутники вышли на открытое пространство вересковых пустошей, отдавшись на растерзание ветра.
Сверкнула молния, высветив из дождливой бездны осыпающуюся ограду, сложенную из обломков старых домов, серые, покрытые лишайником памятники и надгробные плиты со стершимися письменами.
Шерон осенила себя знаком Пятерых, памятуя о душах тех, кто спит здесь вечным сном. В детстве она боялась кладбищ, но, повзрослев, поняла, что ее страхи пусты, как рыбачьи сети ранней весной. Умершие днем люди находят дорогу в иной, прекрасный мир, а потому у них нет причин докучать живым и желать им зла. В отличие от заблудившихся, которым не остается ничего иного, как убивать живых из ненависти к тому, что они дышат, любят и остаются людьми.
Между городом и маяком располагался невысокий, поросший вереском холм. Следовало перевалить через него, чтобы добраться до жилища Уве. Наверх вела небольшая каменистая тропинка. Во всяком случае, таковой она являлась до начала сезона штормов. Теперь же вместо нее был покрытый грязью, пузырящийся дождем скользкий склон, и его пришлось штурмовать, словно неприступную крепость Горного герцогства.
Где-то на половине подъема Шерон подняла взгляд вверх и увидела, что, несмотря на мглу, в небо поднимается синеватое сияние. Указывающая путь беззвучно выругалась, уже понимая, что скоро увидит, и с упорством продолжила подъем, жалея, что не взяла с собой дорожный посох.
Распоясавшийся ветер едва не сорвал с женщины алый плащ, и, когда у него это не получилось, отступил, но тут же подло напал сзади, сильно толкнув в спину, пытаясь заставить упасть на колени, а если повезет, то и столкнуть вниз по склону, на камни. Шерон покачнулась, однако устояла, гневно зарычав. Ей не понравилась увиденная с холма картина.
Все живущие в Летосе знают, что если появляется заблудившийся, то пламя рядом с ним меняет цвет. Оно больше непохоже на себя, перестает быть теплым и становится синего цвета. И неважно, где горит — в очаге, в фонаре, на факеле, в костре или же, как сейчас, на маяке.
Свет от него заливал все окрестности ужасающим синим цветом. Волны, каменистая коса, дом Уве, кусты вереска, лица Воцлава и Мика, да и ее тоже, приобрели нереальный, жутковатый оттенок. Это было настолько странно, что несколько секунд она не могла прийти в себя.
Вновь полыхнула молния. Шерон на миг показалось, что она разглядела проклятую сторону залива и мрачные, покинутые много веков назад дома. Конечно, этого не могло быть на самом деле. Противоположный берег и в ясную погоду не всегда можно увидеть, не говоря уже о таком шторме.
— Ты в порядке? — крикнул ей Воцлав.
— Я не думала, что тут такое! — И обратилась к Мику: — Возвращайся назад! Найди Матэуша или Никласа! Или любого другого! Приведи кого-нибудь из них!
Его кобальтовое лицо с запавшими глазами осталось бесстрастным. Ничего ни говоря, мужчина поспешил прочь, и похожая на чрево кита тьма поглотила лодочника. Шерон вместе с Воцлавом начала спуск по извилистой тропке, то и дело оскальзываясь и взмахивая руками, чтобы удержать равновесие. Потоки холодной воды заливались в ботинки, студя ноги.
Несколько раз Указывающая чихнула, мечтая сейчас о горячем травяном отваре и теплом одеяле. Но наконец им удалось спуститься и в синем свете продолжить путь к берегу, где бушевало море.
Стихия бесновалась и ревела, пожирая все остальные звуки. Кувалды морских богов били в скалы, русалки выли вместе с ветром, и женщина старалась не смотреть туда, где хрипели от ярости свирепые волны. Озлобленное море пугало даже того, кто жил с ним бок о бок целую жизнь.
Им пришлось пройти по далеко выдающейся в море высокой каменистой косе, куда без труда долетали брызги разбивающихся волн, и каждая из них была величиной с дом, к которому они шли. Шерон смотрела под ноги, боясь поскользнуться на влажных камнях. Она не заметила, как полосатый, сложенный из красноватого камня маяк, построенный мастерами Единого королевства, оказался рядом. Указывающая с облегчением коснулась шершавого, мокрого и ледяного бока строения.
Двухэтажный дом Уве находился тут же и был пристроен к маяку около пятидесяти лет назад, после того как здесь разбился торговый корабль и на берегу оказалось почти два десятка заблудившихся. С тех пор маяк горит каждую ночь.
Шерон ни разу не бывала внутри и не представляла, каково расположение комнат. Это сильно осложняло ее работу, так как заблудившийся может быть где угодно. Единственное, что знала девушка, — с первого этажа можно легко перейти в маяк.
В овине безостановочно кричали овцы, и даже непогода не могла заглушить их. Животным, в отличие от людей, не требуется пламя, чтобы понять, что рядом с ними опасность.
Как и думала Шерон, дверь оказалась заперта, а вот ставни Уве, как всегда, закрыть не потрудился, хотя Йозеф его много раз предупреждал, что это опасная беспечность. Но теперь женщина была благодарна судьбе, что так случилось.
— Надо разбить стекло! — проорала Указывающая на ухо Воцлаву, но тот расслышал ее только со второго раза.
Они нашли невысокое, находящееся на уровне плеч лодочника окно. Он достал из-под плаща короткую дубинку и одним мощным ударом уничтожил преграду. Затем очистил раму от торчащих в ней острых осколков.
Лодочник попытался что-то сказать, но Шерон не услышала. Прочла по губам.
— Внизу пять комнат и подвал. Еще подсобка. И выход в маяк. Наверху четыре. И чердак.
Шерон благодарно кивнула, крикнула:
— Жди здесь! Что бы ни случилось, не входи туда, пока горит синий фонарь! Если я не вернусь через полчаса, уходи к холму! И дождись кого-нибудь из Указывающих!
Он показал, что понял, и она, взяв его за руку, сильно сжала ее, показывая этим, что хочет сказать что-то важное:
— Если увидишь, что я выхожу из дома, но пламя синее, беги без оглядки!
— Знаю! Не в первый раз!
В первую ночь заблудившийся скован местом, где умер человек. Он не может покинуть дом в течение суток. Лишь после того, как вновь наступит тьма, ему вольно выйти на улицу. Именно поэтому следует указать ему путь как можно быстрее. Любой прохожий, убитый заблудившимся ночью, сам становится точно таким же. Но это правило не касается Указывающих, погибших от рук заблудившегося. Их место не сковывает, и они могут бродить, где им только заблагорассудится.
Воцлав вытер рукой мокрое, встревоженное лицо:
— Удачи, девочка! Будь осторожна!
Она ободряюще улыбнулась человеку, который когда-то был дружен с ее отцом. Мужчина подхватил ее за талию, легко, точно пушинку, поднял, и спустя мгновение Шерон, ловкая как кошка, оказалась внутри, на скрипящих под ногами стеклянных осколках. Она в последний раз подумала о Найли, чужом ребенке, который теперь стал ее, и занялась работой.
Сделав пару шагов от окна, она прижалась к стене и стала прислушиваться.
