У генерала Рыбалко
Танкистов генерал-полковника Рыбалко нам удалось догнать уже возле самого Верхне-Силезского угольного бассейна. В Германии этот промышленный район действительно именовали 'наш второй Рур'. Мне же он напоминал Донбасс, проезжая через который, час за часом видишь города, как бы наплывающие один на другой, горизонт, истыканный заводскими трубами, черные пирамиды терриконов, виднеющиеся в буроватой мгле.
Несмотря на то что двигались мы по незнакомой еще территории, заглядывать в карту не приходилось. Шли по следам танковых гусениц, видневшихся и на грунте, и на асфальте.
По мере приближения к городу Баутцену пейзаж менялся. Плоские деревянные постройки польского типа сменились приземистыми домиками с островерхими крышами. Деревни были чистенькие, ухоженные, с палисадниками, в которых вяли прошлогодние георгины, стояли веселые глиняные гномы или блестели зеркальные шары. Наконец мы нагнали арьергарды танкистов, вереницы машин следовали одна за другой. Авиация наша теперь абсолютно господствовала в воздухе, и когда нет-нет да и появлялись немецкие самолеты, их тотчас же атаковывали советские ястребки. Завязывался воздушный бой, и карусель сражающихся отваливала в сторону от дороги. Бомбы же падали и рвались где-то уже на полях. А танки все шли и шли на юг, не соблюдая даже установленных интервалов между машинами.
Мы с Петровичем вспомнили дороги Калинина, Великих Лук, украинские дороги от Харькова до Днепра и даже до Молдавии. Вспоминали, как команда «воздух» сжимала сердце, и сколько трагедий развертывалось на глазах под свист и грохот немецких авиационных бомб. Как все изменилось. Теперь мы вот движемся себе по дороге, даже ленясь глядеть в небо, где завязался очередной воздушный бой.
Разгар января. Дома сейчас крещенские морозы, дуют ледяные ветры, деревья стоят, одетые инеем. Сугробы до окон изб. Здесь же что-то вроде нашего позднего ноября. Под ногами слякоть, падает какая-то снежная мокреть, застилая поля. Танки сердито урчат в грязи, и пехотинцы, сидящие на броне, облеплены грязью так, что напоминают статуи, отлитые из бетона.
НП славной гвардейской третьей бронетанковой армии, оказалось, находится… под открытым небом. На покатом холме на зелени вытаявшей из-под снега ровной, расчерченной озими стоят несколько танков. Возле одной из машин — маленькая раскладная табуретка и раскладной алюминиевый стол. У стола, распекая кого-то, стоит невысокий коренастый человек в черном танкистском комбинезоне и в папахе, заломленной на затылок. Это и есть Павел Семенович Рыбалко, один из известнейших танковых военачальников второй мировой войны. Он распекал какого-то танкиста, стоявшего перед ним навытяжку.
Я познакомился с Рыбалко еще на Днепре и несколько дней пробыл в его армии, наступавшей тогда, вопреки законам божеским и человеческим, по страшной украинской грязи. Пехотинцы с трудом выдергивали из грязи ноги, а танки Т-34 шли по этой грязи, наступали, маневрировали. Закончив свой разнос, командарм рассеянно взглянул на меня и, весь занятый своими мыслями, сказал:
— А, вы?.. Как вы меня отыскали?
— Ваша армия, товарищ генерал, славится на весь фронт образцовой связью.
Комплимент повис в воздухе. Генерал был захвачен зрелищем, развертывающимся на горизонте. С холма отлично просматривалась долина небольшой речки, за которой в свете тусклого зимнего дня вырисовывался промышленный город. Пирамиды терриконов, копры шахт, массивные заводские постройки с гребешком труб. С юга на город наступали танки. Шли строем «гуся». Двигались прямо по зеленым озимям, а с городской окраины по ним палили пушки. Все это, напрягая зрение, можно было увидеть без бинокля. Видно было, что два танка окутывает желтый дым, а один почему-то вертится, как сумасшедший, на месте.
— Ах, не так, не так пошел Арбузов, — с досадой произнес командарм, отнимая от глаз бинокль и смотря на карту. — Ну разве можно вот так, в лоб? Две машины про…садил… А мог бы обойти вот отсюда.
— Передать приказ повернуть? — спросил другой человек, в таком же танкистском комбинезоне без погон.
— Не надо, пусть уж идет. А за эти две машины я с него штаны спущу. Ага, видите, видите. Вон там снова задымило. На улицу ворвались. Из-за домов их уже не видно. Молодец все-таки Арбузов. И доты, должно быть, подавил.
В первый раз довелось мне непосредственно наблюдать за танковым наступлением с НП. Похоже было, что это не бой, а маневры, что наступают красные, обороняются синие, а не сошлись в смертельной схватке соединения двух самых мощных армий. Сквозь хлопки выстрелов и разрывов там у города просочился шум авиационных моторов.
— Ага, вызвали авиацию, — произнес Рыбалко.
— Павел Семенович, сходите в траншею, — решительно сказал высокий танкист неизвестного звания.
— Да, да, это верно, — деловито отозвался командарм и приказал мне: — Отгоните вашу машину. — Он пошел к земляной щели, над которой еще трудились его саперы, Совсем было сошел в эту щель, но потом поднялся и сердито сказал мне: — Вы что, заговоренный? Марш в укрытие… А машину вашу пусть отгонят подальше, для летчиков ориентир: раз машина, значит, начальство.
Но пикировщики такой знакомой мне теперь системы Ю-87 прошли над нами и с воем опростали свои кассеты над предместьем, в которое уже втягивались танкисты, Рыбалко получил сообщение — выведены из строя еще две машины. Но танкисты уже прорвались к центру города. Другая группа пикировщиков зашла с юго-запада. Но уже во весь голос говорила артиллерия прикрытия. Один из самолетов как-то клюнул на нос и ушел за горизонт, волоча за собой дымный хвост.
— Один три. Плохая игра, — сквозь зубы сказал командарм и вдруг взорвался: — Где медицина? Медицину на поле! — Но люди в белых халатах уже бежали к горящим танкам, а позади них мотался фургон с красным крестом. И вот командующий сказал высокому танкисту: — А похоже, за этим артиллерийским заслоном у него ничего серьезного и нет.
Первая волна танков уже скрылась на улицах. Вторая волна шла за ней, орудия на окраине молчали.
Только тут командарм снял папаху, обтер ею свою похожую на яйцо, наголо выбритую голову и сказал мне уже обычным голосом:
— Ну еще раз здравствуйте. Видели, какие дела. Лиха беда начало… Ух, нет ли у нас там квасу?
Молодой танкист, проворный, быстрый, уже отвинчивал крышку большого термоса и протягивал стакан.
— Два стакана. Стакан гостю, — приказал командарм, Он сам налил мне красную жидкость, оказавшуюся каким-то брусничным напитком. — Вам, журналистам, говорят, безалкогольные напитки противопоказаны. Не обессудьте. Во время боя ничего крепкого не принимаю. И другим не даю. В бою нужно быть трезвым, с ясной головой… Не разделяете этих воззрений? Многие не разделяют, говорят, под хмельком смелее в атаку идти, а я запретил даже «ворошиловские» сто грамм перед боем давать. Зато как приятно выпить с устатку.
Сам он жадно выпил два стакана брусничного своего напитка. Вытер голову носовым платком.
— Ну давайте ваши вопросы. Время, время… Чем я сейчас занят? Видите, атакую Верхне-Силезский район. Вернее, охватываю. Полного окружения силезской группировки, вероятно, не будет. Это немножко, может быть, странно, но командование фронта право. Что бы осталось от Кракова, если бы город оказался взятым не в исходе окружения? Камни, щебень. Немцы упорные солдаты, без приказа не отходят. Вы Краков видали? Целехонек. А Силезия ведь это цепь промышленных городов: шахты, бетонные корпуса заводов, стены толщиною в метр, и так сплошь на десятки километров. Гляньте на карту. Да что карта, вот посмотрите на этот город. Для спасения Силезского промышленного района командующий и приказал мне не окружать противника, а повернуть мою армию на Ратибор… Это чертовски трудно было сделать, такой маневр. Но видите — делаем…
