поднялся:
– Лaдно, Гаго, пойдем домой, а то рыба испортится и нам нечем будет похвастаться перед твоей мамой.
Гаго кивнул:
– Д-д-да! Х-х-ха-ра-шшо...
Они быстро зашагали в сторону дома. Недалеко от подворья Орантесов им встретились соседские ребятишки, и тут с Гаго произошла странная перемена: он судорожно схватился за руку Витуса и спрятался у него за спиной.
– Заячья губа! – вопили пробегавшие мимо мальчишки и корчили гримасы, изображая Гаго.
Витус остановился, а малыш, весь дрожа, прижался к нему.
Они распевали это и приплясывали, показывая Гаго длинный нос. Витус уговаривал их перестать дразнить мальчика, но они никак не хотели угомониться.
– Тихо! – прикрикнул на них Витус. – А ну, умолкните немедленно, не то получите от меня по затрещине – на всю жизнь запомните!
Мальчишки испугались и, наклонив головы, начали о чем-то шептаться. Быстро разбежались, а потом, уже на порядочном расстоянии от Витуса и Гаго, снова принялись за свое.
– Не обращай на них внимания, – утешал малыша Витус. – Сами они дураки!
По щекам маленького заики покатились слезы.
– Никто из этих крикунов не наловил бы столько рыбы, сколько ты!
Гаго всхлипывал.
– Ладно, пойдем домой. – Витус надеялся, что Ана скорее успокоит своего младшенького.
Но и матери удалось это отнюдь не сразу. И Орантесу с близнецами тоже, когда они вернулись. Гаго просидел целый вечер в углу и ни на чьи вопросы не отзывался. Ему даже не захотелось попробовать собственноручно пойманной рыбы, когда мать поставила на стол сковородку.
– Не знаю, что мне делать с этим ребенком, – горестно вздохнула Ана. – Так продолжаться не может.
Она взяла Орантеса за руку и повела его за собой из дома. Ей хотелось обсудить с ним что-то, не предназначенное для чужих ушей.
Но вскоре они вернулись. Орантес направился к Витусу, который сидел с Магистром и близнецами за столом и перекидывался в картишки.
– Витус, на пару слов! И тебя, Магистр, прошу, если у тебя есть немного времени...
– Я готов, – маленький ученый бросил карты на стол. – У меня все равно ничего путного на руках не было...
– Дело вот в чем, – начал Орантес, когда они вышли на двор. – Мы с Аной очень волнуемся за Гаго. И вовсе не с сегодняшнего дня. Малыш окончательно замыкается в себе. Раньше он всегда что-то напевал себе под нос, часто смеялся и забавлялся игрушками, которые доставались ему по наследству от старших, но в последнее время он сам не свой...
– Хотя мальчонка он очень толковый, – заметил Витус.
– Просто больно смотреть, как этот маленький человек страдает, – сказал Магистр, поглаживая себя ладонью по светлому парику.
– Мальчишки дразнили его сегодня не в первый раз, – продолжил Орантес. – От этих издевок он совсем скис. Малышу сейчас пять, а говорить он начал, когда ему был год с небольшим – и не только «папа» или «мама», как все остальные мои отпрыски, но и целые предложения вроде: «Гаго любит маму» и все такое. – При воспоминании об этом по лицу Орантеса скользнула улыбка. – Тогда он вовсе не заикался – по крайней мере мы ничего такого не замечали. Мы с Аной гордились им, думали, что эта его одаренность – как бы возмещение заячьей губы, которой его наградил Господь. Но чем старше становился Гаго, тем больше он заикался. Можно даже сказать так: чем отчетливее он понимал, что внешне отличается от остальных, тем больше терял уверенность в себе.
– Да, о такой взаимосвязи мне приходилось слышать, – подтвердил Витус.
– Я отдал бы свою правую руку, если бы он выздоровел, – вздохнул Орантес. – Только что толку от этих мыслей! Но тут Ана кое-что придумала, и я хочу это с вами обсудить. Мы как рассудили: если причина того, что Гаго начал так заикаться, в его заячьей губе, то надо попытаться это устранить. И если бы это удалось...
– ...он бы опять заговорил, как все вокруг. Я начинаю понимать! – воскликнул Магистр.
– Я как-то слышал, э-э... – смущенно начал Орантес. – Короче, я слышал, будто есть такие хирурги, которые умеют такие операции делать...
Он посмотрел на Витуса и, сделав над собой усилие, спросил прямо в лоб:
– Короче говоря, Витус, мог бы ты помочь нашему малышу?
– Посредством операции? Господи спаси и помилуй! – Витус и в самом деле испугался. – Подобные операции очень опасны, ведь вероятно проникновение инфекции, а исход вмешательства никогда нельзя предсказать заранее. Иногда больные после операции выглядят даже хуже, чем до нее.
– Означает ли это, что... – Орантес не договорил до конца то, о чем подумал.
