красоты), а идеал именно этого ребенка, а потом — именно этого человека, — стандартный идеал, который принят за меру. Для мальчика это может быть, скажем, Шварценеггер, для девочки — Мэрилин. Не обязательно подражать идеалу, не обязательно походить на него. Ведь никто же не подражает эталону своей критичности, им — меряют. Следовательно, эта критичность — как и в предыдущем случае — не имеет лица. Потому что носит приросшую на всю жизнь неотрывную маску. И так далее.
Теперь вам будет проще понять, в чем суть третьей ловушки.
Ребенок пошел в школу.
До сих пор его критичность работой памяти только набирала вес, под воздействием родительских лекал обретая то одни, то иные формы; она была послушной мягкой глиной, которой все прибывало. Теперь вперед выходит чувство (количественный процесс уступает приоритет качественному). Оно неповторимо — поэтому на глине оставляет неповторимые отпечатки. Чем интенсивней работает чувство, тем меньше энергии достается памяти. Соответственно меняется и ее работа: она меньше хапает, рассовывая по закромам, потому что приходится обслуживать чувство, значит — доставать из закромов. Память этого не любит, потому что при перетаскивании туда-сюда товар, конечно же, портится, блекнет — теряет энергопотенциал.
Итак, ребенок превращается в отрока, чувство перебирает предлагаемое памятью — и почти все отвергает (расчищает место для собственных стереотипов); на глине проступают все новые необычные черточки. Бурно формируется критичность! Так где же проблема? кто может отроку помешать?
Школа. Уточним — учителя.
При огромной удаче они могут компенсировать то, что было смято и сломано в семье. При большой удаче они помогут отроку развиваться нормально. При удаче они будут не очень ему мешать. Припомните: часто ли вам везет?
Речь идет не о педагогическом уровне учителей. Этот уровень предполагается достаточно высоким, потому что если это не педагоги по душевной склонности, а школьные чиновники, — разговор теряет смысл. Так вот, даже если учителя хороши — этого недостаточно, чтобы они помогали отроку нормально развиваться. Необходимо, чтобы учителей— мужчин (вы же понимаете, что мы имеем в виду не формальную принадлежность к мужскому полу, а полноценное развитие в нем мужского начала) возле него было значительно больше, чем учителей-женщин (уточнение то же). Идеальное соотношение — 0,618 к 0,382.
Зачем?! Ведь отрок уже вырвался из плена памяти, ведь благодаря чувству он самостоятельно отбирает (гармонии и стереотипы) по собственному вкусу; он может брать из книг и телевизора, от игр во дворе и от приятелей.
Правильно. Все это — работа чувства, но — по формированию души. А мы говорим о формировании критичности. О работе, пик которой приходится на половое созревание и которая проявляется формированием мужского и женского начал в завтрашнем юноше.
Почему не товарищи влияют на этот процесс (повторяем: товарищи влияют на формирование души), а именно учителя?
Потому что мы так устроены: пока мы растем, пока наше ЭПК обретает лицо, пока мы не станем вровень с окружающими, — лекала взрослых помимо нашего сознания придают нашей критичности определенную форму.
Отрок отрекся от прошлого (значит — и от родителей; вот почему их лекала в это время скользят по нему без сопротивления), он выкинул прежнюю память; но свято место пусто не бывает — и чувство заполняет закрома. Чем? Новой памятью. Материалом мужского и женского начал, который он получает от учителей.
Теперь мы можем назвать смысл ловушки: вместо чувства любви (обеспечивающего гармонию мужского и женского начал) ситуация подталкивает к преждевременному, гипертрофированному развитию (или угнетению) полового инстинкта.
Если соотношение учителей-мужчин и учителей-женщин близко к норме
— отроки нормально мужают, а женское начало развивается в них ровно настолько, чтобы они были способны к чувству любви, могли его оценить и стремились бы сохранить;
— отроковицы обретают полноценную женственность, а мужское начало развивается в них ровно настолько, чтоб они понимали: каждому — свое; и что их высокое призвание — завершать то, что начали мужчины.
Если соотношение учителей резко сдвинуто в пользу мужчин, в отроках начинает доминировать нигилизм, агрессия, потребность разрушать; в отроковицах — деловитость, рассудочность, оскудение чувств. И для всех
— ослабление чувства ответственности.
Если соотношение учителей резко сдвинуто в пользу женщин
— отроки становятся феминизированными, что усугубляется преждевременным половым созреванием; ускоренный процесс за счет количественного перекоса теряет в качестве, значит, половое чувство неустойчиво и умирает вместе с удовлетворением полового инстинкта; скука гасит его очень быстро, стимуляция извращенными формами половой жизни тоже не выдерживает испытания временем, — и к зрелости, когда нормально развитый мужчина выходит на многолетнее плато стабильной половой силы, — наш герой уже фактически импотент;
— отроковицы становятся фригидными, они не чувствуют мужчин и избегают их; если же они создают семью, то не дорожат домашним очагом, и даже судьба детей не может их заставить действовать соответственно женской природе.
Критичность человека — это матрица, вылепленная памятью из стандартных элементов мужского и женского начала, сочетанию которых чувство придало неповторимые черты.
Итак, течение жизни протащило отрока через второй этаж, он поднял глаза — и увидал лестницу, ведущую на третий этаж. Вы ждете, что он зацепится за поручень, подтянется, выберется на нижнюю приступку и зашагает вверх? Напрасно ждете. Сейчас этого не случится. Может быть — когда-нибудь — осмыслив ситуацию — с помощью Учителя он и решится на этот подвиг (мы не иронизируем; для него это действительно подвиг), — но не сейчас. Сейчас он к этому не готов. Отрочество закончилось — и ощущение финиша наполняет его истомой расслабления; мало того, он даже удовлетворен: все-таки пришел к финишу без ощутимых потерь. Три ловушки подрали штаны, кое-где припеклись и к одежке, и к коже, как смоляной вар, — стоит ли обращать внимание на такие пустяки? Ведь начинается юность, мир полон поэзии, будущее манит такими авансами!.. — нет, что ни говорите, а жизнь прекрасна.
Если б его ЭПК, нормально развиваясь, успело за время отрочества стать такой машиной, которая почти без колебаний наезжает на дискомфорт, — он бы даже не заметил, как оказался на третьем этаже. Плыл по второму — продирался через ловушки, — опять плыл, отталкиваясь от прошлого, очаровываясь и разочаровываясь, — и вдруг, глядь, а вокруг все другое, совсем иной мир: над головой нет крыши, и много работы, которую нужно (а самое главное — очень хочется) сделать.
Поэтому запомните главное: отрок на пороге юности становится созидателем естественно, свободно, без специальных сознательных усилий. Если же он вдруг обнаруживает себя у подножья лестницы, ведущей на третий этаж — он потребитель. И это надолго.
Чтобы его понимать, мы должны разобраться, как в нем работают три важнейших механизма:
1) территориальный императив,
2) ответственность и
3) ЭПК.
Территориальный императив у потребителя мнимый. Своей территории у него нет (ему принадлежит только собственное тело — источник удовольствия); его императив безграничен, но —
1) этот императив живет воображением, а это процесс не энергоемкий, вот и судите сами: что может мыльный пузырь?
2) этот императив не имеет цели (постоянная цель быстро переполняет потребителя энергией, от избытка он ощутит дискомфорт, и потихонечку — и от себя, и от других — отвернется от цели), — значит, он не может найти точки опоры и не может создать доминанты, без которой энергетический процесс (рост энергопотенциала) невозможен.
Ответственность у потребителя только перед самим собой. Его идеал — бездеятельный комфорт.
