Еще 600 метров впереди. Трех лошадей Санбрайт обошел, но он еще не втянулся в скачку. Он шел пятым. Тэд его чуть отпустил, и они пронеслись мимо Тей Тэрл и Брэйта Боя. Еще 400 метров. Рисковать? Он подхлестнул Санбрайта и увидел отстающего Херри Апа! Теперь остался Трей Клод, но у последнего столба они его догнали. Еще раз серый вырвался вперед, но Санбрайт привязался к нему. Сумеет ли он победить? Каждый бросок приближал его к цели. В толпе волнение: «Кто это?» «Жеребец с собакой». «Санбрайт!» «Нет, не он! Трей Клод!» «Трей Клод!» «Санбрайт!» «Санбрайт!»…
Санбрайт первым проскочил мимо судей. Началось столпотворение. Восторженные крики! Сентиментальный английский народ любит хорошие истории, и каждый знал о собаке Тури. Но только несколько женщин поставили на Санбрайта из симпатии, а так — мало кто решился рискнуть и букмекеры были довольны.
Санбрайта провели перед публикой. Рядом с ним шел лорд Кинмартин, но на него никто не обращал внимания. Маленькая мордочка с острыми ушками и черными глазами глянула через ограду — это был Тури на руках у конюха. Санбрайт ответил взглядом и весело заржал. Люди словно сошли с ума: они плотной толпой окружили конюха и каждый хотел погладить собаку. Репортеры дрожали от возбуждения. Тури посмотрел на них и произнес на языке финских шпицев: «Уа-уа-у-а!»
Джойс Стренгер
И неожиданно выпал снег…
День выдался скверный. Снег забирался в щели, трещины и канавки, скапливался у каменных стен и накрывал всю страну. Под снегом исчезали деревни. Угрожающе хрустели сучья деревьев под неожиданной тяжестью.
С утра пес был неспокоен, нервничал, выискивая и выкапывая из-под снега овцематок, но не мог сообщить хозяину свои опасения. Пастух с собакой пытались перегнать бредущих по пояс в снегу животных обратно на ферму. Каждый шаг давался с трудом. Темное, свинцовое, обещающее снег небо на дальнем горизонте над шотландским высокогорьем было окаймлено желтым жутким светом, заставляющим дрожать собаку. Дважды она прижималась к земле, поскуливая и отказываясь идти дальше. Хозяин кричал на нее, злился на погоду, на собаку, выбравшую для издевательства над ним именно такой день. Мужчина хотел домой на ферму, к горячему чаю и огню.
Пастух проклинал этих овец! Пастушьим шестом он достал овцу со скалы, где она от страха замерла, впервые в своей короткой жизни переживая такую погоду. В другой раз этим шестом он достал своего пса из глубокой канавы, засыпанной снегом, куда пес с визгом провалился. Освободив собаку, пастух измерил глубину снега.
Вскоре им удалось найти путь через ущелье. Но едва они успели перебраться на другую сторону, как гора вздрогнула. Прямо на них с нарастающей быстротой неслась смесь снега, камней и земли. Пес залаял и убежал. Скованный толстой одеждой, пастух попытался все же бежать вслед за ним. Основная масса снега миновала его, но один из обломков ударил по плечу и опрокинул наземь. Второй обломок прижал его руку, лишив возможности двигаться. Так он беспомощно лежал, напоминая насекомое, пришпиленное булавкой в ящике для коллекций. Он посвистел псу. Мосс приблизился медленно, озадаченно виляя хвостом. Он был слишком молод и не знаком со снегом, но, как хорошо воспитанный пес, он знал, что без приказа пастуха нельзя двигаться. Теперь Уик Джонс проклинал жесткую дрессировку, которой он мучил собаку, заставляя ее по команде «сидеть» не сходить с места в течение двух дней. Псу не разрешалось вмешиваться в дела других собак, охраняющих овец, можно было полагаться только на пастуха и не иметь своего мнения.
— Иди домой! — говорил пастух собаке. Другого приказа не приходило ему на ум. Увидев собаку одну, люди поспешат разыскать его. А если кончится снегопад, его найдут по следам. Только бы кончился снегопад! Уик закрыл глаза и молился. Несмотря на холод и сырость, проникающие через одежду, он был мокрый от пота.
Пес недоумевал: «иди домой» говорят щенкам, но не взрослым собакам, находящимся со своим пастухом в горах. Поскуливая, он подполз ближе. «Домой! Дурак!» — голос раздраженный, но не угрожающий! Пес смотрел на овец, серых на белом, горемычно прижавшихся друг к другу. Эти шерстяные клубки терпеливо ждали ведущего. Уик тихо выругался. Ведь у одной овцематки скоро ожидался приплод. Каждый рожденный в снегу и холоде ягненок пропадет без надежной защиты.
— Иди домой, ты, дурачок! — кричал он громко, со всей силой, на которую был способен. Со страхом он следил за Моссом. Тот, чувствуя себя несправедливо обиженным, уполз с поджатым хвостом. Мосс ничего не понял. Надо было работать, и пастух не имел права лежать там в снегу. Пес вернулся, попытался лапами убрать обломок, придавивший пастуха. Бедный пес старался помочь, но помощи можно было ждать только от людей.
— Нет! — закричал строго пастух, и пес испуганно шарахнулся назад, наклонив голову и поставив уши торчком. — Иди домой! — кричал пастух.
На этот раз собака пошла, но испуганно оглядываясь назад, в надежде, что пастух последует за ним. Наконец, убедившись в тщетности своих ожиданий, пес стал искать след обратно на ферму. Он знал тропинку, запах, вид и особенности почвы. Но все было покрыто снегом, и запах почти не чувствовался. Вокруг был только нетронутый бугристый снег. Пес полз вперед, напуганный тишиной, молчанием птиц, сумерками и желтизной неба. Каждая возвышенность — гора. Преодолевая их и проваливаясь в снежные заносы, он с трудом вылезал наверх, ложился отдохнуть на снег, но приказ был всесильным. Его долг — слушаться, он должен обязательно дойти домой.
Пастух, все еще лежащий в снегу, где его завалило, вытер рукой в рукавице выступившие от холода слезы и посмотрел на овец. Они стояли безучастно, опустив головы. Когда он пошевелился, одна из них повернулась к нему, подошла и встала рядом. Другие овцы последовали за ней. Они защитили пастуха от ветра и этим увеличили его возможность выжить. Он протянул руку к ближайшей овце, но не мог дотянуться до нее. Овцематка легла рядом с ним в снег, почувствовав спокойствие от присутствия хорошо знакомого человека. Пастух зарылся пальцами в шерсть и задремал. Странные видения горячего кофе и мяса, паштета в теплом жирном соусе, тепла и уюта дома смешались в его голове. Каждое пробуждение было подобно маленькой победе над смертью.
От режущего ветра у собаки слезились глаза и образовывались сосульки на морде. Ее тоска по людям была сильнее, чем тоска по еде. Пес тосковал по человеку, ободряющему его, дающему утешение и тепло.
Добравшись до тропинки, вытоптанной овцами и людьми, он побежал быстрее и так согрелся. Устав, он остановился. Дыхание его на холоде превращалось в пар, он мотал головой, испугавшись этой непонятной густоты! Тропинка неожиданно оборвалась. Ферма Дана Томаса лежала окруженная белизной, застигнутая врасплох необычно ранним ноябрьским снегом. Только вокруг фермы была расчищена дорога для коров, свиней и кур: одних нужно было доить, других кормить.
Собака была почти дома, когда опять неожиданно началась пурга. Идя по снегу, пес высматривал следы лисиц, куниц и птиц, а теперь он ослеп от огромных, кружащих по ветру хлопьев снега. Они попадали ему в глаза, на морду, плечи, голову, и он вынужден был все время отряхиваться. Он садился и пытался лапами снять странную липучую массу, мешавшую ему смотреть и бежать. Было невозможно идти дальше. Он прилег, прислушиваясь к завываниям северного ветра, и вдруг внятно услышал хорошо знакомые звуки: мычание коровы, звяканье ведра, лай собаки. Это послужило ему сигналом! Он резко и громко залаял, призывая собаку. Рекс услышал своего товарища и ответил лаем. Он лаял в ответ и продолжал лаять даже тогда, когда фермер прикрикнул на него. Наконец Рекс замолчал и Мосс умолк тоже.
— Черт, должно быть, это Мосс там, — крикнул фермер своей жене. Он подошел к двери, глядя на кружащиеся хлопья, и сказал: — Что-то случилось с Уиком.
Побелев лицом, его жена Мария молча смотрела на мужа. Никогда еще пес не приходил домой один. Никогда с тех пор, как он перестал быть щенком. Уик не мог в наказание послать его домой. Ведь пес был хорошо отдрессирован, и такой ночью он не мог послать собаку одну.
— Что ты будешь делать? — прошептала она. Страх почти отнял у нее голос. Фермер, крепко
