Саншайн не могла думать, чувствуя его большие, сильные ладони на своей обнаженной коже. Он наклонил голову к ее шее и его губы обожгли ее. Его зубы оцарапали кожу, когда он нежно прикусил ее.
Она собиралась высказаться по поводу остроты его зубов, когда он трепетно лизнул кожу в месте укуса.
Мысли ее разбежались.
Мужчина был слишком притягателен, и она не могла позволить ему уйти, пока не попробует это поджарое, сильное тело. Она стянула с него футболку и провела руками по его груди и татуировкам. О да, она хотела этого!
Она хотела его.
Тэлон одарил ее улыбкой, когда увидел неприкрытый голод в ее темно-карих глазах. Он собирался насладиться этой женщиной.
Каждым ее крошечным дюймом.
С ее страстью и интересом к жизни он мог только предполагать, какой замечательной любовницей она будет. Много времени прошло с тех пор, как он нашел женщину, которая очаровала его. Как Темный Охотник, он выбирал себе любовниц беспорядочно, зная, что больше никогда не увидит их снова.
В течение многих веков он удовлетворялся остановкой на одну ночь. С экстравагантными женщинами, не желающими от него ничего, кроме нескольких часов удовольствия, которое он мог дать им.
Он встречал их всех в темноте ночи.
Никогда в свете дня.
После минимального общения, он с исступлением трахал их, а потом они шли каждый своей дорогой. В большинстве случаев он даже не трудился спрашивать их имен.
Но в глубине мыслей Тэлон понимал, что сегодня что-то было по-другому.
С Саншайн было по-другому.
Он не мог вспомнить, сколько столетий прошло с тех пор, когда он последний раз смеялся с любовницей.
А эта женщина заставляла его смеяться. Она превращала его в сумасшедшего.
И более того, она заставила его рассвирепеть.
Саншайн случайно вошла в его мир и перевернула его вверх дном. Она коснулась тех эмоций, которые он давно похоронил. Заставила снова почувствовать себя живым, что было настоящим подвигом для человека, который умер полторы тысячи лет назад.
Она подарила ему чувства, которые он не понимал. Он чувствовал себя, как ребенок рождественским утром, перегруженный запахами и зрелищами. Его здравый смысл был сокрушен его потребностью в ней.
Его вожделением к ней.
Облизнув губы в предвкушении, он провел рукой по шелковой коже ее бедра вверх к бокам. У этой женщины была самая классная попка, которую он когда-либо ласкал. Он поднял платье к талии, когда она сцепила лодыжки за его спиной.
Его голова закружилась от ощущения того, как она обернулась вокруг его тела. Жар ее бедер обжег его талию, и он животом почувствовал ее влагу.
Вернувшись к ее губам, он понес Саншайн к кровати и уложил на матрац. Не разжимая объятий, лег сверху и поцеловал ее поглощающее, глубоко, прижавшись раздутым пахом к той ее части, в которую он жаждал погрузиться. Он пробовал жар ее рта и слушал стоны ее удовольствия.
Закрыв глаза, он вдыхал ее неповторимый аромат и позволил ему омыть себя.
Саншайн хотелось плакать от того, как приятно было ощущать его, лежащего сверху. Кожа его брюк интимно ласкала, пока губы мучили ее. Его косички щекотали шею при каждом движении, которое он делал. И его руки удивительно шаловливо трогали ее, двигаясь по ее телу, ощупывая каждую его частичку.
Она почти захныкала в протесте, когда он отодвинулся.
Тэлон стянул с нее платье и бросил его на пол.
Она чувствовала себя перед ним больше, чем просто обнаженной. По непонятным причинам она чувствовала себя обнаженной духовно. Как будто каким-то образом он мог видеть глубоко в ней или знал о ней такие вещи, каких не знал никто больше.
Как будто они были связаны на уровне, превосходящем их физическое соединение.
По крайней мере, она думала так, пока он снова не вернулся к ней. Ее мысли вновь исчезли, и она в одно мгновение полностью слилась с ним. Чувствовать его было необыкновенно.
Саншайн зашипела от того, каким замечательным он был на вкус. Эта опьяняющая, красновато- коричневая кожа стала колючей от щетины. И ей очень нравился вкус его рта. Ни один мужчина не был на вкус более совершенен.
Убрав руки с его талии, она потянулась к ширинке. Выпуклость под штанами была огромной. Немного откинувшись, она взглянула в его лицо, когда расстегнула его брюки и в первый раз коснулась его.
Он закрыл глаза и утробно зарычал, начав легко покачиваться в ее ладонях. О, ей понравилось чувствовать его там. Он был так тверд и готов для нее.
Она прошлась пальцами сквозь короткие завитки дальше вниз, пока не подхватила ладонями его мягкий жар.
Тэлон застонал от удовольствия. Было невероятно здорово чувствовать, как она держит его там. Он занимался сексом больше, чем мог сосчитать, но в этом опыте было что-то новое.
Что-то чистое.
Она сдвинула его штаны ниже, так чтобы смогла пальцами ног стянуть их совсем. Только когда она нахмурилась, они оба вспомнили, что он все еще в ботинках.
— Упс, — сказала она с улыбкой.
Тэлон хохотнул, одарил ее глубоким поцелуем и перевернулся. Она встала на колени и прижалась голым телом к его спине, заставляя дрожать от ощущения ее обнаженных грудей на коже.
— Мне так нравится эта татуировка, — сказала она, ведя по ней языком вниз.
— А мне нравится то, что ты делаешь, — ответил он, бросая свою одежду в угол.
Он схватился за край кровати, чувствуя, как она ртом исследует его спину.
— У нее какое-то специальное значение?
Он закрыл глаза, когда она возвратилась языком к знакам на его спине.
— Это кельтские символы для защиты, силы и долголетия.
От иронии он сжал зубы. Его дядя понятия не имел, что ждет племянника, когда сделал эти знаки на его коже. И вот как длинна оказалась его жизнь.
Она прочертила языком длинную дорожку и вернулась к началу.
— Я не могу поверить, что твой дядя сделал это. Мой отец был испуган, когда он увидел мою.
Тэлон глянул на нее через плечо:
— У тебя есть татуировка?
Она обернула ногой его талию и показала внутреннюю сторону лодыжки. Это было маленькое, в кельтском стиле, солнце с символом зубцов для творческого потенциала.
Улыбнувшись, он провел по нему рукой.
— Очень мило.
— Да, но это болело несколько дней. Не могу представить, насколько хуже было тебе.
Она понятия не имела. Тем более, когда татуировки делали ему, еще не стерилизовали иглы и инструменты. Его дядя скрупулезно наносил рисунок в течение трех месяцев. Некоторые участки воспалились, и только Нинья со своим знанием трав спасла ему жизнь.
— Не было так уж плохо.
— О-о-о, — поддразнивая, произнесла она, наморщив нос. — Мистер Крутой Парень.
— Тебе было бы легче, если бы я сказал, что это болело?
— Никогда не вредно признаться, что ты чувствуешь боль.
— Детка, — мягко сказал он, — я не чувствую боли. Никогда.
Она посмотрела на него в удивлении:
— Правда? Даже немного?
