ответила ей какая-то женщина. — Если хотите, подождите его здесь. Посидите вон там. Я дам вам почитать программу на следующую неделю.
Она сидела в полутемном помещении на каких-то ящиках и читала. Буквы перескакивали со строчки на строчку.
Поймет ли он ее? В состоянии ли он вообще что-либо понимать?
Тяжелый сладковато-пряный дух дурманил ее. Она волновалась. Заготовила убедительные, на ее взгляд, доводы. Продумала все до мельчайших подробностей, стараясь подойти к этому как профессионал.
И вдруг почувствовала себя совсем слабой и беспомощной.
Что она натворила!
Когда нервы были уже на пределе, она вдруг услышала шаги.
Он вошел, увидел ее и словно поник, даже плечи его опустились.
— Вэм, ты пришла? Ко мне? Сама?
Она внимательно всматривалась в его лицо, глаза. Вполне осмысленный взгляд, спокойное лицо. И глаза блестят, как ей показалось, от радости.
— Мне надо с тобой поговорить, — сказала она, поднимаясь с ящика и чувствуя, что ноги уже не держат ее. — Это очень важно.
— Ну поговори со мной, поговори. — Он заставил ее вновь опуститься на ящик, сел рядом на пол и положил ей голову на колени. У него были русые густые волосы. Неужели их скоро обреют? Ей стало страшно.
— Послушай, я виновата перед тобой. Сейчас ты взрослый мужчина, ты можешь понять меня. Мне было хорошо с тобой. Ты мне очень нравился…
— А сейчас? Посмотри, я стал еще больше. Я уже здоров. Ты любила меня? — Он взял ее руку и поцеловал. Такой неожиданный жест.
— Да, любила, наверно. Но все уже прошло. Мы с тобой изменились. У меня семья. Мы с тобой не можем встречаться. И тебе надо сделать операцию…
— Операцию? Какую? Ты хочешь посмотреть, что у меня в голове?
— Нет! — воскликнула она в испуге, боясь, что он подумает о трепанации черепа или о чем-нибудь в этом роде. — Речь идет о том, что ты не можешь любить женщину. Или операцию, или принимать гормональные препараты, чтобы не испытывать влечения к женщине. Ты устроен не так, как остальные мужчины. Ты как великан, который в своих объятиях может задушить женщину. Ведь это ты убил их?
Она закрыла глаза, боясь услышать правду.
— Я, — сказал он и вновь поцеловал ее руку. — Я представлял себе, что это ты. Все было так похоже. Но когда они начинали кричать, я вспоминал то, как ты сбежала от меня там, в гостинице, и меня охватывала такая злость, что я убивал их, чтобы только не слышать эти вопли. Они замолкали очень быстро.
— Ты понимаешь, что ты сейчас сказал? Ведь тебя могут поймать!
— Не поймают. Я сильный. Я убегу. Вэм, ты только скажи, что любишь меня…
Он обнял ее и взял на руки.
— Какая ты маленькая и легкая.
— Не трогай меня, ты убьешь меня… Я прошу…
Она уже поняла, что пришла сюда напрасно. Ее криков теперь никто не услышит. Она пропала. Она попала в лапы к зверю.
— Вэм, я очень скучал без тебя…
Она собрала все силы, оттолкнула его и побежала к выходу. Протискиваясь между ящиками и мешками с мукой, она открыла первую попавшуюся дверь и оказалась в просторном кондитерском цехе. Повсюду стояли столы, заставленные подносами с тортами и пирожными.
— Тебе не повезло, Вэм, — сказал он, неторопливо приближаясь к ней. — Здесь тупик. Хочешь попробовать пирожные? Ты же любишь все пробовать на вкус.
Почему никого нет? Куда они все делись? Где женщины в белых халатах, от которых пахнет горячим тестом и ванилью? Где? Он уже совсем рядом.
Он подошел к ней, схватил ее за волосы и потащил в подсобку.
— Если ты будешь кричать, я сделаю с тобой то же, что сделал с музыкантшей, потом сделаю то, что сделал с медсестрой и рыжей шлюхой из ресторана…
Спазма страха перехватила ее горло. Кажется, она и не смогла бы закричать, даже если бы захотела…
Глава 27 Аромат мести
Когда я ворвалась в подсобку, то поняла, что опоздала.
Эту кондитерскую я вычислила с помощью карты, которую мне дал Селиванов.
Проанализировав расположение мест, где происходили убийства, и сопоставив их с расстоянием от всех кондитерских, я поняла, где работает Кафельщик.
Ведь и в филармонии, и в больнице, и в «Спартаке», и даже в ресторане, где есть своя кухня, продаются пирожные и разная выпечка, которые привозят на грузовом «Москвиче». Кафельщик был и за водителя, и за экспедитора, и за грузчика. Очень ценный кадр. Я сомневалась все это время в том, что ему, находившемуся на учете в психдиспансере, могли выдать водительские права. Но я успела заехать туда, и мне за деньги выдали справку о том, что Скворцов Кирилл Львович на учете не стоит. Это означало, что я была права.
Он везде был своим человеком. Простой парень, примелькавшийся настолько, что его просто не замечали.
Правильно, это он постоянно околачивался возле буфета в филармонии. А потом убил Даню.
Очевидно, у него наступил кризис, вызванный неожиданной встречей с Масловой.
Он был, безусловно, болен.
В больнице, где работала медсестра Катя Хлебникова, внизу тоже стоял лоток с выпечкой, мне об этом говорила ее коллега Тамара.
И в ресторане он тоже был своим человеком. Там он убил Оксану.
И в спортивном комплексе «Спартак», где из-за него погибла Оля Соколова.
В подсобке была рассыпана мука, на полу валялся ящик с вывалившимися пакетами с корицей. Теперь я просто ненавидела этот запах. А ведь корицу всегда добавляют в яблоки, когда запекают их или делают начинку для пирожков. Вот почему этот запах, который повсюду сопровождал Кафельщика, ассоциировался у меня с яблоками.
На одном из мешков были следы крови. В луже какой-то фруктовой эссенции, от которой просто невозможно было дышать, лежала дамская сумочка.
Я открыла ее. Документы Масловой.
Может, она еще жива?
Я бежала, глядя себе под ноги, на ходу ориентируясь по белым следам, оставленным обувью, испачканной в муке.
Я выбежала во двор. На земле виднелись следы протектора.
Он уехал на своем «Москвиче». Но куда?
Я добежала до машины, села за руль и, вспомнив о том, что в моем кармане находится рация, связалась с Селивановым.
— Борис Васильевич, — говорила я, мчась на бешеной скорости в сторону почтамта, — я знаю, кто убил всех этих девушек. Понимаю, что это не по вашей части, но речь идет о маньяке. Сейчас у него в руках очередная жертва. Вы должны мне помочь. Вы слышите меня?
— Таня? Что случилось?
Я сказала ему о «Москвиче», закрепленном за кондитерской.
