Терпеть такую грубость я не намеревалась, тем более от какой-то там секретарши, а потому, нагло присев на край столика, сунула свое удостоверение прямо ей в лицо, придвинув его вплотную к ее носу, и сурово спросила:
— Вам никто не говорил, что к органам милиции следует относиться с большим уважением? Это помогает избежать лишних проблем и конфликтов.
У секретарши задрожали оба подбородка, и мне даже показалось, что, если я сию минуту не исчезну, она набросится на меня с кулаками.
— Вы делаете свою работу, — процедила тетка сквозь зубы, — а я свою. Если каждый из вашей братии начнет доставать Миронова еще и дома, я вылечу с работы. Поэтому еще раз повторяю, что не знаю, где он живет.
Сказав это, секретарша резко встала и направилась к стоящему в углу шкафу. Я поняла, что спорить с ней бесполезно и что даже под угрозой расстрела она вряд ли сообщит нужную мне информацию, по — этому сразу же вышла из приемной. Теперь нужно было найти того, кто не только знает необходимый мне адрес, но и не станет его от меня скрывать.
Таким человеком оказался какой-то менеджер по продажам — парень лет двадцати восьми, с выпученными глазами и маленьким носом. Когда я показала ему свое удостоверение и, сославшись на то, что секретарши нет на месте, спросила, не знает ли он, у кого, кроме нее, можно узнать адрес директора компании, он без лишних разговоров ответил:
— Волжанская, 4, квартира 19.
И тут же убежал прочь, на ходу окликая идущую впереди даму в черном платье. Я проводила своего спасителя благодарным взглядом и поспешила к машине.
Только нажимая на кнопку звонка возле квартиры Мироновых, я вспомнила, что забыла спросить у того менеджера имя жены директора, но теперь отступать было некуда. Дверь приоткрылась, и из-за нее появилась маленькая женская головка. Тогда я сказала:
— Здравствуйте. Здесь проживает семья Мироновых?
Женщина вопросительно посмотрела на меня, кивнула и, пошире открыв дверь, в свою очередь спросила:
— А в чем дело?
— Разрешите представиться — Татьяна Иванова, частный детектив. Я расследую дело, в котором главным подозреваемым является ваш муж.
— Мужа нет дома, — тут же сообщила женщина и хотела было захлопнуть дверь, но я ее опередила, поставив в щель ногу.
— А ваш муж мне как раз и не нужен. Я бы хотела поговорить лично с вами. Я могу войти?
Женщина несколько секунд колебалась, а потом отодвинулась от двери, пропуская меня внутрь. Мы прошли в зал и сели. Я не спешила начинать разговор, осматривая интерьер комнаты и саму хозяйку. Между ними, кстати, не было абсолютно ничего общего.
Жена Миронова была внешне довольно невзрачной, и даже толстый слой косметики, покрывавшей ее лицо, не делал ее краше. Кроме того, со вкусом у нее было напряженно, так как она умудрилась сделать на свои темно-русые волосы мелирование, отчего казалось, что они уже седеют. В одежде женщина явно предпочитала обилие кружев и всевозможных рюшечек, что при таком маленьком росте, как у нее, было совершенно противопоказано.
Зато квартира Мироновых выглядела настоящим дворцом: все до единой вещи здесь были очень дорогими, но… излишне яркими. В таком помещении наверняка быстро наступала усталость, так как глаз человеческий просто не способен переносить такое огромное количество контрастных красок. И все же первым впечатлением при виде данного интерьера было именно это — шикарно!
Завершив поверхностный осмотр внутреннего убранства квартиры, я пристально посмотрела на жену Миронова, которая все это время тоже сидела молча и наблюдала за мною, то и дело теребя руками оборку юбки.
— Извините, не знаю, как к вам следует обращаться, — первой нарушила я молчание.
— Оксана Владимировна, — тихо произнесла женщина.
— Ну что ж, Оксана Владимировна, перейдем прямо к делу. Меня привело к вам желание выяснить кое-какие подробности. Не знаю, в курсе ли вы, но вашего мужа обвинили в убийстве жены его бухгалтера. Причина — то, что женщина везла прятать очень важные документы, которые он хотел получить.
— Да, муж рассказывал мне об этом, — тихо произнесла Миронова и опустила глаза.
Я продолжила:
— Но у меня возникло подозрение, что дело тут вовсе или не совсем в этих бумагах.
Хозяйка дома посмотрела на меня с удивлением, и я прочла в ее глазах прямо-таки панический страх.
— Мне стало известно, что существуют еще и некие фотографии, на которых запечатлен ваш сын, увы, не в лучшем виде. Вы знали о них?
— Знала. И что с того? Я в дела сына не лезу. Он не маленький уже, сам разберется.
— С чем? — поймала ее на слове я.
Оксана Владимировна поняла, что сболтнула лишнее, но потом приняла прежнее выражение и продолжила:
— С чем, с чем… С фотографиями, конечно. Если они ему понадобятся — купит, нет — не станет.
— Так вы хотите сказать, что сейчас этих фотографий у него нет? — продолжала напирать я.
Миронова занервничала еще больше:
— Нет, насколько мне известно. И вообще, что вы привязались ко мне с этими снимками? Не знаю я ничего, мне и дела до них нет!
— Да не переживайте вы так, — стала успокаивать ее я. — Я всего-навсего собираю сведения и ни в чем вас не обвиняю. Вам же самой, наверное, тоже интересно узнать что-то по этому делу — ведь обвиняется ваш муж.
Оксана Владимировна пристально посмотрела на меня и, немного успокоившись, спросила:
— А вы сами видели эти снимки?
— Нет, — призналась я, удивившись тому, почему Миронова о них спрашивает. — Честно сказать, я полагала, что снимки сейчас находятся именно в вашей семье. Но раз нет, то, стало быть, они где-то в другом месте.
Сказанное мной почему-то вывело хозяйку из себя, и она, вскочив с кресла, стала ходить передо мной, обиженно произнося:
— Вам наверняка заплатили за то, чтобы вы заставили нас признаться в том, чего на самом деле нет. Вот и фотографии эти вы у нас найти хотите, решили, что сразу этим докажете вину моего мужа? Ничего не выйдет, потому что их у нас нет и никогда не было! И кто убил Надежду Валерьевну Чиликову, мы тоже не знаем, так что вы зря пришли.
— Ну почему же зря? Я, например, только что узнала, что вы были знакомы с покойной.
Недавно движущаяся по комнате фигура застыла на месте, а потом медленно повернулась ко мне, и с ноткой недовольства в голосе Миронова произнесла:
— Не нужно умничать, девушка. Ее имя и фамилию во всех газетах написали, а я прессу периодически читаю.
Это, конечно, могло быть и так, но я почему-то не слишком поверила последним словам мадам Мироновой. Нет, не клеилось у нее с объяснениями. И шестое чувство, моя интуиция, которая меня никогда не подводила, подсказывала мне, что эта женщина что-то усиленно скрывает. Ведь она сильно нервничает сейчас, причем без особой видимой причины. Полностью все отрицает, сама же и выдает себя спустя минуту. И потом: она интересуется местом нахождения фотографий и знает полное имя убитой. Не думаю я, что после прочтения сухих заметок об убийстве Чиликовой, что появились в газетах, можно было так сразу хорошо запомнить, как звали убитую. Да и с чего бы ей было внимательно читать их? Зная, что муж невиновен, она вряд ли бы стала это делать.
Особенно же меня насторожило ее поведение: плохо скрываемая возбужденность и нервозность. Полностью уверенные в своей непричастности к трагическим событиями люди так себя обычно не ведут.
