естественно, признавшись. Удержать меня ты не сможешь — ведь не станешь же ты палить в меня из своего «магнума»? — Я выжидательно посмотрела Овалову в глаза.
Он тоже несколько секунд смотрел на меня, бледнея от ненависти. Потом отвел взгляд и, опустив ноги на пол, принялся надевать брюки. Я заметила, что у него трясутся руки, и поняла, что ему необходимо уколоться. Однако он не произнес больше ни слова и ни о чем не стал просить. В каком-то смысле это было странно, и я вдруг догадалась, что какую-то часть порошка Овалов все-таки припрятал. Что ж, это было неизбежное зло, а сейчас, пожалуй, даже необходимое.
Я поднялась, взяла кейс и вышла из комнаты. Поскольку мне предстояло посещение больницы, следовало соответствующим образом приодеться. В моем гардеробе имелось полное медицинское облачение, включающее белый халат, шапочку и четырехслойную маску из марли. Все это я тоже уложила в кейс. Теперь мне требовались только «Фольксваген» и немного удачи.
Овалов опять заперся в ванной. Я подумала, что если поискать, именно там может обнаружиться заначка наркотика и, наверное, набор шприцев. Я вздохнула и решительно постучала в дверь ванной. Шум воды стих, и Овалов после секундной паузы недовольно буркнул:
— В чем дело?
— Я ухожу, — громко объявила я. — Никого не впускай и не выходи сам. На звонки не отвечай. Я постараюсь скоро вернуться.
Ответом мне было молчание. «Ну и черт с тобой», — подумала я.
Когда я появилась у Паши в гараже, он недоверчиво и оценивающе осмотрел меня, а потом сказал ехидно:
— Ты что, по новой прошла курсы вождения? Ты ж вроде разучилась кататься?
Я сунула ему в руку деньги и тихо посоветовала:
— Паша, дорогой, молчи! Молчи и молчи! Помни — ничто не ценится так в наше время, как молчание! Соображаешь, о чем я?
— А то, — важно кивнул Паша. — Молчание — золото.
Я бросила кейс на переднее сиденье «Фольксвагена», села за руль и выехала из гаража. После ряда разборок, которые учинили в городских больницах дельцы из криминального мира, устраняя недобитых конкурентов прямо в палатах, все подобные учреждения обзавелись охраной. Но эта охрана занималась в основном тем, что стерегла шлагбаум у главных ворот. Поэтому я решила воспользоваться обыкновенной дыркой в заборе, который окружал Первую клиническую больницу и охраной не контролировался.
Я припарковала «Фольксваген» у тротуара и, перейдя улицу, без помех проникла на территорию клиники. Территория была обширна и обильно озеленена. Мое появление прошло здесь совершенно незамеченным, тем более что от людских глаз меня укрывала громада старого больничного корпуса, который находился в состоянии бесконечного ремонта.
Я вошла в пустое холодное здание, зияющее незрячими глазницами выбитых окон. Здесь было сыро и пахло цементом и известкой. Выбрав помещение почище, я быстро надела поверх платья халат, убрала волосы под шапочку, закрыла лицо марлевой повязкой и натянула на руки резиновые перчатки. Такой наряд при отсутствии серьезной эпидемии даже для больницы выглядел странновато, но зато полностью лишал меня каких-либо примет, а странность всегда можно объяснить. Зачастую даже очень правдоподобно.
Спрятав пустой кейс в темном уголке, я с пакетом в руках осторожно выбралась из аварийного корпуса. С независимым и вполне деловым видом я направилась по асфальтовой дорожке, ведущей к травматологическому отделению. Ни больные в синих пижамах, прогуливающиеся под старыми деревьями, ни родственники с хозяйственными сумками в руках, ни спешащие по своим делам «коллеги» в белых халатах — никто не обращал на меня особого внимания. Через вестибюль я прошла, как нож сквозь масло. Поднявшись на второй этаж, я остановила одну из медсестер и требовательным тоном спросила, где находится пациент, пострадавший в ночной аварии. Задумавшись на секунду, она сказала: «По-моему, в реанимационной палате!» и, ткнув пальцем в конец коридора, убежала.
Я неторопливым, но уверенным шагом двинулась в указанном направлении, внимательно обшаривая взглядом коридор. Учитывая, что в моих руках находилась бомба, тянущая на много-много лет тюрьмы, любая встреча с каким-нибудь забредшим сюда следователем или инспектором ГАИ могла окончиться весьма плачевно.
В конце пустого, сверкающего чистотой коридора я заметила могучего детину с угрюмым лицом, который маялся возле высокого окна, опираясь то локтем, то задом о широкий, как стол, мраморный подоконник. Поверх пиджака на плечи детины был наброшен крошечный мятый халатик, из тех, что выдают посетителям. Силуэт этого человека показался мне смутно знакомым, но полной уверенности у меня не было, пока он сам не обратил на меня внимание. Точнее сказать, на мою ношу. Я буквально ощутила, как он весь застыл и напрягся, увидев ядовито-желтый пакет с верблюдом. Он не сводил с него взгляда, буквально пожирал глазами, и я мгновенно поняла, что нахожусь на верном пути и этот парень приехал сюда на черном «Опеле». Мне показалось даже, что я все-таки узнала, кто это — кажется, это он палил в меня вчера из пистолета с глушителем. Теперь он караулил своего раненого приятеля.
Я смерила его холодным взглядом и как ни в чем не бывало пошла дальше. Он меня не узнал, конечно, но продолжал с большим сомнением следить за желтым пакетом. По-моему, у парня возникло сильное желание проверить его содержимое, но он сдержался.
В дверях палаты я столкнулась с озабоченной медсестрой и сказала, что хотела бы поговорить с врачом.
— Все врачи на конференции, — ответила она. — Подождите, минут через двадцать она закончится.
— А где тут у вас больной, который поступил ночью? После автокатастрофы?
— А вы кто? — спросила сестра.
— Я из центра судебно-медицинской экспертизы, — уверенно ответила я. В таких случаях чем непонятнее, тем лучше.
Медсестра на мгновение задумалась, а потом понимающе кивнула и показала мне койку, на которой лежал бандит.
— Следователь уже был? — поинтересовалась я.
— Нет, — сказала медсестра. — Но, по-моему, откуда-то оттуда звонили. Вы спросите у доктора, ладно?
Я пообещала спросить. Медсестра ушла по своим делам. Я собиралась уже войти в палату, но в последний момент передумала. Нужно было форсировать события, поскольку милиция сюда вовсе не торопилась.
Я повернулась и быстро прошла по коридору направо, всматриваясь в таблички на дверях — возле двери с табличкой «Зав. отделением Смирнов Виктор Сергеевич» я остановилась и осторожно заглянула в кабинет. Виктор Сергеевич, по-видимому, тоже ушел на конференцию, и его телефон был совершенно свободен.
Прикрыв за собой дверь, я подошла к телефону и набрала номер.
— Отдел по борьбе с наркотиками! — ответили мне.
Изменив на всякий случай голос, я медленно и четко проговорила в трубку:
— Слушайте меня внимательно. В настоящий момент в травматологическом отделении Первой клинической больницы происходит передача партии героина. Если поторопитесь, то успеете взять преступную группу с поличным. Они, кстати, пришлые, из Подмосковья. Один лежит тут в реанимационной палате — ночью попал в аварию.
Я упомянула также о бросающемся в глаза пакете, о детине в коридоре, об «Опеле» с тонированными стеклами и о вероятном количестве преступников.
Меня выслушали, не перебивая, и только под конец вкрадчиво осведомились:
— Кто передал сообщение?
— По поручению коллектива больницы — старшая санитарка Сидорова! — отрапортовала я.
На другом конце провода хмыкнули.
— Так держать, Сидорова! — иронически произнес принимавший сообщение, а потом я услышала, как он кричит куда-то в сторону. — Степанов! На выезд, срочно! Первая клиническая.
Я успокоенно повесила трубку. Второй номер я нашла под стеклом на столе у заведующего.
