Александровна… — опер проникновенно, как ему показалось, улыбнулся, — это не в ваших интересах…
«А что здесь вообще в моих интересах?» — устало подумала я и снова отвернулась к окну.
Меня все же обвинили в предумышленном убийстве Егора Веретенева. Когда я услышала эти слова, то едва не упала со стула, настолько дико они прозвучали. Никаких конкретных доказательств, никаких улик. Только совершенно дурацкое заявление Копылова, что на оружии нет никаких отпечатков и что я якобы об этом знала.
У меня просто в голове не укладывалось, что теперь надо так мало, чтобы взять и обвинить практически любого человека в ужасном преступлении. Я пыталась поговорить с Копыловым по- человечески, но он даже не пожелал меня слушать. Сказал, что все, что я хочу, я очень скоро смогу высказать следователю.
Когда меня пригласили на допрос, я была вне себя от возмущения и праведного гнева. Правда, следователь оказался куда более приятным молодым человеком, нежели мерзкий опер Копылов.
Молоденький старлей в форме — вероятно, он дежурил сегодня — сидел за письменным столом и что-то писал.
— Садитесь, — махнул он рукой в сторону стула, даже не поднимая головы.
Я молча уселась и стала ждать, когда на меня обратят внимание.
Наконец старлей оторвал от бумаг голову и взглянул на меня. Взгляд его светло-голубых глаз был наивным и чуть испуганным. Следователь нахмурился, чтобы придать своему лицу выражение серьезности и строгости, которому так не способствовал его еще, в сущности, мальчишеский возраст.
— Вас уже допросили? — наигранно строго спросил он, чем вызвал у меня легкую улыбку, которую я все же постаралась сдержать.
— Да. Я вызвала сотрудников милиции, — отрапортовала я.
— Давайте составим протокол, — вежливо предложил юный старлей.
Он прочистил горло и подвинул к себе бланк. Повторив ему все, что я уже говорила ранее, я вздохнула. Старлей тщательно допросил меня, уточняя по нескольку раз все детали и мелочи. Я старательно повторила все, что произошло сегодня, а следователь аккуратно, ровным почерком выводил на бланке мои показания.
Наконец все было закончено, и я вздохнула с облегчением.
— Вам придется провести здесь ночь, Татьяна Александровна, — виновато проговорил старлей, стараясь не смотреть на меня.
— Что значит «провести здесь ночь»? — Я едва не подскочила на стуле. — На каком основании?
— На том основании, что вы подозреваетесь в убийстве гражданина Веретенева Егора Андреевича, — заглянув в бумаги, произнес следователь.
— Я?! — от возмущения я просто задохнулась. — Да что вы такое говорите? Я же вызвала милицию! Неужели вы полагаете, что я пришла домой к Веретеневу, жестоко убила его, а потом вызвала ментов… простите, сотрудников правоохранительных органов, — поправилась я, заметив, как при слове «менты» молоденький следователь брезгливо поморщился, — да к тому же осталась возле его тела, чтобы дожидаться приезда опергруппы? Вы сами-то верите в то, что говорите?
Старлей ничего не ответил. Я и сама прекрасно понимала, что он осознает всю несправедливость собственных действий по отношению ко мне, но ничего не может поделать. Как говорится, служба…
Я умолкла, также понимая, что все равно напрасно сотрясаю воздух, и мысленно махнула рукой.
— Ну позвонить-то мне хотя бы можно? — спросила я старлея.
— Да, конечно, — он с готовностью подвинул ко мне телефон. — Имеете право на один звонок. Может быть, вам нужен адвокат? — услужливо поинтересовался он.
— А разве мне уже предъявили официальное обвинение? — с насмешкой спросила я. — Насколько я поняла, пока меня только подозревают в совершении преступления.
— Ну, в общем-то да, — смутился старлей. — Просто… может быть…
— Нет, спасибо, не надо! — оборвала я его и принялась набирать номер рабочего телефона Кири.
«Только бы Володька оказался на работе!» — молилась я про себя. Если его нет, то неизвестно, даст ли мне старлей возможность позвонить еще раз. Вслушиваясь в длинные гудки, я с трепетом ждала, когда Володька снимет трубку. Но вот наконец послышался щелчок, и в телефоне зазвучал отлично знакомый мне голос полковника Кирьянова.
— Слушаю, — хрипло отозвался он.
— Киря, это я, — взволнованно заговорила я.
— А-а-а… Танюша, приветик… — без энтузиазма проговорил он. — Как делишки?
— Плохо, — ответила я. — Я в милиции. Меня подозревают в убийстве.
В трубке на некоторое время воцарилась тишина, потом Кирин голос, уже более бодрый, произнес:
— Иванова, ты в своем уме? Ты во что там еще вляпалась?
— Да ни во что я не вляпалась! — резко ответила я. — Киря, мне нужна твоя помощь. Я в Октябрьском отделе. Меня задержали до утра. Давай, делай что-нибудь, — потребовала я.
— Что?.. Да… да, конечно… — забормотал Киря. — Танюха, ты держись. Я что-нибудь придумаю. Давай, не отчаивайся, — пообещал Володька и положил трубку.
Я тоже вернула трубку на место и посмотрела на старлея.
— Спасибо, — уже повеселевшим голосом произнесла я.
Вот теперь я могла вздохнуть спокойно. Киря поставлен обо всем в известность и, я знала, не оставит меня в беде. Полковник Кирьянов подсуетится, и меня выпустят на свободу. Правда, насчет того, что и все обвинения с меня также снимут, я ручаться не могла. Киря ведь тоже не всемогущий, и ему не под силу сделать невозможное.
А что сейчас происходит со мной, я прекрасно понимала. У ментов не было ни единой зацепки по поводу того, кто мог убить Веретенева. Это было заметно с первого взгляда. Убийство скорее всего заказное. Кому-то было что-то нужно от Егора, и, вероятно, убийцы добились своего. Вполне естественно, что эти люди никаких следов, указывающих на них, не оставили. Так что найти их будет если не невозможно, то весьма и весьма затруднительно.
Менты не дураки, они прекрасно поняли, что еще один «глухарь», да еще в конце года, им на фиг не нужен. Их ведь за нераскрытое дело по головке не погладят. Вот и решили повесить всех собак на меня. Пусть потом и не смогут доказать, что это я убила Веретенева, зато пока у них будет железный, как они думают, подозреваемый в совершении преступления. А там гори все синим огнем…
Теперь мне будет очень трудно отвертеться от них, поняла я. Но в принципе самое главное для меня сейчас — это выйти на свободу как можно скорее. А там я уж подумаю, что мне делать и как быть.
Старлей закончил писанину и протянул мне несколько листков протокола допроса.
— Вот, прочитайте и на каждом листе внизу, вот здесь, — ткнул он пальцем, — распишитесь. «Мною прочитано, с моих слов записано верно», — продиктовал он и выдал мне ручку.
Я сделала, как было велено, даже не вчитываясь в смысл написанного. Теперь у меня в голове была только одна мысль — как отвертеться от убийства Веретенева? Ведь понятно, что менты так просто от меня не отстанут… Будут стараться упечь меня за решетку во что бы то ни стало. Повысить, так сказать, раскрываемость к концу года.
Следователь просмотрел протокол и, удостоверившись, что я все правильно подписала, нажал на кнопку вызова. Через несколько секунд в кабинет вошел здоровый лысый детина в погонах прапорщика и замер в ожидании у двери.
— В ИВС, — коротко бросил старлей, кивнув в мою сторону.
Я послушно поднялась со стула, подумав о том, что, может быть, стоит немного побузить… Дать, что ли, по морде этому здоровяку для разнообразия? Но потом передумала, решив, что лучше вести себя прилично, и вышла из кабинета. Конвоир направился за мной.
«Что же Киря так долго чешется? — думала я, спускаясь по лестнице в темный прохладный подвал, где в РОВД располагался изолятор временного содержания. — Не хотелось бы мне правда до утра
