о ней самой. Это так походило на нынешних Падших, которые не ведали своих прошлых воплощений!
В интернат, как всех остальных в ее возрасте, девочку отчего-то не отправили, она так и осталась жить с теткой — Ормонины мысли о матери странным образом путались: провидица вроде и была, а вроде ее и не было. И Нату казалось это странным.
Тессетен и волки проводили новую знакомую почти до самого ее дома — быстро темнело, а в темное время по городу любят шастать нехорошие люди, которых прежде на Оритане не водилось.
— Ты знаешь самого Паскома? — удивилась она, когда Сетен упомянул имя хозяйского Учителя. — Ну надо же! А я его лишь помню…
— Ты Помнящая?
— Не стоит бросаться громкими словами, — как рассудительная взрослая женщина, промолвила пятнадцатилетняя девчонка. — Я просто помню… кое-что. И… ты ведь тоже из Падших, да?
— Таких на Оритане сейчас абсолютное большинство, — усмехнулся молодой человек, похлопав по шее прибежавшую к нему Бэалиа, а вот Нат шел рядом с ними, как приклеенный, и слушал, слушал, слушал. — Кто не стал Падшим, тот успел Взойти еще полтысячелетия назад. Но моего имени, как и многих, нет на скрижалях Храма…
— Это тебе Паском сказал?
— Да.
— Но Паском не стал Падшим, а он здесь.
— Он здесь из-за Ала.
Она странно посмотрела на него, словно вглядываясь внутрь, сквозь телесную оболочку:
— Угу, из-за Ала… Тетка говорила, что по рассказам наших соседей я родилась при помощи Паскома, но после он ни разу не приходил в наш дом. А я хотела бы его увидеть, поговорить.
— Если он захочет, я познакомлю вас.
Лицо Ормоны покривила легкая улыбочка:
— Какие у вас высокие отношения! А что, он так строг и неприступен?
— Нет-нет, он просто очень занят, я сам редко вижу его.
— Он по-прежнему ходит в своем пингвинском черном камзоле с поднятым воротником и выглядит так, будто проглотил длинный шест? — она собрала пальцы в щепотку и сделала ими движение от носа вперед, будто дорисовывая воображаемый клюв.
Тессетен не выдержал и рассмеялся. Она так точно передала главные черты образа Учителя Ала, что Паском сразу же возник перед его мысленным взором.
Может быть, настроение друга хозяина передалось и Нату, но когда Сетен и его новая знакомая прощались, та уже не показалась волку такой некрасивой. У нее ожило лицо, нос стал изящнее, спина прямее, а взгляд — мягче.
— Мы еще встретимся? — спросил он, явно боясь отказа: хоть Тессетен и пользовался некоторым вниманием девушек, то было больше интересом к его характеру и необычному строю мысли, воспитанному в процессе ежечасной борьбы за выживание. Однако Нат хорошо знал, что эти девушки не вызывали у хозяйского друга и тени тех чувств, которые так легко, походя, одним своим появлением разбудила эта странная девица, а оттого их отповедь не огорчила бы Сетена настолько, насколько могла бы огорчить отповедь Ормоны.
— Знаешь, если бы я не хотела, чтобы мы встретились еще, ты не прошел бы со мной и половины пути. А вот мой дом. Но вот войдешь ли ты в него, я обещать не могу.
Она была очень уверенной в себе и прямолинейной. Казалось, она понравилась другу хозяина тем, что совершенно не хотела нравиться ни ему, ни кому бы то ни было еще.
Тессетен посуровел и ушел в себя на все время возвращения домой и остаток вечера, пока Ал не вернулся после учебы и не забрал своего пса. Конечно же, его думами теперь завладела эта девчонка, и он проходит таким до следующего свидания. Он не хочет ее потерять, но мысль о том, что их отношения могут не сложиться, подтачивает его. Словом, налицо была юношеская трепетная и столь же смешная для окружающих, сколь драматичная для главного персонажа, влюбленность. Однако знал об этом лишь волк, другие ни о чем не подозревали: Сетен умел скрывать всё, кроме гнева.
— Созидатели рождаются, чтобы сделать этот мир прекраснее, а людей — лучше, — однажды услышал Натаути слова кулаптра Паскома, и они отчего-то запомнились ему, этому странному северному волку, понимавшему человеческую речь.
В настоящее, крепкое чувство эта влюбленность переросла очень быстро. Было еще немало встреч Тессетена с той девушкой, и вот однажды Нат просто не узнал Ормону. Прелестное юное создание стояло перед ними, улыбаясь. А для Тессетена она была все той же, он и при первой встрече видел ее такой.
В ней поменялось все — даже голос и запах, а изменить запах нарочно не может никто, кроме самой Природы. Но это случилось, и Нат видел перед собой неразгаданную тайну. Шерсть так и поднялась дыбом у него на затылке от соприкосновения с чем-то, от чего бегут даже льстивые кошки. Сначала ему захотелось выть, рычать и гнать хозяйского друга прочь от нее. Однако Бэалиа тоже любила Ормону, словно бы та завладела сердцем Тессетена через сердце его собаки. Нат остался в одиночестве и смирился, видя, как все люди очаровываются новой Ормоной — красавицей, каких редко видит белый свет. А вскоре волк понял, что она — такая же, как он сам. Только с другим знаком. И даже Сетен воспрянул духом и перестал сомневаться, когда она вдруг ответила ему пылкой взаимностью и согласилась стать женой. Это было минувшим летом, незадолго до празднования Теснауто[9]…
…Да, да, Тессетен помнил тот счастливый день. Помнил не хуже Ната.
Они пришли тогда к Храму на площади Танэ-Ра. Гигантская статуя древнеаллийской правительницы как всегда стояла спиною к пирамиде-пятиграннику в самом начале длинного прямого, как струна, канала. Канал вел к площади Тассатио, разделяя две трассы. С противоположной стороны, опираясь на аллийский наследный меч, неустанно глядел на ее статую Тассатио, вечный попутчик Танэ-Ра, вечно с нею разлученный. А за ним высился комплекс Объединенного Ведомства — целый город внутри города!
— Мне нужно кое о чем тебя спросить, — касаясь руки Ормоны, шепнул Тессетен, хотя вокруг было немноголюдно — площадь готовили к скорому торжеству. — Не здесь.
Она указала глазами на пирамиду-Храм. Верхушка пятигранника была расколота, и страшная трещина, сквозь которую было видно небо, разделяла две передние грани — розоватую и темную. Казалось, творение созидателя Кронрэя умирало, не перенеся того катаклизма.
— Сможешь провести меня туда?
Сетен и поныне не знал, почему она не захотела сама провести туда их обоих. Женщинам это всегда удавалось лучше. Но она как-то странно посмотрела на грани Жизни и Смерти, разделенные трещиной, и спрятала кисть в его ладони. Он провел их через грань Сердца, и там их закрутило в хороводе вечной весны, осыпало лепестками цветущих фруктовых деревьев, затуманило разум трелями влюбленных птиц.
Тогда он и предложил ей быть вместе.
— Я должна согласиться уже хотя бы только потому, что ты познакомил меня с Паскомом, — насмешливо сказала она в ответ. — Я твой должник.
Они еще не набрались друг от друга того особого чувства юмора, которое придет к ним с годами и будет непонятно никому из окружающих, а оттого, услыхав ее ответ, Тессетен слегка отпрянул, не зная, как это расценить. И тогда Ормона расхохоталась и обвила его шею изящными руками:
— О, Природа! Ну почему ты такой недалекий? Ты уже не только был в моем доме, но и знаком с моей тетушкой. Одного знакомства с моей теткой достаточно для того, чтобы мужчина был обязан жениться на мне и сохранить в тайне то, что он увидел! В страшной
Тетушка Ормоны тоже была женщиной не без сумасшедшинки, однако Тессетен ей понравился, несмотря на отталкивающую внешность. Она будто бы глядела внутрь, не видя оболочки. Как Паском.
— Так ты согласна или нет? — придерживая ее за талию, Сетен внимательно заглянул в лицо будущей жены.
Ормона надула губы, завела глаза к ясному небу внутри Храма, а потом сама поцеловала его и спросила:
— И на этом, быть может, прекратим глупые вопросы?..
