Правильнее сказать, одна, горящая возбужденным пламенем, будто бы поглощала другую, которая была без сознания. Эта противоестественная ассимиляция доставляла горящей невыносимые муки, но она ничего не могла изменить, чтобы спастись и спасти свою невольную спутницу.
Эфий почуял в безжизненной девушке что-то знакомое.
«Явись! Явись!» — кричала горящая и тянула к нему огненную руку, другой изо всех сил удерживая компаньонку.
Он поймал их в объятия и тогда понял, кем была девушка без сознания.
«Постарайся успокоиться, — попросил клеомедянин горящую, прижимая их обеих к себе, — иначе я не смогу вам помочь, я ничего не вижу в твоем костре мыслей».
«Наконец-то… наконец-то я нашла хоть одного! — силуэт полыхал все слабее. — Помоги нам. Я не знаю, почему так произошло, почему я оказалась в ее теле и в этом непонятном мире. Я не могу вырваться отсюда, я не могу. А мне нужно спасти одного человека. Без меня он погибнет. И еще я должна помочь Учителю… И еще… Святой Доэтерий! И еще там осталась моя настоящая оболочка, понимаешь?»
Эфий деликатно проник в открытый коридор воспоминаний горящей и пропустил через себя всю ее жизнь до последней минуты — даже ту, где эта жизнь сдваивалась с жизнью бесчувственной девушки из этого мира.
«Я свяжусь сейчас с госпожой Палладой, — тревожно подумал Эфий, возвращаясь из ее глаз на радугу. — По-моему, все зашло слишком далеко, и ты начала поглощать ее сознание»…
«Да, я чувствую это. Я не хочу этого, ведь тогда ее не станет, и я никогда уже не смогу вернуться!»
«Эфимия…»
«Это она Эфимия. Я — Нэфри!»
«Я знаю. Вернитесь с нею в ее тело, и скорее. Я сделаю все, что нужно!»
«Спасибо. Кто вы?»
«Меня зовут Эфий».
«Эфий… Кажется, я где-то встречала вас… В том, в моем мире. Я не близко, но знаю вас, видела. У вас очень запоминающаяся душа, Эфий!»
Он улыбнулся, и незнакомка, охватив Эфимию за плечи, метнулась к берегу, исчезая на лету.
Клеомедянин вынырнул в физический мир. Тело еще даже не успело онеметь от неподвижности: здесь едва ли минуло пять минут.
Он бросился в дом, взлетев по каменной лесенке из нижнего палисадника в верхний, а дальше — по ступенькам старинного здания. Тут находилась нынешняя «база» псиоников, выполняющих свою работу в Италии. Пара месяцев — и штаб-квартира сменит адрес, а здесь снова откроется отель или ресторан.
Эфий вбежал в свою комнату, схватил ретранслятор и связался с Аланом Палладасом.
— Ты чего там? — недовольно пробухтел сонный биохимик, отнимая голову от подушки.
— Мне срочно нужен номер вашей дочери, здравствуйте!
— А чего так заполошно?
— Я объясню, только позже.
— Ну, лови. Вот нигде и никогда нет от вас спасения! Уже и лег в неурочное время, думал выспаться, так нет же…
— Спасибо!
Эфий не стал дослушивать и принялся вызывать Фанни.
В Нью-Йорке день был еще в самом разгаре. Палладу он застал в обществе госпожи Бароччи и даже обрадовался при виде сразу двух псиоников. Эфий вкратце рассказал им, в чем дело.
Фанни ошеломленно открывала и закрывала рот, похожая на рыбу, которую выкинули на берег, а вот Джоконде его история новостью не показалась, и она невозмутимым тоном прокомментировала:
— Что-то подобное я и предполагала…
— Что?! — гречанка резко повернулась к ней.
— Не одержимость, не шизофрения, не псионическая атака, а именно интеграция подобного в подобное…
— И ты молчала?! — возмутилась Паллада, уже забыв про клеомедянина. — Молчала и бездействовала?
— Молчала, но не бездействовала. Я постоянно наблюдала за нею… пока она не попала в Санта Монику…
Фанни готова была разорвать ее на части. Эфию вспомнился мечущий молнии взгляд подполковника Калиостро, которого он увидел в памяти «Эфимионэфри», и подумал, что эти муж и жена друг друга стоят.
— Ты обязана была сказать!
— Кто из нас ее мать, ачиденти?! Коса диаволо?! Вы даже не обратили внимания на то, что произошло с нею в многомернике!
Паллада чуть отступила:
— Я обратила. Но…
— Дети запретили мне говорить вам. Эфимия хотела, чтобы ее посмотрел посторонний псионик, а не мать. Я считаю, что она права: слишком много личного вредит делу.
— Они сейчас где-то в ВПРУ, — вклинился Эфий, напоминая о своем существовании.
Женщины оглянулись на его голограмму.
— Где? — почти крикнула Фанни.
— Я не знаю. Там была комната с зеркалами… когда-то…
— Была? — уточнила Джоконда. — Почему «была»? Это же «зеркальный ящик» КРО.
— До того… э-м-м-м… — Эфий замялся, — до того, как там побывала Эфимия это был… «зеркальный ящик». Теперь нет. Господин подполковник имел неосторожность немного испугать их обеих. Он решил, что кто-то замаскировался под его дочь… Ну вот она, эта вторая, и… Но никто из них не пострадал!
— С ней что? — Паллада вплотную подступила к голограмме, и Эфий в реальности даже сделал невольный шаг назад, удерживая дистанцию, как если бы они общались лично.
— Она уже очнулась, — твердо сказал клеомедянин.
— Спасибо вам, Эфий! — подозрительно ласково, ну точно мама сыну, улыбнулась ему Джоконда из- за плеча Фаины и, ухватив ту за рукав, потащила за собой: — Андиамо пьйу вилоче!
Голограмма погасла.
Эфий перевел дух и с облегчением засмеялся, усаживаясь на подоконник.
— А еще пси-агенты! — он отключил ретранслятор. — Легче понять мироздание, чем предсказать госпожу Палладу…
В проеме калитки, открывающейся дверцей внутрь дворика, показалось что-то черное. Рассмотреть его из окна в сумерках было трудно, однако оно вошло и оказалось человеком в маске. Гость махнул рукой, подманивая Эфия к себе и демонстрируя небольшую коробку.
Клеомедянин спустился в палисадник. К тому времени пришедший уже сидел на скамейке под глухой кирпичной стеной, оплетенной диким виноградом.
Это был кто-то из участников карнавала. Эфию попадалась здесь похожая маска, но и теперь он поежился от ее неприятного вида. Визитер был в средневековом черном облачении, кроваво-красных перчатках и огромной шляпе, напоминающей берет, но с широкими полями. Самой отвратительной деталью в этом образе был длинный нос-клюв, свисающий к подбородку человека и задевающий белый гофрированный воротник. Маска напоминала череп неизвестной птицы, хищной и обязательно злой.
— Добрый вечер. А вы кто? — спросил Эфий.
Незнакомец ловко покрутил в пальцах тросточку и коснулся ею принесенной коробки.
— Я — Лекарь Чумы, — насмешливо ответствовал он измененным голосом.
Эфий понял, что где-то — возможно, в носу-клюве, куда во времена эпидемий настоящие средневековые лекари наталкивали снадобья, чтобы не заразиться страшной хворью, — в одежде гостя встроен метаморфон. Почему бы не замаскироваться до полной неузнаваемости, если техника позволяет эту прихоть и если издревле весь смысл карнавала заключался в сохранении инкогнито?
— Господин Калиостро и Марчелло будут ждать нас у канала Аморе делла Коломбина. Просили
