Надеюсь, вы понимаете, что я не могу отменять все ради безнадежного случая. Пожалуйста, передайте трубку мисс Макджордж.
— Мистер Вейкхем, Гром не безнадежный случай, а для моих детей он лучший друг, — не сдержался Гарт. — Они любят его. Не может быть ничего более важного, чем дети. Я знаю, любую встречу можно отменить. Вы должны приехать.
— Извините, но мне нужно приготовить важную бумагу…
— Вы можете это сделать позднее. Моя собака не может ждать. Вы ее последняя надежда.
— У вашей собаки нет никаких шансов. Пустая трата времени. У меня слишком много других важных дел.
И мистер Вейкхем положил трубку. Гарт долго не мог прийти в себя. Он был в шоке: его деньги и власть не помогли ему.
Гарт растерянно оглядел палату. Синди забралась в кресло возле кушетки, где лежал Гром, и, обняв его за шею, рыдала, спрятав лицо в густой шерсти сенбернара. Девочка поняла, что никто, даже отец, не в состоянии помочь ее любимцу. Адриан был бледен. Гарт понял, что его сын изо всех сил старается не расплакаться. Фэй стояла рядом с дочерью и пыталась успокоить ее, хотя и понимала свое бессилие. Когда она подняла голову и посмотрела на Гарта, он понял, что в эту минуту Фэй ненавидит его. Она все это предугадала, говорила ему об этом, но он не обратил на ее слова должного внимания. Из-за его самоуверенности пострадали дети. Теперь ему никогда не удастся добиться у нее прощения. Он этого и не заслуживает. Сердце Гарта сжалось. Он потерял Фэй.
— Что он сказал? — спросила у Гарта мисс Макджордж.
— Он не приедет, — уныло ответил тот. — Ему важнее назначенные встречи.
— Мистер Вейкхем — наш лучший хирург. И он не может рисковать репутацией. Если операция не удастся, его авторитет может пошатнуться. Вы понимаете? — объяснила мисс Макджордж.
Гарт подошел к Синди и посмотрел ей в глаза.
— Солнышко, — прошептал он.
Она с надеждой взглянула на отца.
— Извини меня, — с трудом сказал Гарт. — Но больше я ничего не могу сделать.
— Можешь, — запротестовала девочка. — Ты должен. Ты не сдашься.
— Этот человек был нашей последней надеждой, дорогая. Он отказался нам помочь.
— Заставь его приехать.
— Не могу, Синди.
— Можешь, если очень этого захочешь.
— Солнышко, поверь, я хочу помочь…
— Нет. Нет, тебе все равно, что Гром умирает. — Она снова зарыдала. — Я думала… ты все сделаешь для него… Я надеялась… Но ты не хочешь…
— Дорогая, поверь мне…
Гарт хотел обнять Синди, но дочь вырвалась из его объятий.
— Нет, ты не хочешь! Тебе все равно! Тебе никто не нужен! Я тебя ненавижу. Ненавижу! — закричала она и бросилась к Фэй.
Гарт замер от неожиданности. В его глазах застыл ужас. Он потерял и дочь.
Теперь все потеряно. Убитый тем, что вся семья отвернулась от него, Гарт бесцельно бродил по больничному саду. Пришел тот день, о котором его предупреждала Фэй. Он рухнул в бездну своих собственных грехов и ошибок. Фэй права: он сам во всем виноват. Думал только о себе и своих желаниях и стремился достичь поставленной цели любыми способами. Кто может любить такого эгоиста, как он? Никто.
Гарт сел на лавку и закрыл лицо руками. Он всегда гордился тем, что умеет держать любую ситуацию под контролем, но сейчас он чувствовал себя совершенно беспомощным.
Внезапно кто-то погладил его по волосам, и он с удивлением поднял голову. Перед ним стояла Синди. Гарт вздрогнул от неожиданности, на секунду ему захотелось вскочить и спрятаться в каком-нибудь темном уголке, но, как ни странно, он не увидел ненависти на заплаканном лице дочери и остался.
— Извини меня, дорогая, — хрипло сказал он. — Я сделал все, что была в моих силах. Поверь мне. Мне кажется, больше я ничего не могу сделать…
— Ты не виноват, лапочка, — ласково ответила Синди, — Я была не права. Я люблю тебя.
Ее безграничная любовь растрогала Гарта. Какое-то время ему не удавалось произнести ни слова.
— Это моя ошибка… — запинаясь, сказал он, когда справился с волнением. — Гром был слишком стар… Я должен был… настоять на своем… купить тебе щеночка…
Синди решительно замахала головой:
— Нет, папочка! Это был бы не Гром.
— Щенок бы рос вместе с тобой…
— Но я люблю Грома, — успокаивала отца Синди. — Он был мой, пусть и не очень долго, но был.
— Всего лишь несколько недель, — пробормотал Гарт.
— Но он жил с нами, — заспорила девочка. — Это главное.
Слезы навернулись Гарту на глаза:
— Я хотел… спасти его для тебя… солнышко… но…
Гарт не сумел закончить фразу, он обнял Синди и прижал ее к себе. Мужчина плакал.
Синди тоже обняла его.
— Все хорошо, папочка, — шептала она. — Правда, все хорошо. Ты плачешь?
Она была поражена.
— Нет! Конечно же, нет, — с трудом вымолвил Гарт. — Папы не плачут.
— Правда? Вот мамы плачут, я знаю.
— Мама плачет? — напрягся Гарт.
— Она все время плакала, когда мы уехали от тебя два года назад. Не понимаю, зачем она уехала, если она так переживала.
— Может быть, ей было бы хуже, если бы она осталась, — медленно ответил Гарт. — А сейчас мама плачет?
— Не знаю. Может быть. Но она старается скрыть это от меня.
Оба замолчали. Гарт чувствовал, что Синди хочет что-то сказать, но не может собраться с силами.
— Папочка… — голос девочки дрожал.
— Да, дорогая?
— Я думаю… мы не должны больше пытаться… спасти Грома.
Гарт внимательно посмотрел на дочь:
— Ты действительно так думаешь?
— Зачем ему так долго страдать. — Слезы градом полились у нее из глаз. — О папочка, понимаешь: я люблю Грома, но, если ты кого-то любишь… ты должен отпустить его… раз ему так будет лучше.
Гарт сжал ее в объятиях. Синди плакала: ей было тяжело расставаться со своим лучшим другом.
— Доченька, ты уверена? — осторожно спросил Гарт.
— Да, — прошептала она.
Гарт был потрясен ее решимостью, ее силой воли. Ему еще нужно поучиться у своей дочери!
Он заметил вдруг Адриана, тихо подошедшего к ним.
— Синди, мы должны спросить у Адриана, что он об этом думает.
— Я все слышал, — проговорил бледный как полотно мальчик. — И считаю, что Синди права.
Гарт освободил одну руку и обнял сына. Стоявшая в сторонке Фэй незаметно наблюдала за ними, не зная, что и делать: то ли плакать из-за неизбежности смерти Грома, то ли радоваться тому, что она вновь видела перед собой мужчину, которого когда-то полюбила.
Через несколько минут Гарт подошел к ней. По выражению его лица она поняла, что он винит во всем только себя одного. Сердце ее облилось кровью от жалости и любви.
